Хозяйка проклятого сада, или Новая жена для Темного - Лидия Миленина

и уважаемые маги, в Темных землях и Темном Саду, — совершенно нейтральным тоном сказал Баэр, когда мы приблизились к старому магу и его свите.

Глядели они на меня с любопытством и, кстати, без особой антипатии.

Баэру же нужно отдать должное. Он был совершенно нейтрален. Никак не выразил недовольства, хоть вроде понятно, что не друзей встречает. Прямо такой отменный холодный аристократ!

Мне удалось даже немного покраснеть, когда я еще ниже опускала очи и делала неуклюжий дурацкий книксен. Самое то — пусть думают, что я простая девушка, которую осчастливили визитом высокие аристократы.

Кстати, вблизи я обнаружила, что, как положено настоящему Светлому магу из сказки, Барторий носит весьма длинную белоснежную бороду. Опять же непонятно, свой цвет волос или седина.

— Ах, Баэр, оставим церемонии! Как же давно я у вас не был! — лицо Бартория так и запылало доброжелательностью. Но…

Я прямо кожей ощутила хитрость, неискренность (если не сказать — лицемерие), скрывающиеся под ней. Вроде тоже сияет, вроде говорит так радостно и открыто. Но радостность, позитив и добродушие Гарэма были полностью искренними. Сколько ни копай в глубину — а будут они же. Тут же чувствовалось двойное дно. Просто сразу ощущалось.

Вот тебе и Светлые…

В общем, когда пожилой маг кинулся хлопать Баэра по плечу (взаимно, это такой знак приветствия у магов) я уже была убеждена, что это древний хитрый бюрократ. Что и следовало ожидать.

Внутри меня просто скривило. Ведь наверняка он как раз один из тех, кто санкционирует убийство темных детишек… Но я лишь скромно шагнула в сторону, чтобы не мешать магу мацать Баэра, в чьем лице ничего не изменилось.

— И ваша новая красавица! — продолжил «добродушничать» Барторий. — Девочка, дай я на тебя посмотрю! Подними лицо, не стесняйся старика Бартория! Ах, Баэр, поздравляю, на этот раз Сад призвал настоящую красавицу! Право слово, я так рад за вас! А ты, девочка, как тебя зовут? Ведь позволишь старику называть тебя на «ты», простишь такую оплошность?

— Вероника, господин… — я сделала тупое лицо, мол, не знаю, как вас называть.

— Господин Светлейший! Так меня все и называют! — радостно сообщил мне он. — Что же, посмотрим на Сад! Ах, какая красота… Баэр, ваша супруга, должно быть стесняется, проведите нам экскурсию…

В общем, я скромно держалась подле Баэра, мол, боюсь я всяких чужих аристократов. А Баэр с железной маской на лице водил высоких гостей по Саду.

…Где и придраться-то не к чему было. Со вчерашнего дня Сад превратился в настоящее произведение садово-паркового искусства.

— Дитя мое! — воскликнул Светлый, когда мы обошли значительную часть Сада. — Невероятно! Ты проделала огромную работу — я слышал, когда прежняя Хозяйка состарилась, а особенно после ее смерти, Сад пришел в запустение. Ты настоящая волшебница! Ах-ах, — это «ах-ах» он восклицал не хуже нашей любительницы ахать Грасерии. Только куда более лицемерно. В «игре» Грас всегда была какая-то такая… искренность. Какая бывает у актрисы на сцене. Вроде бы роль играет, но делает это так безыскусно, так искренне! — Должно быть, ты очень увлечена своей новой работой?

— О да, господин Светлейший, — изображая смущенное удовольствие, ответила я. — Мне очень нравится заниматься Садом… и землей. И растениями.

— Великолепно! Похвально! А чем ты занималась прежде, в своем мире? Неужто возделывала землю?

— Нет, господин Светлейший, мои родители были городскими рабочими… И я тоже работала в… городской конторе счетоводом. Но я всегда мечтала жить на земле! Ах! — немного опасаясь переиграть, я сложила руки на груди в молитвенном жесте.

Вот я и начала врать, вся надежда на амулет. Ведь моего папу — бывшего подполковника полиции — сложно назвать «рабочим». Да и маму-врача — тоже. А если задуматься, то и моя ответственная должность старшего менеджера — явно не работа счетовода.

— Ах, как удачно, право слово! — восхитился Светлый. — Сад исполнил твои мечты. Дитя мое, но ты, должно быть, скучаешь по своему дому? Сколько лет тебе было там? И были ли у тебя дети?

— Мне было сорок лет, господин Светлейший. И была дочь. Но она взрослая и больше не нуждается во мне, — я придала голосу горечи. — И, конечно, я скучаю по дому. Но у меня много работы в Саду. И она мне очень нравится! К тому же могла ли я, простая девушка, мечтать, что однажды стану женой такого высокопоставленного мужчины! — я картинно осеклась и бросила смущенный взгляд на Баэра.

Баэр с каменным лицом слегка кхекнул. Наверное, хотел намекнуть мне, чтоб не переигрывала.

Но, кажется, «господину Светлейшему» все очень даже понравилось.

— Какая прелесть, дитя мое! Я так рад, что Сад сделал тебя счастливой! Признаюсь, он хорош, как никогда… Как жаль, что нам скоро уезжать, я бы еще долго любовался этими необычными растениями, столь чуждыми для Светлых!

— Дорога назад долгая, — дипломатично встрял Баэр. — На правах хозяина приглашаю вас на небольшой обед.

При упоминании питания амбалы-маги из свиты начали оживленно перешептываться. А Светлейший всплеснул руками:

— Какое гостеприимство! Дитя мое, Вероника, ты хорошо влияешь на нашего бесценного Темнейшего. Прежде он не баловал меня обедами… Конечно, мы будем счастливы… Темная кухня издревле считается отменной!

Обед был накрыт в беседке — чтобы не провоцировать Светлых на визит в особняк. И чтобы они побыстрее уехали. Но, по правде, если отрешиться от неискренности Бартория, то пообедали мы весьма приятно.

Грасерия, незаметная, как тень, прислуживала высоким гостям. Я, как положено «простой девушке» и «радушной хозяйке», периодически пыталась вскочить помогать ей. Но Баэр со слегка презрительной усмешкой (мы с ним об этом договорились!) усаживал меня обратно:

— Мы ведь об этом говорили! — строго замечал мне он.

Как будто учит меня быть более аристократичной.

Светлейший же тоже останавливал меня:

— Право слово, дитя мое, позволь себе отдых! Мне так приятно видеть за столом твое прекрасное лицо, хоть красота твоя и не наша, не Светлая. Теперь твое место среди Хозяев, ты больше не должна считать целыми днями чужие деньги!

Других магов «несветлость» моей красоты тоже мало смущала. Они поглядывали на меня с явным мужским интересом. Баэр напрягался, хоть в его