Женщна в клетке, или Так продолжаться не может - Шилова Юлия

— Конечно, заведи. Найдешь ту, которой коттедж не нужен, и будете коротать с ней старость. А то бегаешь на свиданье, как будто тебе двадцать. Найди женщину для жизни, а не для беготни.

…За разговором с Матвеем время прошло быстро. Услышав, что у дома остановилась машина, мы одновременно встали и направились к входной двери.

— Приехал, — умиротворенно произнесла я и посмотрела на выскочившего из машины перепуганного Марата. Он был не один, а с парочкой ребят из охранного агентства.

— Как ты здесь оказалась? — Марат обнял меня за плечи и притянул к себе. — Я так летел, но быстро не получилось.

Сказав эти слова, Марат поцеловал мои волосы и повел в дом.

— Сейчас ты мне все расскажешь.

Как только мы вошли, Марат вновь притянул меня к себе, будто боялся, что если отпустит, то потеряет меня уже навсегда.

— Тома, ты хоть немного по мне скучала?

Я не ответила и виновато посмотрела на проснувшегося Жана, который уже сидел на диване и рассматривал всех, кто вошел в дом. Марат уловил мой взгляд и, прижимая меня к себе посильнее, непонимающе посмотрел в ту же самую сторону, что и я.

— Тома, кто это?

— Это француз.

— Какой еще француз?

— Тот француз, которого я потеряла…

— Ты хочешь сказать, что ты его нашла?

— Как видишь, нашла.

Глава 27

— Марат, его срочно в Париж надо.

— Что значит срочно? — покосился Марат на Жана.

— Чем быстрее, тем лучше.

— Ну Париж, это же не соседняя деревня. Поэтому быстро вряд ли получится.

— Ему сначала до Москвы нужно добраться, а там уже легче.

— Да уж, влип твой француз, ничего не скажешь. А что у него глаза такие осоловелые? Он курнул, что ли, чего?

Да это я его своей ядреной самогонкой напоил, — похвастался дед. — Моя самогонка кого хочешь с того света поднимет и на ноги поставит. Она у меня целебная.

Я посмотрела на деда и тихо сказала:

— Матвей, мы сейчас уедем, а ты сразу звони в милицию. Сделай все так, как мы с тобой договаривались.

— Может, с утра позвоню? Уже ведь ночь. Что тут милиция в потемках шарахаться будет?

— Нет. Звони сейчас.

— Ладно, позвоню. Я сейчас все равно не усну. Как бы мне этого ни хотелось, не усну.

— А что случилось? — Марат никак не мог понять, о чем мы с Матвеем шепчемся.

— Валю убили, — с трудом проговорила я и уткнулась ему в плечо.

— Какую Валю?

— Соседку мою. Она этажом выше живет. Заточкой прямо в сердце. Она сейчас на соседней даче сидит. Я туда зашла и все видела своими глазами.

Не выдержав, я упала Марату на грудь и зарыдала. Пока я плакала, Марат гладил меня по голове и старался успокоить.

— Томочка, все хорошо. Я рядом, значит, все хорошо. Все плохое уже закончилось.

— Хорошая женщина Валентина была. Необыкновенная, — дед достал носовой платок и как-то по детски всхлипнул.

Отзывчивая, добрая, хозяйственная. Обо мне никогда не забывала. На 9 Мая мне путевку в санаторий подарила. Сказала: «Поезжай, дед, полечись хорошенько, а то загнешься тут на своих грядках». Ведь сколько нас ветеранов осталось? По пальцам пересчитать можно. От государства, кроме банки тушенки да вялой гвоздички, все равно ничего не дождешься. Оно обо мне ни черта не заботится, а вот чужой человек взял и позаботился. И я поехал. Пиджак с орденами надел и поехал. Она мне еще денег с собой на дорогу дала. Я отдохнул, как белый человек, подлечился. Вот такой мне подарок Валюша на 9 Мая сделала. Я всю жизнь прожил и понятия не имел, что такие санатории бывают. Да и куда на мою пенсию-то разгуляешься. На хлеб да на воду только хватает. Мы с ней, конечно, не родня и никогда ею не были, но отношения у нас с ней были, как у близких родственников. Все про деда Матвея забыли. Всем на него начихать! — прокричал дед охрипшим голосом. — Всем глубоко наплевать, что дед Матвей всю войну прошел, ранения имеет и всегда на передовой был. Одна Валюша помнила. Она всегда обо мне помнила. Где бы она ни была, куда бы ни уезжала, но на День Победы, на 23 февраля и на мой день рождения она всегда сюда приезжала. Всегда баловала меня, как ребенка. Мне поначалу стыдно было, что женщина меня подарками балует, а она всегда махала рукой и говорила…. Мол, ладно тебе, дед, канючиться. Какой ты мужик? Ты пенсионер. В нашей стране пенсионеры — это люди, которые раньше много работали, во все фонды все отчисляли, верили в светлое будущее, а когда старость пришла и работать уже мочи нет, то оказалось, что тебе никто и ничего не перечислит и надеяться тебе уже не на кого. Ты всю жизнь только на государство работал. Всю жизнь на него положил, а себе к старости и на лекарство заработать не смог. Валюта вечно сядет на этот стул и душу мне изливает. Она старости больше всего боялась. Говорила, что в нашей стране самая убогая и чудовищная старость, что у нас даже понятие такое есть, как «испытание старостью». Мол, государство тебя постоянно испытывает на прочность, насколько же тебя хватит и когда ты уже наконец на тот свет отойдешь и голову морочить не будешь, все равно с тебя проку уже никакого, и государственную казну ты ничем не пополнишь. Если ты работаешь, значит, ты еще человек. А если уже постарел и работать не можешь, то иди к чертовой матери, помирай.

