Истинная для волка - Анна Соломахина

Бартагай с удовольствием взял инициативу на себя: надел свою шапку с перьями (не из цельного орла, но выглядело тоже солидно), достал бубен и принялся скакать и гортанно петь на непонятном языке. Даже Рената с её универсальностью ничего не поняла. Возможно, он пел чушь…

Чем дольше шаман в синем халате совершал хаотичные телодвижения и не менее хаотичные песнопения, тем больше попаданка убеждалась, что тот халтурит. Странно, что Зурукман стоит с умным видом и помалкивает. Сговорились, что ли? Ну, правда, даже со своим дилетантским подходом и минимальным опытом Рената чувствовала, что от его действий не идёт никакой силы. Ни вибраций, ни мурашек, ничего. Она не ощущала ничего. С таким же успехом она могла спеть «Ой, мороз, мороз» и выдать это за колдовское заклинание. Ну а что, особенно если сосредоточиться и исполнить песню на родном языке, который здесь не знает никто…

— Нет его здесь, — спустя полчаса физических упражнения, Бартагай остановился и вынес вердикт. — Она могла всё напутать и направить воздушный путь не совсем точно.

— А вы разве смогли бы? — Рената ехидно приподняла бровь. — У вас что, есть какая-то настройка на поиск Айтбая?

— Нет, но раз уж ты взялась за дело, то надо выполнять его качественно, — грозно рыкнул шаман.

Зурукман в сторонке отмалчивался. Странно всё это…

— Хорошо, я доведу! — попаданка решила идти ва-банк.

В конце концов, хуже, чем то, что она сейчас увидела, точно не будет. Она хотя бы поёт приятнее, авось, приманит блудного пернатого. У неё как раз вспомнилась одна песня, которую мама очень любила и слушала довольно часто, пусть та и была не первой свежести. Тут хочешь — не хочешь, а запомнишь, в отличие от собственного пророчества, которое она, хоть убей, не могла воспроизвести. Ладно бы слова, их ей напомнили, но мелодия начисто стёрлась из головы. Хорошо, хоть вариант имелся!

Когда то помню в детстве я мне пела матушка моя

О том, что есть счастливый край в котором жизнь не жизнь, а рай…[1]

В отличие от глуховатой манеры исполнения певца, отчего он ей казался особенно мужественным, она пело открыто и звонко, а на припеве и вовсе простёрла руки к небесам и заголосила от всей своей неуёмной душеньки:

Не улетай, не улетай, еще немного покружи,

И в свой чудесный дивный край ты мне дорогу покажи.

То ли из её уст теперь всё срабатывало как заклинание, то ли ветер пошуршал и пригнал неугомонную птицу к месту встречи — она точно не знала, ибо ничего особенного не ощущала, просто голова кружилась то ли от горного воздуха, то ли от собственной дури.

— Летит! — вскрикнула Алтынай, подпрыгивая от восторга.

Она и не думала, что сработает!

Все тут же посторонились, оставляя в одиночестве Алтынай и Ренату. Последняя сделала аккуратный шаг назад, второй, наступила на что-то, запнулась, упала, вот незадача! Оказалось, она напоролась на один из силков, которые поставили ушлые басурмане для орла.

— Дебилы, — ворчала Рената. — Он же не птица, сообразит, что не надо сюда соваться.

Пока одна выколупывалась из хитроумной системы палок и сети, орёл стремительным движением приземлился около Алтынай, покрутил головой, разглядывая деву то одним глазом, то вторым, встряхнулся, распахнул крылья и… обернулся человеком.

«Наконец-то!» — облегчённо выдохнули все.

Рената с интересом разглядывала таинственного шамана, чуть было не женившегося на орлице, в чьё тело её неугомонный дух совсем недавно вселился. Хвала небесам, лишь на несколько минут! И было в этом шамане столько величия, внутренней силы, гордости и в то же время истинного благородства, что Батыр-хан со своим чванливой заносчивостью выглядел на его фоне очень бледно.

Благородная линия лба, высокие скулы, узкие пронзительные глаза, в которых светился ум и нечто, не поддающееся расшифровке. Тонкие губы, сжатые в линию, волевой подбородок, гордый постав головы. Статная фигура, слегка ммм… голая.

Но на это никто, кажется, не обращал внимания. По крайней мере, он и Алтынай. Она завороженно смотрела ему в глаза и… плакала. Не навзрыд, ибо это помешало бы любоваться на такое родное, такое любимое лицо, просто слёзы сами катились по щекам и даже носу, ибо тот был коротким и слегка курносым.

— Алтынай, — прочистив горло, Айтбай хрипло, вспоминая каково это — говорить, вымолвил её имя.

То самое, которое не давало спать по ночам, спокойно жить днём и соблюдать правила строгой иерархии общества.

— Айтбай, — не менее хрипло от переполнявших её чувств ответила девушка.

И столько любви, нежности и тоски прозвучало, что больше не понадобилось никаких слов, дабы понять, что он любим ею до сих пор, несмотря на замужество и двоих детей.

Шаг, второй, и вот он обхватывает её своими сильными руками, укутывает в объятья и целует, целует, как в последний раз. Словно завтра потоп, ураган, метеорит или что-то в этом роде.

Ренату затрясло от сопереживания. Она всеми фибрами ощущала жажду, тоску, искренность, а ещё решимость. После того, что он пережил, после возвращения в нормальность, шаман не отступит. Он будет бороться за своё счастье до победного! И пусть весь мир вздрогнет, если что-то пойдёт не так!

А он мог при желании это устроить. Допустим, не на весь мир, но степи точно бы изрядно досталось…

[1] Песня Александра Маршала «Орёл».

Глава одиннадцатая, в которой Рената поёт второе предсказание

Когда первые эмоции схлынули, Айтбаю поднесли одежду. С поклоном подали и на полусогнутых вернулись обратно в общий строй. И только после этого шаман заметил, что стоит голыми ступнями на снегу. Хмыкнул, дёрнув уголком рта, быстро оделся и обулся, а после вновь взглянул на свою ненаглядную. Нахмурился.

— Кто это сделал? — в его голосе буквально звенела сталь.

Он еле сдерживал ярость, что проскакивала в его слегка безумном взгляде.

— Муж, — коротко ответила Алтынай и горестно всхлипнула. — Разозлился, когда узнал, что у нас была любовь.