Последний меч Силы - Дэвид Геммел

– Твой меч, – сказал Гвалчмай, едва Галеад выпрямился. Он вынул его из ножен и протянул кантию рукоятью вперед. После чего Прасамаккус быстро и умело обыскал его – не спрятал ли он оружие.

– Теперь ты можешь увидеть короля, – сказал Прасамаккус.

Они направились в залу, и Галеад молча стоял, глядя на два неподвижных тела, лежащих рядом на круглом столе.

Поблизости сидели три женщины, склонив головы в молитве. Галеад обернулся к Прасамаккусу.

– И мы ничего не можем сделать?

Бригант покачал головой. Дверь в глубине отворилась, и вошла Лейта. Прасамаккус и Гвалчмай поклонились ей, а она остановилась перед Галеад ом.

– Еще один странник! – сказала она. – И чего же желаешь ты?

– Ты правительница Острова?

– Я Моргана.

Он передал ей слова Пендаррика и увидел, как она улыбнулась.

– Что же, – сказала она, – это просто. Однажды он велел мне поднять мою руку высоко в воздух и схватить то, чего я коснусь.

Она подняла тонкую руку, сжала кулак, опустила его и поднесла к лицу Галеада. Ее пальцы раскрылись.

– Вот! Ничего. Других поручений у тебя нет?

– Нет, госпожа.

– Ну так возвращайся к твоей маленькой войне, – отрезала она.

Он смотрел, как она уходит, и заметил, что она даже не посмотрела на тела на столе.

– Не понимаю, – сказал он.

К нему подошел Прасамаккус.

– Четверть века назад, в мире, другом, чем этот, она, стоя на вершине холма, подняла руку. Ее пальцы словно исчезли, а когда она опустила руку, то держала в ней Меч Силы. С его помощью она вывела из Пустоты Утера и Девятый легион и помогла низвергнуть Царицу-Ведьму. И Утер отвоевал королевство своего отца.

– Так значит, она королева?

– Да.

– Пендаррик словно бы ошибся. А кто этот молодой воин рядом с королем?

– Его сын Кормак. Ты молиться умеешь?

– Начинаю учиться.

– Тут самое подходящее место для этого, – сказал бригант, склоняя голову.

Лекки проснулась в хижине. Было темно, ветер шелестел и посвистывал в кровле у нее над головой.

– Фадер? – Сердечко у нее екнуло от страха. Она вспомнила, как ела похлебку, которую ей налил воин… а что было потом? Она сбросила одеяло и выбежала наружу. Но кругом никого не было видно. Она была совсем одна. – Фадер? – позвала она еще раз, и голос у нее задрожал. Из глаз покатились слезы, и она кинулась бежать. Вдруг из мрака перед ней появилась белая фигура, будто дух ночи.

Лекки вскрикнула и попятилась. Но тут перед ней на колени опустилась женщина.

– Не бойся, – сказала она по-сакски, не правильно выговаривая слова, но голос у нее был ласковый. – С тобой тут не случится ничего плохого. Кто ты?

– Меня зовут Лекки. Где мой отец?

– Сначала войдем-ка внутрь, чтобы ты не мерзла. – Она протянула руку, и Лекки уцепилась за нее, позволив увести себя в другую хижину, где в железной жаровне весело пылал огонь. – Хочешь молока?

Лекки кивнула, и женщина налила молоко в глиняный кубок.

– Ну а кто твой отец?

Лекки описала его самыми восторженными словами, какие знала.

– Он сейчас со своими друзьями и скоро придет к тебе. Но почему такая маленькая девочка, как ты, ездит с воином? Где твоя мать?

Лекки отвернулась. Губы у нее крепко сжались, глаза наполнились слезами. Моргана наклонилась и взяла ее за руку.

– Что случилось?

Девочка сглотнула и помотала головой.

Моргана закрыла глаза и погладила девочку по белокурым волосам. Черпая силу из Таинств, она слилась с ребенком, увидела озверелых воинов в крылатых шлемах, резню и ужас. И еще она увидела Галеада.

Она притянула девочку к себе, обняла, поцеловала в лоб.

– Все будет хорошо. Тут тебя никто не тронет, а твой отец скоро придет.

– Мы всегда будем вместе, – сказала Лекки, повеселев. – А когда я вырасту, я на нем женюсь.

Моргана улыбнулась.

– Маленькие девочки не женятся на своих отцах.

– Почему?

– Потому что… к тому времени, когда ты вырастешь, он будет совсем старым, а ты выберешь молодого…

– А мне будет все равно, старый он или нет.

– Да, – прошептала Моргана, – вот и мне было все равно.

– А у тебя есть муж?

– Нет… да. Но я была совсем как ты, Лекки. Жила в деревне, и на нее… напали. Меня тоже спас могучий воин, и растил меня, и учил многому… многому… И… – Голос у нее прервался, глаза застлало слезами.

– Не надо быть печальной, госпожа.

Моргана вынудила себя улыбнуться.

– Надо тебя уложить, не то твой отец вернется в вашу хижину и испугается.

