Пророчество Тиеобы - Мишель Демаркэ

— Если ты не сожмёшь свой литиолак, Мишель, дело кончится тем, что ты искупаешься, а если мы не поторопимся, ночь нагонит нас. Для тебя это может быть немного неудобным, не так ли?

В самом деле, погрузившись в свои мысли, я снизился и почти касался волн. Я крепко сжал свой литиолак и стрелой взмыл вверх, присоединившись к Тао и остальным, которые были высоко в небе.

Солнце уже стояло довольно низко, и небо было абсолютно чистым. Океан приобрёл оранжевый цвет, что было поразительно. Я никогда бы не представил себе, что вода может приобрести такой оттенок. Задав телепатически вопрос об этом, я получил объяснение, что иногда в это время дня огромные пятна планктона оранжевого цвета поднимаются к поверхности воды. Оказалось, эти воды содержали огромное количество планктона. Что за зрелище это было: небо было сине-зелёным, море ― оранжевым, и всё было окутано золотистым светом, который, на этой планете, казалось, исходил ниоткуда и отовсюду.

Весьма неожиданно мои компаньоны набрали высоту, и я последовал за ними. Мы находились на высоте около тысячи метров над морем и разогнались в направлении, откуда пришли, я полагаю, в северном, примерно до 300 километров в час.

Посмотрев в сторону заходящего солнца, я мог разглядеть широкую чёрную полосу на поверхности воды. Спрашивать о ней мне не понадобилось ― ответ пришёл быстро.

— Это Нуроака, один из континентов. Он такой же большой, как вся Азия.

— Мы собираемся его посетить? – спросил я.

Тао не ответила, что меня весьма удивило. Это было впервые, когда она проигнорировала мой вопрос. Я подумал, что, может, сила моей телепатии была недостаточной, и задал вопрос снова, по-французски, повысив при этом голос.

— Посмотри вон туда, ― сказала она.

Повернув голову, я увидел настоящее облако птиц всех цветов, летящих нам наперерез. Опасаясь столкновения с ними, я снизился на несколько сот метров. Они пронеслись мимо меня с неимоверной скоростью, но двигались ли они так быстро или мы? Я подумал, что, наверное, наша комбинированная скорость заставила их исчезнуть так быстро, но тут кое-что меня весьма удивило.

Посмотрев вверх над собой, я увидел, что Тао и остальные не изменили своей

Высоты. Но как же тогда они не столкнулись с этим крылатым эскадроном? Взглянув на Тао, я понял, что она следила за моими мыслями, и мне пришло на ум, что птицы появились в весьма подходящее время ― как раз тогда, когда я поставил свой вопрос.

Привыкнув к Тао, я знал, что у неё были свои причины “игнорировать” меня, и оставил эту тему. Вместо этого я решил воспользоваться этой возможностью полетать без крыльев и дал себе волю опьянеть от цветов вокруг меня, которые постепенно менялись по мере того, как солнце опускалось к горизонту.

Пастельные тени, размазанные по небу, были величественными, моим пером совсем не описуемыми. Я думал, что уже был свидетелем всех возможных на этой планете симфоний цвета, но всё же я ошибался. С нашей высоты, цвета неба, иногда контрастировавшие с цветами океана, а иногда идеально их дополнявшие, создавали зрелищный эффект. Как невероятно было, что Природа могла координировать такой диапазон цветов, всегда меняющихся, всегда прекрасных… Я опять почувствовал начало “опьянения”, которое ранее вызвало у меня обморок, и получил приказ, краткий и чёткий:

— Немедленно закрой глаза, Мишель.

Я повиновался, и ощущение опьянения рассеялось. Однако, нелегко пилотировать литиолак и оставаться в строю с закрытыми глазами, особенно когда ты новичок в этой области. Я неизбежно выбивался влево и вправо, вверх и вниз.

Мне был дан ещё один приказ, на этот раз не столь настоятельный:

— Следи за спиной Латионуси, Мишель. Не своди с него глаз и наблюдай за его крыльями.

Я открыл глаза и увидел Латионуси перед собой. Странно, но меня совсем не удивило, что у него проросли чёрные крылья, и я сосредоточил на них всё своё внимание. Через некоторое время ко мне приблизилась Тао и сказала по-французски:

— Мы почти у цели, Мишель. Следуй за нами.

Мне показалось столь же естественным, что Латионуси теперь утратил крылья. Я последовал за группой вниз к океану, где мы смогли разглядеть, как драгоценный камень на цветной скатерти, остров, где находился мой доко. Мы быстро приблизились среди фантастического пожара красок, когда солнце нырнуло в волны. Мне надо было поторопиться к своему доко. “Опьянение”, вызванное красотой цветов, грозило снова овладеть мною, и я был вынужден частично прикрыть глаза. Теперь мы летели на уровне моря и вскоре пересекли пляж и нырнули в листву, окружавшую наш доко. Мое приземление, однако, было неудачным, и я очутился внутри доко сидящим верхом на спинке сиденья.

