Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни - Софья Андреевна Багдасарова

В том же году в далекой Франции умирает прекрасногрудая Агнес Сорель, а в Риме обрушиваются перила моста Святого Ангела, ведущего к замку Архангела Михаила – в прошлом гробницы мужеложца Адриана. Сотни пилигримов падают в воду и погибают. Следующей весной венецианцы назначают в Верону нового подесту (наместника).

Его зовут Лодовико Фоскарини. Изотта не знает, как он изменит ее судьбу.

Это приятный, отлично образованный мужчина, он был послом в Милане, Генуе и Риме, наместником в разных венецианских владениях.

Изотта посылает новому подесте приветственное письмо на латыни, поздравляя с вступлением в должность, – обычное письмо, не эпистолу, хватит с нее.

Фоскарини слышал о ее учености, ему нравится ее слог. Он отвечает Изотте с уважением. Через некоторое время его приглашают в дом брата Изотты, где та сейчас проживает вместе с Бьянкой.

Они спорят о философии и теологии, они становятся друзьями. Возвращаясь из palazzo comunale домой, где его ждет супруга с ребятишками, он забегает вечерами во дворец Ногарола, чтобы при свете свечей поболтать о Вульгате, Септуагинте или недостойном поведении царя Кандавла.

О них даже не сплетничают. И это очень странно. Наверно, потому, что Изотта давно уже старая дева и потеряла свою красоту.

Еще один предмет споров – кто больше виноват, Адам или Ева. Лодовико придерживается общепринятой версии, Изотта отстаивает невиновность праматери.

Ее доводы великолепны и оригинальны – на его стороне аргументы многих поколений мудрых теологов: беседы получаются зажигательными.

Однажды в 1451 году она берет белоснежный лист, достает все послания, которыми обменивались они с Лодовико на эту тему, вспоминает их беседы – и начинает записывать на изысканнейшей латыни в форме диалога между ней и Лодовико сочинение «Трактат о равном или неравном грехе Адама и Евы».

Спустя год Фридрих III, император Священной Римской империи, присваивает роду Ногарола графское достоинство.

Но донна Бьянка, полная, как правило, величественности, второй месяц в детском восторге не по этой причине. Не из-за почестей ее старшего сына-графа глаза матери горят восхищением, а улыбка полна гордости.

Просто уже второй месяц трактат ее Изотты у всех на устах.

– Слыхали ли вы, как в Падуанском университете устроили чтения с обсуждением трактата вашей Изотты? – спрашивает ее приятельница, которую до этого интересовало лишь, как разродились котята и дочери.

– Читали ли вы письмо из Рима о том, как «Трактат» был прочтен Его Святейшеством и понтифик изволил заметить, что это очень умная и элегантная вещь? – говорит ей духовник.

– Знаешь ли ты, что меня попросили прислать несколько копий «Трактата» в Париж к королевскому двору? – пишет ей ее брат, кардинал Борромео.

Сладко, ах как сладко Бьянке читать и слышать такие слова. Она знала, что не зря гордится своей дочерью. Как же она рада, что справедливость восстановлена, что слава нашла Изотту.

Изотта же сидит за своим палисандровым письменным столом, погребенным под почтой. С похвалами ей пишут гуманисты всей Италии.

Кроме Гуарино.

Но Изотту это не очень огорчает.

* * *

В следующие пятнадцать лет, которые станут самыми плодотворными в ее жизни, она напишет множество эпистол – гуманистам, правителю Вероны, дожу Венеции, понтифику; еще одну речь, которую зачитают перед новым папой римским на Мантуанском соборе, другие речи – поздравительные и утешительные, диалоги – и даже удачные стихи. В одной только Парижской библиотеке в середине XVII века будет числиться более ста экземпляров ее «Трактата». Феминистки сейчас считают его своим главным текстом эпохи Возрождения.

Она умрет в возрасте 48 лет, страдая последние четыре из них от тяжелого недомогания. Бьянка опередит ее на пять лет.

Их похоронят рядом в церкви Святой Цецилии в Вероне.

Ее братья дадут всем своим дочерям и внучкам великолепное образование.