– А ты на нем женилась?

– Почти. Совсем как ты, я любила его по-детски.

Но только я так и не выросла, а он не состарился. А теперь я отведу тебя в вашу хижину.

– И посидишь со мной?

– Ну конечно! – Рука об руку они вернулись в первую хижину. Угли в жаровне подернулись пеплом, и Моргана подложила в нее топлива, а потом вытряхнула золу из поддона, чтобы открыть доступ воздуху. Лекки уютно свернулась под одеялом.

– Ты знаешь разные истории?

– Все мои истории – правда, – сказала Моргана, садясь возле нее, – и это значит, что все они грустные.

Но когда я была девочкой, то нашла в лесу олененка. Он сломал ногу. Мой… отец хотел убить его, но заметил, как я огорчилась, а потому вправил кость и наложил лубки.

А потом отнес к нам домой. Я каждый день кормила олененка, а потом мы сняли лубки и смотрели, как он ходит. И он очень долго жил рядом с нашей хижиной, пока не вырос в красавца оленя. А когда ушел в горы, я думаю, стал там князем над всеми оленями. И с того времени он всегда называл меня Гьен Авур, Лесная Лань.

– Где он теперь?

– Он… ушел очень далеко.

– Но он вернется?

– Нет, Лекки. А теперь спи. Я посижу тут, пока не придет твой отец.

Моргана тихо сидела у жаровни, обхватив колени, и в памяти у нее вставали картины ее юности. Она любила Кулейна именно так, как Лекки полюбила Галеада, – безыскусной всепоглощающей страстью девочки, за которой приехал ее рыцарь. И теперь она поняла, что не вся вина лежала на Кулейне. Он пожертвовал многими годами, чтобы вырастить ее, и всегда поступал благородно. Но она, едва он приехал в Камулодунум, пустила в ход всевозможные ухищрения, чтобы разбить броню его одиночества. Это она толкнула его предать друга. Однако Кулейн ни разу не упрекнул ее и принял всю вину на себя.

Что он сказал в тот день на Торе? «Крохотный лоскуток вины» у ее ног. Что же, она поднесла лоскуток к лицу и спрятала в сердце.

– Я так жалею, Кулейн, – прошептала она, – так жалею!

Но он мертв и не слышит ее.

Из ее глаз хлынули слезы, смывая горечь долгих лет.

Горойен вошла в тронный зал, сверкая серебряными доспехами. К ее поясу были пристегнуты два коротких меча. Кормак, Мэдлин и британские римляне все встали.

– Я помогу тебе, Кормак, – сказала она. – Вскоре к тебе придет Гильгамеш и скажет, что войско Царицы-Ведьмы готово выступить.

Кормак низко поклонился ей:

– Благодарю тебя, госпожа.

Ничего более не сказав, царица покинула залу, не обернувшись.

– Как ты ее убедил? – спросил Мэдлин.

Кормак пропустил его вопрос мимо ушей.

– Как мы можем быть уверены, что Вотана не будет в Башне? Ты сказал, что воины, ее охраняющие, называются верными. Но как они могут быть верны тому, кого никогда не видят?

– Очень тонко замечено, принц.

– Оставь пустую лесть, – оборвал его Кормак. – Ответь на вопрос.

– Уверены мы быть не можем, но нам известно, что теперь он обитает в мире плоти и очень там занят. Мы все здесь видели оба мира. В каком ты пожелал бы жить, Кормак?

– Я намерен быть с Горойен честным, – сказал Кормак, вновь словно не услышав его вопроса. – А для этого мне надо знать, что ты задумал. Ты был удивительно мне полезен, Мэдлин. Оказался рядом, когда я попал в этот проклятый край… словно поджидал меня.

И эта глупая штука с монетой – ты же знал, что я не мертв.

– Да, – сознался Мэдлин, – ты прав, но я был обязан верностью Утеру, и мой долг – вернуть его в мир живых.

– Не правда. Тут совсем другое, – сказал принц.

Теперь Викторин и остальные британцы слушали их очень внимательно, и Мэдлин все больше нервничал. – Ты желаешь одного, чернокнижник, – вновь обрести свое тело. А это тебе удастся только, если мы завладеем душой Вотана.

– Конечно, я хочу вновь обрести плоть. И кто бы этого не хотел? Разве это превращает меня в предателя?

– Нет. Но если Утер освободится и вернется в мир, он попытается убить Вотана. И ты будешь обречен навеки остаться здесь. Ведь так?

– Ты воздвигаешь дом из соломы?

– Ты так думаешь? Ты не хотел, чтобы мы шли к Горойен. Ты возражал против нападения на Башню.

– Ради спасения ваших душ!

– Не знаю, не знаю.

Мэдлин встал, его почти белесые глаза скользнули по тем, кто его окружал.

– Я помогал твоим кровным родичам, Кормак, более двухсот лет. Твои намеки постыдны. По-твоему, я слуга Вотана? Когда над Утером нависла опасность, я сумел ненадолго выбраться отсюда и предостеречь его. Вот почему он все еще жив – он успел спрятать Меч Силы.