Наташа - Александр Климай

Елена встала и, достав из встроенного шкафа плед, укутала подругу.

— Ну, девушка, — услышала Наташа, — это у тебя нервное… ты так трясешься оттого, что он объяснился в любви. А что же будет, если он замуж предложит выйти? — Лена посмотрела в окно и, вновь увидев пролетающие снежинки, добавила: — Тогда, наверное, ледниковый период наступит!

— Прежде чем это предложить, ему нужно остаться одному — он ведь не турецкий султан, — полушуткой ответила Наташа.

— Откуда ты знаешь? Может быть, в душе он какой-нибудь арабский принц?!

Подруги еще немного поговорили на отвлеченные темы. Наконец, зевая, Елена сказала:

— Поздно уже, утро вечера мудренее. Спокойной ночи.

Через несколько минут она уже тихо посапывала, а Наташа, лежа с открытыми глазами, вспоминала сегодняшний удивительный и почему-то немного грустный день.

ГЛАВА 25

Этим вечером в квартире доктора долго горел свет. В столовой стоял запах подгоревшей яичницы с ветчиной. За столом сидели двое. Один из них — хозяин квартиры — снова потянулся к бутылке «Наполеона».

— Нет, Алеша, больше не буду, — остановил его руку друг. — Мне еще до дома добраться нужно. Если даже и патруль благополучно миную, то есть опасность врезаться в столб или зацепиться за угол дома. Ты уж извини… Я ведь тебя понимаю…

— Ты что же, думаешь сегодня уехать? Ведь ты предупреждал жену. И потом… — Алексей кивнул на две пустые бутылки из-под коньяка, — себя не жалеешь, так хоть машину пожалей.

Сергей мотнул головой и, потянувшись к другу, обнял его, зацепив при этом тарелку, стоявшую на углу стола. Она полетела па пол и со звоном разлетелась вдребезги.

— Вот! — возбужденно проговорил майор. — Смотри, хорошая примета! Потерпи немного, все пройдет, и Галина вернется, и здесь все встанет на свои места, — он похлопал по грудной клетке доктора.

Алексей раздраженно махнул рукой:

— Не веришь… Неужели тебе так трудно понять, что я чувствую?!

Сергей нахмурился:

— Видишь ли… С Галиной у вас все сложно, тут время надо, чтобы разобраться — и тебе, и ей. Ну а миф твой египетский… все эти сказки, что ты себе навоображал от скуки — не воспринимай всерьез. Послушай, пора тебе с небес на землю спуститься… Давай-ка, ложись спать, да и я поеду…

— Не-а… — пошатываясь, Алексей встал, загородив проход.

— Да, пожалуй, ты прав. Одного тебя сейчас нельзя оставлять, наломаешь еще дров… Ладно, я останусь.

— Вот это я п-п-понимаю, — заплетающимся языком произнес доктор, — н-н-настоящий друг…

Проснулся Алексей от собственного протестующего крика — что-то очень грустное и обидное приснилось под утро. Голова кружилась и болела, во всем теле чувствовалась ужасная слабость. Он с трудом открыл глаза. Какой-то дребезжащий звук наполнял комнату. Сосредоточившись, он понял, что звонил телефонный аппарат, почему-то плотно прикрытый подушкой…

Чувство тоски и безразличие, охватившие его, не позволили даже протянуть руку к телефону.

«Сергей, здесь же должен быть Сергей», — наконец-то вспомнил он вчерашний вечер.

Доктор попытался позвать друга, но голосовые связки, совершенно выведенные из строя изрядной дозой спиртного, выпитого вчера, не хотели слушаться хозяина. Вместо слов послышался какой-то нечленораздельный сип, на который вряд ли кто откликнулся бы, даже если бы и находился в квартире. Постанывая, Алексей-таки сел на кровати. Его блуждающий, полу-осмысленный взгляд остановился на графине, стоявшем на прикроватной тумбочке. Неприятная сухость во рту подсказала его очередное действие, и, подчиняясь инстинкту, он взял сосуд и опорожнил его в попытке утолить жажду. Очень скоро появилась неприятная тяжесть в желудке, и шум в голове усилился. Окружающие его предметы поплыли перед глазами, и он снова рухнул на постель.

В очередной раз доктор очнулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Алексей приоткрыл веки — перед ним стоял Сергей.

— Что, уже утро? — с трудом прохрипел потерпевший.

— Утро, утро… — полдень давно на дворе!

— Как полдень?! А работа? — пытаясь подняться с постели, произнес Алексей.

— Ладно, лежи уж, работник, сегодня выходной.

Доктор закрыл глаза и долго соображал, нахмурив лоб: «Тридцатое апреля… а сегодня — первое число — суббота», — наконец дошло до него.

— А ты, значит, раньше меня проснулся, — вслух продолжил он.

— Некоторые полицейские более стойки к алкоголю, чем отдельные доктора, — посмеиваясь, произнес Сергей, — я уже и дома побывал, и кое-что успел сделать. Тебе не раз звонил, да телефон твой не отвечает — ты его отключил, что ли?

— А-а-а, это ты был… Я-то думал, кому я такой нужен…

— Такой? — майор критически оглядел друга — Такой — пожалуй, никому. Ты на себя-то посмотри — раскис совсем.

Хозяин квартиры некоторое время молчал, собираясь с мыслями и пытаясь понять, что от него хотят, потом проговорил:

— Помоги-ка мне встать.

Сергей подхватил друга и поставил на ноги. От резкой перемены положения у того закружилась голова, и он упал бы, если бы не своевременная поддержка стоявшего.

— Да, — услышал доктор, — ты совсем плох. Хорошо, что я не дозвонился и приехал сам… Есть-то хочешь?

При одном упоминании о пище Алексея передернуло, и он скривил губы.

— Ясно… Тогда лежи, а я тебя развлекать буду… в благодарность за твои вчерашние… откровения. Алеша, ты слышишь меня?

Увидев, что тот кивает, майор продолжал:

— Тогда открой глаза… Я все утро хожу под впечатлением твоего рассказа об Египте…

— Не напоминай, мне и без того плохо! Надо же было так нализаться!

— Подожди, сейчас чаю покрепче заварю.

Доктор отрицательно замотал головой, а по телу его прошла судорожная волна.

— Что с тобой? — слегка напугался Сергей. — Учти, ведь это ты у нас доктор, а я — обыкновенный полицейский. Если уж так плохо, может быть, лучше «Скорую» вызвать?

Алексей снова покачал головой, пробормотав по-латыни:

— Медикус курат сум.

— Эй-эй, ты что, заговариваться стал?!

Майор энергично похлопал друга по щекам и уже протянул руку к телефонной трубке, когда услышал ровный голос Алексея:

— Успокойся, со мной все в порядке… у нас говорят: «Врач, исцелись сам». Это вторая заповедь медицины. Все, что мне сейчас нужно, — это твое понимание и участие.

Часа через два Алексей почувствовал себя лучше и даже, сморщившись, выпил несколько глотков наваристого бульона, привезенного предусмотрительным полицейским. Пища подействовала благотворно на его организм, который героически боролся с интоксикацией, вызванной неумеренной дозой алкоголя. Только выражение тоски и грусти, казалось, прочно обосновались на его лице.