Юная Венера (сборник) - Леви Тидхар

– Так лучше.

– Да, – подтвердил он, – замечательно.

Постепенно ветер утих, и пыль улеглась. Мианхоук, кажется, чувствовал, что седок измучен, поэтому перешел на неторопливый шаг, поднимаясь среди выветренных валунов, возвышающихся над обрывом, словно гребень волны. Секпул хлопнула зверя по боку поводьями, он опустился на колени, и они спешились.

Поднявшись до вершины, всего на несколько метров, они неожиданно оказались на краю бездонной пропасти. Красно-золотые скалы уходили вниз глубже, чем Великий каньон, края их терялись в дымке за горизонтом. Чуть левее, далеко вверху Форрест разглядел дорогу, тянущуюся к скоплению зданий и тоненьких арматур мостов, протянутых над бездной между конусообразными скалистыми опорами. Прищурившись, он разглядел, что дорога не заканчивается среди зданий, а уходит ниже, в неведомые глубины, так глубоко, что мостики, перекинутые между скалами, становятся совершенно неразличимы.

А далеко впереди сверкала белая гладь, укутанная бледными облаками.

– Там океан?

– Был когда-то давно, – ответила Секпул, – сейчас это огромная соляная жаровня. Мы теперь живем в облаках и на небе, Джон Форрест, где все пока еще в порядке. Только сумасшедшие горюют, что больше нельзя жить на поверхности. В этом нет ничего страшного. Так или иначе, природа там, внизу, уже невосстановима.

– Тогда какой смысл беспокоиться? Ничего не изменить.

– Верно. Я бы хотела выучить твой язык. В нем много интересных оборотов, необычных сравнений. Я не на тропе войны. Ты тоже так однажды сказал.

Форрест кивнул, но мысли его были далеко. Из огня да в полымя… Наша прекрасная соседка по Солнечной системе накануне больших проблем. Ваши расчеты не совсем верны, ПоТоло!

– Что вызвало эту засуху? У ваших ученых есть какое-нибудь объяснение?

Венерианка задумалась, тщательно подбирая слова.

– Давным-давно мы жили в опасном мире, но не знали этого. Вокруг было изобилие, всего было достаточно. Но однажды мы пересекли незримую черту, пошли по неверному пути и, сами того не желая, нарушили баланс, после чего разрушение было уже не остановить. Тик-так, как заводная детская игрушка, – процесс медленный, нелепый и беспощадный. Я представляю себе это таким образом. Но неверный шаг был сделан очень давно, Джон Форрест. Разрушение началось до того, как мы переселились в облака, не говоря уже о небе. Глупо испытывать вину и считать себя ответственным за это.

Ветер стих, величественная и мрачная картина окружала их.

– Я привела тебя сюда не для того, чтобы обвинить в чем-то, мистер Пришелец с неба. Я хотела показать тебе кое-что. Посмотри на восток.

Он догадывался, что увидит. Вдали, четкий, словно жирная линия на детском рисунке, от горизонта до горизонта раскинулся изогнутый край тьмы. Он рос, как силуэт луны, закрывающей солнце при затмении, как заливаемое чернилами блюдце. Ни полутонов, ни закатных красок, предвещающих ночь. Переход от света к тени был внезапен, абсолютен, как чистая музыкальная нота.

Это была тьма.

Форрест представил себе мир без солнца. Ни луны, ни звезд. Ему стало страшно, захотелось бежать прочь от надвигающейся темноты. За его плечом венерианка восхищенно вздохнула, когда абсолютная, беззвучная ночь поглотила утес, на котором они стояли.

– Все, – пробормотала она, когда темнота достигла вершины.

– Спасибо, – прошептал Форрест.

Они продолжали путь на станцию Морских скал, словно плыли по бесконечной черной воде. На уздечке Мианхоука раскачивался фонарь, но он, по-видимому, в нем не нуждался, двигаясь легко и уверенно, как днем. Станция была освещена, но так же пустынна, как и город возле леса. Корзина канатной дороги, покачивающаяся на цепях, по обеим сторонам которой висели розовые огни, напоминала изображенные на стенах египетских храмов корабли мертвых. Погруженные каждый в свои мысли, они беззвучно спустились на мост.

Мианхоука отвели в его стойло. Позаботившись о нем, Секпул вернулась в комнату Форреста, где был устроен ужин из продуктов, найденных в кладовой: солений, паст, жестких сухарей, несладких пирожных из перетертых бобов (а может, личинок насекомых?), засахаренных фруктов. Неплохая альтернатива тыквенной кашице. Поев, они сели в корзину канатной дороги, прихватив найденную бутылку местного алкоголя. Сиденья по обеим сторонам кабины были мягкими и широкими.

– Осмотреть за один раз все здесь невозможно, Джон Форрест. Сейчас мы проедем над Трещиной.

В бездонной мгле прямо под ними он увидел яркую красную линию.

– Что это?

– Трещина на коже планеты, вблизи от старой береговой линии, где извергаются вечные огни и сгорает изношенная плоть прошлого. Она исчезает… примером может быть мой собственный город. Все эти раны, как называют их наши ученые, заживают. И это не очень хороший знак.

– Я слышал об этом.

– Когда огонь перестанет извергаться и раны затянутся… то даже облака и небо не спасут нас. Но это будет очень не скоро. Ни тебе, ни мне не о чем беспокоиться!

Форрест наполнил две маленькие чашечки, она выпила и попросила еще. Неточный, ассоциативный перевод устройства превращал их разговор в беседу средневекового рыцаря со своей дамой о сверхъестественных, тайных материях, понятных лишь мудрецам. Она отложила свою чашку и взяла его за руку. Четырехпалая ладонь, в которой два пальца противопоставлены двум другим, походила на лапу хамелеона.

– Я ценю, что ты согласился сопровождать меня.

– В поездке на облака? – улыбнулся Форрест. – Мне она доставляет большое удовольствие.

– И все же я чувствую, что в долгу перед тобой. Позволь же мне вернуть долг.

– Это совсем не обязательно. Так мне кажется.

– А мне?..

– Ну, это весьма неожиданно.

– Просто благодарность, ничего серьезного.

– Конечно.

Их романтическая история была низкой пробы, но он был искренен, честен в своем желании, и она тоже. Не видя причин отказываться, он протянул руку и крепко и недвусмысленно сжал основание ее красивого хвоста. Языки их коснулись друг друга в едином страстном и порывистом поцелуе. Его язык проникал глубоко в ее рот. Он сбросил одежду и обнял ее, Секпул прижала его своим хвостом, и его исследовательская миссия зашла гораздо глубже и дальше, чем он мог предположить. После пика блаженства он заснул, а когда проснулся, она стискивала его в объятиях, мягкими, но сильными движениями покачиваясь на уровне его бедер…

Он спрашивал себя, доведется ли ему благополучно пройти по этому неясному пути или он умрет счастливым?

Неизмеримое наслаждение ночи продолжалось, прерываемое короткими рассказами Секпул о ее городе. Едва прикоснувшись к пище, они заснули, обнимая друг друга. Но когда Форрест проснулся, он обнаружил, что лежит один.