№ 9. Падение Камиллы Пизана

Тициан. «Даная» (фрагмент). 1544 г. Музей Каподимонте (Неаполь)

ИЗОБРАЖЕНИЙ КАМИЛЛЫ ПИЗАНА НЕ СОХРАНИЛОСЬ. ТАКЖЕ НЕ УЦЕЛЕЛА ИЗВЕСТНАЯ ПО УПОМИНАНИЯМ В ПИСЬМЕННЫХ ИСТОЧНИКАХ МИНИАТЮРА С ПОРТРЕТОМ ЕЕ СЕСТРЫ (ИЛИ ИНОЙ РОДСТВЕННИЦЫ) ПО ИМЕНИ АНЖЕЛА, ПО КОТОРОЙ ТИЦИАН НАПИСАЛ ЛИЦО «ДАНАИ», ПРЕДНАЗНАЧЕННОЙ ДЛЯ КАРДИНАЛА АЛЕССАНДРО ФАРНЕЗЕ. АНЖЕЛА, ОЧЕВИДНО, ПРИНАДЛЕЖАЛА К МОДНОМУ ТИПУ ИТАЛЬЯНСКИХ (ВЕНЕЦИАНСКИХ) КРАСАВИЦ ТОЙ ЭПОХИ, КОТОРЫЙ ПОСТОЯННО ПОЯВЛЯЕТСЯ НА КАРТИНАХ ТИЦИАНА НА ИГРИВЫЕ ТЕМЫ, А ТАКЖЕ БЫЛ ЛЮБИМ ЕГО СОВРЕМЕННИКАМИ-ЖИВОПИСЦАМИ. И, ОЧЕВИДНО, ПОКУПАТЕЛЯМИ, ПОТОМУ ЧТО, КОГДА РЕЧЬ ИДЕТ О КАРТИНАХ СТАРЫХ МАСТЕРОВ, СЛЕДУЕТ ПОМНИТЬ, ЧТО НИКТО ИЗ НИХ НЕ ТВОРИЛ «В СТОЛ» – ОНИ НЕ МОГЛИ СЕБЕ ЭТОГО ПОЗВОЛИТЬ С ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ.

ДАННЫЙ ВАРИАНТ «ДАНАИ», НЫНЕ НАХОДЯЩИЙСЯ В МУЗЕЕ КАПОДИМОНТЕ, – ПЕРВЫЙ (И НАИБОЛЕЕ КАЧЕСТВЕННЫЙ) ИЗ ЦЕЛОЙ СЕРИИ ПОВТОРОВ ЭТОГО СЮЖЕТА, КОТОРЫЕ ТИЦИАН, КРАЙНЕ УСПЕШНЫЙ КОММЕРЧЕСКИЙ ХУДОЖНИК, ВЫПОЛНИТ С ПОМОЩЬЮ ЧЛЕНОВ СВОЕЙ МАСТЕРСКОЙ ДЛЯ ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫХ И ЩЕДРЫХ КЛИЕНТОВ СО ВСЕЙ ЕВРОПЫ, НАЧИНАЯ С ФИЛИППА II.

Венеция, 1545 год

Как записал в своем дневнике сенатор Марино Санудо Младший, в те годы в Венеции насчитывалось 11 654 женщины легкого поведения. Одна из них, почтенная куртизанка Стелла Флорентина, как-то утром нежилась на своей широкой кровати, позолоченные ножки которой представляли собой купидончиков, оседлавших дельфинов. Вчера, разряженная, будто герцогиня тосканская, она работала хозяйкой великолепного приема, который устраивал ее покровитель – банкир Бартоломео Каппелло. Ужин удался, музыканты играли великолепно, беседа, в которой участвовали друзья Каппелло (в том числе один кардинал и брат нынешнего дожа), текла плавно. Гости сыпали остротами, наслаждаясь обществом несравненной Стеллы, чьи белые груди так мило выскакивали из низкого выреза платья, когда она заливисто хохотала над их шутками. Большая жемчужина в золотой оправе с рубинами, недавно подаренная ей возлюбленным, украшала пухлую шейку. Безусловно, вечер удался, особенно когда Стелла взяла лютню и стала играть что-то из Винченцо Капиролы. Теперь же нагая куртизанка поднялась с шелковых простыней, оставив своего покровителя-банкира в объятиях Морфея, и отправилась в мраморную ванну, которую уже наполнила для нее мавританская служанка. Омыв свое тело от следов поцелуев и пальцев, а затем умастившись благовониями, Стелла принялась вспоминать свои планы на сегодня. Боже! Ее же ждет Тициан! Нельзя подводить друга.

Она послала за своим обычным гондольером, надела повседневное платье – черное и глухое (если не считать, конечно, большого декольте по нынешней моде) и накинула на голову темную вуаль – чтоб не узнавали в лицо. В сопровождении крепкого лакея и служанки она отправилась на Фондаменте Нуове, туда, где в своем доме с большим садом и видом на лагуну проживал художник. Тициан уже давно ждал ее в мастерской. «Я уже боялся, что мы упустим дневной свет», –