Раздолбаи космоса, или Гений кувалды - Евгений Лукин

Василий объяснил.

– Ну вот видите! – победно вскричал дедок. – Я же говорю: все в этой жизни взаимосвязано! Вы наносите кольцевой трубе неслыханные доселе разрушения. В информационной сети хозяев немедленно возникают помехи. И как результат – надзорки начинают выдавать одни алые тюбики. По-моему, картина совершенно ясна…

Василий ошалело оглянулся на кольцевую трубу. По ней по-прежнему ползали похожие на улиток комочки слизи. Поблескивала стеариновыми наплывали тонкая свеженарощенная кожица.

– И надолго это, как думаешь? – спросил он, невольно понизив голос.

– Насколько мне известно, – задумчиво откликнулся дедок, – Леше Баптисту надзорка (это уже ближе к полудню) выдала три алых и два оранжевых тюбика. Надо полагать, по мере продвижения ремонта трубы эффект будет проявляться все слабее и слабее… Скажите, Василий, а кроме вас, еще кто-нибудь знает, как смастерить такой фартук?

– Ромка знает… Пузырьку еще сказал.. А в чем

Дело?

– Так… – Дедок Сократыч уныло воздел седые бровки. – Просто хотелось бы знать, что нас там ждет в будущем…

Глава 19

Дано мне тело. Что мне делать

С ним?

Ты что мне тут принес? – страшно осведомился Крест. – Это что?

Никита Кляпов облизнул губы и безнадежно посмотрел на пяток алых капсул.

– Так выдали… – выдавил он.

– По барабану мне, чем тебе выдали, понял? – Крест прищурился. – Иди меняй.

– Я пробовал, – уныло сказал Никита. – Никто не хочет. Говорят: сегодня всем так платили…

Крест осклабился, и Никита почувствовал, как опять накатывает эта отвратительная трусливая слабость, за которую он ненавидел себя всю жизнь. Волчья улыбка Креста, как всегда, лишила его последних сил. Сопротивляться было бессмысленно.

– Ну ты, бродяга… – задушевно сказал Крест. – Фуфло толкаешь? Тебе что, кранты заделать с фифуром?

Никита вскинул голову.

– А по-человечески можно?

Но это уже была даже и не агония. Никита огрызнулся устало, почти равнодушно. Видно было, что ему давно на все глубоко наплевать. В том числе и на собственное достоинство.

– Как? – Словно недослышав, Крест приставил ладонь к уху. – По че-ло-ве-чески? Ну ты козел… За человека себя стрижешь?

Он поднялся с воздуха над кабелем и с омерзительной ленивой вихлецой приблизился к положенной на пол дани. Босой ногой указал на капсулы.

– Все. С вещами на парашу! Свободен.

Никита затравленно посмотрел на эту ненавистную ногу, издевательски шевельнувшую пальцами, и нагнулся за неумело связанной сеткой. В следующий миг Крест сделал резкое короткое движение, и Никита дернулся, заслоняясь алыми тюбиками…

Как бы удивленный его испугом, Крест медленно отряхивал край короткой плетеной штанины. Кляпов стиснул зубы, повернулся к светлому пятну скока и, не зажмуриваясь, шагнул из колышащегося цветного сумрака в латунно посверкивающий день. Голова тут же закружилась, Никиту понесло, как пьяного, и он чуть было не налетел на поджидавшую его снаружи надзорку.

– Тебе-то от меня что надо? – с болью бросил он в глянцевое чернильное рыло каплеобразного чудища. – Что ты за мной по пятам ходишь?

Тут ему пришло в голову, что это совсем другая надзорка – та, первая, проводила его до входа, а эта ждет на выходе. Никита горестно присмотрелся. Размеры – те же, а в остальном все надзорки одинаковы…

Пожал плечами, ссутулился – и побрел, сам еще не решив, куда идти. Надзорка потекла следом.

– Ну, в чем дело? – уже с надрывом спросил он, оборачиваясь. – Щелчка мне давать не за что – жизни я ничьей не угрожаю. Вы бы вон лучше Крестом занялись… Блюстители!

На глянцевом рыле змеились блики. Казалось, что надзорка тревожно принюхивается.

Никита Кляпов с тоской запрокинул голову и посмотрел в серо-голубой зенит, стиснутый со всех сторон верхушками бледно-золотистых опор.

«Хорошо бы упасть оттуда… – внезапно подумалось ему. – Или туда… И не больно, наверное, – сразу в пыль разобьешься…»

А еще говорят: монтажники, если срываются с высоты, живыми до земли не долетают. Разрыв сердца на полдороге. Еще проще…

Движением, каким обычно поднимают за шиворот нашкодившую кошку, Никита поднял и встряхнул сетку с пятью алыми капсулами. Менять… Да для него было подвигом даже в долг попросить до зарплаты, а уж менять… Да и у кого? Пузырек, надо думать, до сих пор на Кляпова сердит за то, что зря поил… Уж лучше еще один камушек разбить – время прошло; может быть, они уже не только красненькими выдают…

Сопровождаемый бдительной надзоркой (прямо воронье какое-то!), Никита Кляпов свернул в проулок, где маячили две довольно сложные глыбы. Одна была больше, другая – изящнее.

«Да пошло оно все…» – цинично подумал Никита и, решительно подойдя к той, что изящнее, обнаружил вдруг, что левая рука у него давно уже ничем не отягощена. Он где-то оставил свой ломик!

Неужели у Креста? Никиту бросило в жар… Нет, слава Богу, не у Креста. Точно, точно… Он положил его на соседний камушек, когда собирал с пола капсулы… Ах, как плохо! Стащат, как пить дать, стащат…

Никита сорвался – и побежал к скоку. Надзорка рванула следом.

Подоспел он почти вовремя. Возле глыбы цепенел от радости пушистый лупоглазый зверек с ломиком в лапках. Судя по всему, он уже вволю налюбовался находкой и явно собирался сгинуть с нею в неизвестном направлении. Никита пал на него коршуном. Ломик в свое время достался ему в жестокой борьбе с самим собой и с некой узловатой железякой у основания главного световода.

Похититель был необычайно крупным – чуть ли не по грудь маленькому Никите. Застигнутый врасплох, он взметнул седую нежную шерстку и отпрыгнул к стене, причем весьма неудачно. Латунно посверкивающая опора примерно с середины расседалась глубокой отвесно ниспадающей канавой, достигавшей внизу размеров рва. В эту-то глубокую вдавлину и отскочил лупоглазый, сразу отрезав себе все пути к бегству.

– Отдай! – задыхаясь, проговорил Никита и сделал шаг вперед.

Раздув зрачки во весь глаз, похититель истерически чирикнул, наежинился – и такое впечатление, что изготовился к бою. Никита струхнул. Невольно вспомнились байки о том, как ведет себя кошка, если загнать ее в угол…

«Ну его к черту…» – неуверенно подумал Никита Кляпов, но тут взгляд его снова упал на ломик. Отступить и открыть дорогу – означало потерять инструмент.

Лицо Никиты исказилось совершенно зверски, а пальцы сами собой медленно подобрались в кулаки.

– Дай сюда, козел! – срывающимся голосом потребовал Кляпов, глядя с безумием в выпуклые, как линзы полевого бинокля, глаза. – Кранты заделаю…