Богатые — такие разные. Том 2 - Сьюзан Ховач

Мобилизовав всю дипломатичность, на которую был способен, я написал Кэролайн о том, что, разумеется, приеду в Нью-Йорк, но что до середины сентября по деловым причинам никак не могу покинуть Лондон. Я добавил, что принять это трудное решение мне помогло письмо врача о том, что дело идет к ее полному выздоровлению. Потом я написал Люку и попросил его отправить ей вторую половину цветочной лавки.

Дайана с облегчением узнала о том, что я решил пока воздержаться от поездки к постели больной, но хотела, чтобы я вообще отказался от поездки в Америку для встречи с Кэролайн. Не забывая о ее опыте с Полом, я понимал ее чувства, но не мог допустить, чтобы ее позиция меня поколебала.

— Я должен подумать о Скотте и Тони, — сказал я ей, — и объяснить им положение вещей. Прости меня, Дайана, но ты не должна мешать мне выполнить свои обязанности по отношению к семье.

Она тут же сказала, что понимает меня, но я видел, как с приближением моего отъезда росло ее напряжение. Кульминация настала в начале сентября, когда доктор сказал ей, что у нее малокровие, и уложил ее на неделю в постель. Она бросилась на подушки в своем великолепном парижском пеньюаре, очень бледная, с печальным лицом, и прекрасная, как женщина из какого-нибудь рыцарского романа, которой осталось недолго жить.

Я сдался при третьем посещении приболевшей Дайаны.

— Черт возьми, Дайана, — с тревогой воскликнул я, — я не могу оставить тебя в таком состоянии!

И отложил поездку в Нью-Йорк до ноября. К тому времени я окончательно понял, что Дайане я нужен больше, чем Кэролайн. Люк писал мне, что Кэролайн чувствует себя гораздо лучше, даже опять приглашает друзей, чтобы поиграть в бридж. У Дайаны же был такой вид, словно у нее с минуты на минуту должен был случиться выкидыш.

Я пытался решить, что для меня важнее, и пришел к выводу, что обязан в любом случае оставаться с Дайаной, пока не родится ребенок. Я мог бы позднее усыновить его, чтобы он считался законным, и даже усыновить Элана. А когда не будет препятствий для брака, все встанет на свое место.

— Ты говорила Элану о ребенке? — спросил я Дайану.

— Нет, я ожидаю подходящего момента, — отвечала она.

Но поскольку мне казалось, что подходящего момента никогда не будет, я опередил ее и рассказал ему обо всем сам.

— А вы не перестанете играть со мной после этого?

Я сказал ему, что не перестану.

— А когда вы с мамой поженитесь, мы станем семьей?

— Можешь в этом не сомневаться. Он ненадолго задумался.

— Пожалуйста, скажите маме, чтобы она не рожала ребенка, пока вы не женитесь на ней, — попросил он меня. — Чтобы была настоящая семья, вы должны сначала пожениться. Мама наденет белое платье. Объясните ей все сами.

— Ладно. Нет проблемы, — ответил я мальчику и понял, что должен как можно скорее отправиться в Нью-Йорк для переговоров о разводе.

Я все еще не решался снова заговорить с Дайаной о поездке, когда за три тысячи миль от нас биржа на Уолл-стрит заколебалась.

Это началось в марте. Возникла паника, за которой последовала обвальная продажа, но все скоро успокоились, и это понижение было объяснено как простая «техническая корректировка». К сентябрю рынок не только восстановился, но и побил все рекорды, и все посмеивались над такими банкирами, как Пол Варбург и мой собственный партнер Мартин Куксон, продолжавшими предсказывать близкую катастрофу. Я придерживался промежуточной позиции. Я не ожидал грандиозного краха, но думал, что какой-то спад неизбежен. Операции с облигациями серьезно лихорадило уже больше года, так как инвесторы все чаще предпочитали акции, а, значит, публику больше интересовало приобретение капитала, нежели обеспечение безопасности и доход. Это была плохая тенденция не только для инвестиционных банкиров, но и для всех тех, кто надеялся на стабильный рынок.

Однако моя тревога в отношении финансовой ситуации несколько улеглась, когда я прочитал отчет Ассоциации инвестиционных банкиров, годичная конференция которой состоялась в Квебеке. Вывод отчета гласил, что рынок ценных бумаг будет продолжать процветать, и стоимость акций вновь поднимется до новых высот. Лихорадка на рынке, начавшаяся в конце сентября, сменилась расцветом, и Восемнадцатая конференция АИБ, как и следовало ожидать, закрылась на бодрой оптимистической ноте.

Это было восемнадцатого октября 1929 года.

А уже на следующий день на рынке начался спад. Спекулятивные эмиссии мгновенно обесценивались, и, хотя я телеграфировал Люку, чтобы он принял меры для защиты фирмы «Ван Зэйл Партисипейшнз», ответ получил только после уик-энда, так как он со своим семейством уезжал из города навестить каких-то друзей.

В понедельник, двадцать первого, на рынке случился новый обвал. Мой брокер спрашивал меня в телеграмме, не желаю ли я продать что-нибудь из моего обширного портфеля ценных бумаг, и я в тот же вечер позвонил в Нью-Йорк Льюису.

Трансатлантическая телефонная связь работала безобразно. Почти непрерывно шел какой-то треск, даже если линия была не занята. Я едва слышал собеседника, и разговоры приходилось ограничивать до самых неотложных. Но в этот вечер я попал в удачный момент, и каким-то чудом слышал старого Льюиса достаточно хорошо, чтобы живо представить себе величественный абрис его голливудского профиля.

— Не волнуйтесь, Стив! Никаких поводов для беспокойства… Да, биржа пережила один из самых трудных дней своей истории, и рынок, несомненно, получил еще одну серьезную встряску, но это по-прежнему лишь техническая корректировка курсов.

В ту ночь я почти не спал, а утром снова заказал разговор с Уиллоу. Прождав соединения несколько часов, я, в конце концов, послал телеграмму. Ответная депеша гласила, что все прекрасно и рынок выправился. В тот день из Европы возвратился Чарлз Митчел из «Нейшнл Сити Бэнк» и назвал ситуацию «в основном здоровой». Свое слово сказал один из богов Уолл-стрит. Теперь было уже официально признано, что паника улеглась.

На следующий день своих владельцев сменили шесть миллионов акций, но, когда я услышал, что из них два с половиной миллиона перешли в другие руки в последний час перед закрытием, я понял, что неизбежно надвигается какое-то кошмарное событие.

Я телеграфировал брокеру, чтобы он продавал все, что сможет.

Телеграфировал и Люку, чтобы он отделался от всех спекулятивных акций, имевшихся в портфеле «Ван Зэйл Партисипейшнз».

В телеграмме к своим партнерам я потребовал обратной телеграммой сообщить мне прогноз.

«БОЛЬШЕ ЧЕМ ПРОСТАЯ ТЕХНИЧЕСКАЯ КОРРЕКТИРОВКА, — отвечал Льюис, — НО ПРОГНОЗ ОТ ЧЕТВЕРГА НОВАЯ СТАБИЛИЗАЦИЯ РЫНКА ВО ВТОРНИК ТЧК ВОЗВРАЩЕНИЕ НОРМАЛЬНОМУ СОСТОЯНИЮ ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ К КОНЦУ МЕСЯЦА».