Дед всхлипнул, я не выдержала, подошла к нему поближе и его обняла:

— Матвей, успокойся, пожалуйста.

— Сам не знаю, что на меня нашло. Просто Валя всегда меня понимала и делала все от чистого сердца и светлой души. И зачем она только с этим Владом связалась?! Я же ей тысячу раз говорил, что вид у него жестокий и непонятно, что у него в голове. Но она слушать меня не хотела, пошла НА поводу у этого головореза. Вот и погибла. Такую страшную смерть приняла.

Дед успокоился и поднял глаза на Марата.

— Тома, вот у этого человека доброе сердце. Этот человек способен на мужественные и настоящие поступки. Вот таких для жизни выбирать надо. Женщина должна быть за мужиком, как за каменной стеной. — Через несколько секунд он перевел взгляд на француза и уже так, из вежливости, произнес: — А про этого я тебе особо ничего сказать не могу. Какое у него сердце, непонятно. Французское, вот какое. Может, для Франции оно и пойдет, а для наших девок не знаю… За таким шибко не спрячешься.

Распрощавшись с дедом Матвеем, я слезно пообещала его как-нибудь навестить и помогла Марату довести Жана до машины. Жан оживал на глазах и, отказавшись от помощи Марата, резко скинув с себя его руку, дошел до машины уже уверенным шагом.

— Эй, француз, может, тебе самогонки с собой в Париж дать? — добродушно предложил ему Матвей, когда тот садился в машину, но Жан оценил юмор, улыбнулся и покачал головой:

— Лучше я тебе французского вина из Парижа пришлю!

— Да на кой мне твое вино, — почесал затылок дед. — Я в деревне на самогонке вырос. Меня твое вино все равно не возьмет и ни грамма не вставит. Если только Матрене подарок сделать.

В машине я сидела между Маратом и Жаном. Автомобиль вел один из охранников. За одну руку меня держал Жан, а за другую Марат. Да, забавная ситуация. Ощутив, что Жан слегка поглаживает мою руку, я бросила взгляд на Марата. Он тут же положил мою руку к себе на колени и стал больно ее сжимать.

— Марат, мне больно.

— Прости. Это просто нервы.

— Почему ты нервничаешь?

— Я боялся тебя потерять.

В завершение своих слов Марат поднес мою руку к своим губам и стал жадно ее целовать. Я закрыла глаза и подумала о том, что рядом со мной сидят двое мужчин, с которыми я была близка, а одного из них я люблю. Каждый держит меня за руку, старается посмотреть на меня преданным взглядом и говорить мне слова, которые просто мечтает услышать любая женщина, но оба эти мужчины женаты. У каждого из них есть семья, есть близкие люди, которыми они дорожат. Получается, что эти мужчины, считающие меня своей, совсем не мои. Бред какой-то. Я подумала о жене Жана. Наверное, это интересная, худощавая и ухоженная француженка. Она любит своего мужа, согревает домашний очаг и переживает по поводу случившегося. У них общие интересы, общий ребенок и общая жизнь. Она слишком уверена в Жане, потому что знает, что он никогда не уйдет из семьи, так как очень сильно ею дорожит. Он умеет любить так, чтобы об этом никто не знал и его тайная любовница из Казани не смогла создать проблем и принести боль его обожаемой жене и ребенку. Я всего лишь тайна. Маленькая, далекая тайна, которая умеет дарить праздник и скрашивать серые будни. Тайна, о которой никогда и никому не расскажут и которая никогда не сможет ничего нарушить.

А затем я подумала о жене Марата. Это уставшая женщина на грани нервного срыва. Скорее всего, она сидит на транквилизаторах или злоупотребляет спиртным, потому что жутко страдает от открытых измен своего мужа. В отличие от Жана, Марат совершенно не дорожит спокойной жизнью своей семьи. Об этом говорит и тот факт, что он поселил нас с Лейсан на своей даче и временно позабыл о существовании своей жены, не считая нужным ее предупредить о том, что на даче гости. Я не знаю, можно ли назвать отношения Марата с его женой семьей, но мне кажется, что эти двое уже давно не семья. Они просто создают видимость семейных отношений. На чем основан подобный брак? Не знаю, но уж точно не на любви, не на уважении и не на взаимопонимании. По идее, Марат сейчас должен быть рядом с женой, стараться ее успокоить и уверять в том, что больше подобное не повторится и его жизнь будет принадлежать только одной женщине — это ей. Мужчины всегда ласковы и добры после своих измен. Но он не с ней. Он со мной, потому что ему безразличны ее слезы, ее чувства и ее переживания. Он не из тех мужчин, которые оправдываются. Он из тех мужчин, которые живут так, как им хочется, не считаясь с тем, кто живет с ними рядом. Его позиция проста: не нравится, никто не держит. Его жене не нравится, но она держится уже из последних сил. Считает, что Марат — это тот, кто ей нужен. Она уже давно забыла про гордость и про достоинство. Такие, как она, бегают по бабкам, колдуют, привораживают и НЕ ЖАЛЕЮТ НА ЭТО СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ…