Новый Мир ( № 12 2007) - Новый Мир Новый Мир

Вон там, слева от торжественных похорон, стоят незримые Иваныч и Васильна. За ними на почтительном расстоянии в новеньких мундирах и при орденах верные друзья — полковник Глотов и капитан Латкин. Щеки их мокры от слез. Иваныч не плачет, только, глядя в сторону, опустил голову. Васильна, прищурясь, все глядит на Маринку, а той, похоже, отказали ноги. И вот уж спасительное кресло доставлено, и она на него, как королева на трон, опустилась. Вдруг женщины из толпы потянулись к потрясенной Марине целовать ей руки. Они не Маринкины руки лобызали, а руки графини де Кьяпп. Дочь простолюдинов стала ее сиятельством, побродив по неисповедимым марьяжным путям, не очень-то для нее счастливым. Трудно жилось ее сиятельству: и бедствовала, и много работала, и детей хоронила… Да что там говорить!

И вот мы смотрим на нее и знаем то, что графине пока знать не дано. Скоро, в этом еще году, мы все соединимся, обнимемся, конечно, заплачем. А потом покинем эти пределы, где так тяжко жить, покинем беспределье, переполненное страданием и необъяснимой, высасывающей душу красотой, порождающей гибельную любовь к этой юдоли. Уму непостижимо, как можно любить гвозди, коими твой хвост приколачивают к доске! А тут только так. Или я ошибаюсь, а, Иван Яковлевич?

Исчезая за белым

Синельников Михаил Исаакович родился в 1946 году в Ленинграде. Поэт, эссеист, переводчик. Автор 17 стихотворных сборников. Много занимался темой воздействия мировых конфессий на русскую литературу. Составитель нескольких поэтических антологий. Живет в Москве.

*        *

  &nbsp  *

Строчками Галактиона1

Там объяснялись в любви,

А в глубине небосклона —

Звезды, огни, соловьи.

Где же все это, о боже,

Свет кахетинских костров,

Холод восторженной дрожи

От возникающих строф?

Эти стихи, разговоры,

И размышления вслух,

И восхищенные взоры

Девочек или старух.

И равнодушные к розам,

Ими дарившие дам,

Эти поэты с циррозом,

С грустной привычкой к пирам.

            Сон

Сон ужасен, но мы молодые.

В небе звезды горят золотые

И заря улыбается мне,

Мы из плена бежали во сне.

Нас враги разгадать не сумели,

Мы, голодные, выжить смогли,

Мы, босые, прошли сквозь метели

До родной и весенней земли.

Что же там? Приговор и расплата

В тусклом мареве поздних измен.

Я виновен, и ты виновата

За случайный мучительный плен.

            Восьмое марта

Сыр Ёпармезан, лимон, полента,

Вдоль склона темных пиний лента,

Синбeе небо в их тени

И крепче граппа… Ночь в Сорренто,

Блаженно-бледные огни.

Как дышит буржуазной прозой

Простой гостиничный уют!

В нем Парвус жирный с тонкой Розой

На деньги Горького живут.

Чуть позже — север, зыбь канала

И в обрамленье датских роз

Конгресс Интернационала

И женский призрачный вопрос…

Мне это снилось в электричке,

Летящей в снежной белизне,

Воображалось по привычке

Грустить и грезить в полусне.

Как вдруг — исход из мира грезы,

Весна, милиция, мимозы,

Цыганка с предложеньем дозы,

Лотки, палатки, цветовозы.

И привокзальный инвалид

Одно сказал мне слово: “Розы!”,

Румяным заревом залит.

8 марта 2007.

*        *

  &nbsp  *

Прощай на миллионы лет!

Но всё — одно в одном,

И времени, должно быть, нет

В пространстве заводном.

Когда, покорствуя судьбе,

Сойдемся всей гурьбой,

Что наш раздор? Любовь к себе

Или вражда с собой?

            Троя

Знай, что одиннадцать раз погибала великая Троя,

Вышло одиннадцать градов из перерытой земли.

Спутать каменья легко, пусть римское молодо время.

Так, но всезрящий слепец только шестую воспел

Малую крепость… Грустя, бреду я с мечтой о Елене

Кругом, где Гектора гнал неумолимый Ахилл.

Весь камышами поросший, ставший безводным арыком,

В ночь к виноцветному морю тянется узкий Скамандр.

Вырос двенадцатый пласт… Это — мы, ларек сувениров,

Нежащий шелест олив у ресторана “Приам”.

Семь поколений детей учились в турецкой деревне

Грядки томатов беречь, строгать деревянных коней.

18 октября 2006. Чанаккале.

            Метель

Много ли надо для сказки?

Только деревья и снег,

Белые зимние краски,

Переменившие век.

И, постепенно белея

И удаляясь в метель,

Жизнь оказалась милее

С вихрем летящих недель.

Вся исчезая за белым,

Стала внезапно мала,

Словно бы только заделом

Будущей жизни была.

1 Галактион Табидзе (1893 — 1959) — великий грузинский поэт.

Кунцевская патриархия

Зоберн Олег Владимирович родился в 1980 году в Москве. Студент Литературного института им. А. М. Горького. Рассказы публиковались в журналах “Новый мир”, “Октябрь”, “Знамя” и др. Лауреат премии “Дебют-2004”. Живет в Москве.

Сегодня получу деньги за Лидию Чарскую. Я встал пораньше, чтобы к вечеру закончить адаптировать очередной ее роман — сорок четвертый том. Издается собрание сочинений. За окном кухни — сонное промерзшее Кунцево. На мониторе компьютера — текст о мытарствах институтки. Сто лет назад Лидия Алексеевна не успевала доделывать свои книги для детей.

Мой работодатель говорит, что Чарскую хорошо покупают. У меня странные отношения с ним. Можно сказать, дружеские. Он имеет со своего маленького издательства неплохую прибыль.

Править Чарскую тяжело. Не потому, что надо думать, а потому, что дикие словесные конструкции угнетают. Однообразно. Но в произведениях Чарской есть религиозный стержень, и у меня иногда появляется надежда на то, что маленькие девочки, читая эти книжки, не станут в будущем потаскухами.

Мама еще спит. Сегодня воскресенье, ей не надо идти в детский сад. Она работает нянечкой. Мы живем вдвоем.

На завтрак делаю себе бутерброд с котлетой. Запиваю его яблочным соком.

Последнее время я каждый день читаю на разных сайтах новости о космосе . Точнее, о научных исследованиях. Астрофизика, космогония, внегалактическая астрономия… Сейчас, перед тем как заняться Чарской, захожу на английский университетский ресурс. Выложены результаты очередного спектрального анализа марсианского грунта: опять нашли серу и хлор… А за орбитой Нептуна обнаружено несколько новых небесных тел… Составлена цветная карта Плутона…

И все это — от только недавно замеченного астрономами белого карликового мерцания и до версий зарождения Солнечной системы — немыслимо для меня без моей кухни: без заваривания чая, без полуденного лая бездомных собак на улице и батарейного тепла, без звука стартера машины внизу, которую кто-то не может завести на морозе...

Нахожу занятную ссылку: можно послушать звук азотно-метанового ветра планеты Титан, переданный зондом. Скачиваю и включаю, сделав погромче… Настоящая тяжелая музыка, стихия, атмосферный вой. Любой земной звук — музыка эволюции, а этот ветер — прах и убедительный финиш.

Запись кончилась. Слушаю еще раз. Все, пора заняться делом.

Часа два я работаю без перерыва… Можно отдохнуть.