Тотчас Латоли была рядом со мной. Она вдавила кнопку моего литиолака, спрашивая,

Всё ли со мной в порядке.

— Да, но те цвета! ― произнес я, запинаясь.

Никто не смеялся над моим малым несчастным случаем, и все казались немного печальными. Для них это было столь необычно, что я весьма смутился. Мы все уселись и взяли себе гидромеля и блюда из красной и зелёной пищи.

Я не чувствовал сильного голода. Я снял свою маску и вновь начинал всё больше ощущать себя самим собой. Ночь опустилась быстро, как это происходит на Тиеобе, и мы сидели в темноте. Я помнится, как удивлялся тому факту, что в то время как я едва их различал, они видели меня так же легко, как и при свете дня.

Никто не говорил. Мы сидели молча. Посмотрев вверх, я видел, как одна за другой, красочно сияя, появлялись звезды, будто в небе “застыл” фейерверк. На Тиеобе, из-за того, что у них слои газов в атмосфере отличаются от наших, звезды кажутся окрашенными а также намного крупнее, чем выглядят у нас на Земле.

Внезапно я нарушил молчание, совершенно естественно спросив:

— Где Земля?

Как будто вся группа только и ждала этого вопроса, они встали все вместе. Латоли взяла меня на руки, как ребёнка, и мы вышли наружу. Другие шли впереди, и следовали за ними по широкой дороге, которая вела на пляж. Там, на влажном прибрежном песке, Латоли ссадила меня.

С каждой минутой небосвод освещался всё большим и большим количеством звёзд,

Как будто гигантская рука зажигала канделябр.

Тао приблизилась ко мне и почти прошептала голосом печальным и каким-то не своим, и который я едва узнал как её собственный:

— Видишь те четыре звезды, прямо над горизонтом, Мишель? Они образуют почти квадрат. Та, которая справа вверху, зелёная и ярче остальных.

— Да, я думаю, это она, да, образует квадрат, зелёная, да.

— Теперь иди вправо от квадрата и немного вверх. Ты увидишь две красные звезды совсем рядом друг с другом.

— Да.

— Смотри на ту, что справа и иди самую малость выше. Видишь крошечную белую звёздочку? Она едва видна.

— Думаю… да.

— А слева от неё и чуть выше ― крошечная жёлтая.

— Да, верно.

— Малюсенькая белая ― это солнце, которое освещает планету Земля.

— Ну а где же Земля?

— Отсюда не видна, Мишель. Мы слишком далеко.

Я продолжал пристально смотреть на эту крошечную звёздочку, которая казалась столь незначительной на небе, заполненном большими цветными драгоценными камнями. Однако, эта малюсенькая звезда в этот самый момент, возможно, согревает мою семью и мой дом, заставляет прорастать и расти растения …

“Моя семья” ― эти слова казались такими странными. “Австралия” ― с этой перспективы мне было трудно представить, что она была крупнейшим островом на моей планете, особенно, когда даже Землю не видно невооруженным глазом. Однако, мне сказали, что мы принадлежим к той же самой галактике, а Вселенная содержит тысячи галактик.

Чем же были мы, жалкие человеческие тела? Едва ли намного больше, чем атом.

Глава 13

Возвращение “домой”

Листы оцинкованного кровельного железа на крыше поскрипывают под жгучими лучами солнца, и даже на веранде жара почти невыносимая. Я наблюдаю за очаровательной игрой света и тени в саду и слушаю пение птиц, гоняющихся друг за другом по бледно– голубому небу, и мне грустно.

Я только что поставил последнюю точку в конце двенадцатой главы этой книги, которую меня попросили написать. Эта задача не всегда была лёгкой. Зачастую от меня ускользали детали, и я тратил часы, пытаясь вспомнить определённые вещи, которые говорила Тао, и в особенности те, которые она хотела, чтобы я записал. Тогда, в моменты, когда это меня абсолютно доводило до белого каления, всё возвращалось ко мне ― каждая деталь, как будто какой-то голос у меня над моим плечом диктовал слова, и я писал так много, что сводило руку. Периодами примерно по три часа, иногда больше, иногда меньше, образы толпились у меня в голове.

Во время написания книги, когда слова теснили друг друга у меня в голове, часто мне хотелось бы владеть стенографией ― и вот сейчас опять это странное ощущение вернулось.