Шаг в небеса (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Я проскочил через охранение и тут же развернул своего "Шмеля" на новый заход. В лобовую атаку на меня ринулась вражеская "Оса". Лёгкий истребитель, скорее даже разведчик, всего с одним пулемётом. Но летун за его штурвалом сидел невероятной отваги. Или просто сумасшедший. Он открыл стрельбу, поливая меня длинными очередями зажигательных пуль. Я бросил "Шмеля" в сторону, уходя с линии огня. Мой аэроплан дёрнулся от пары попаданий, но калибр пулемёта "Осы" маловат, чтобы пробить даже лёгкое бронирование моей машины. Теперь уже я поймал врага в перекрестье - и не задумываясь ни мгновения, врезал по нему из обоих стволов. Зажигательные пули пробили двигатель. Разнесли на осколки ветровое стекло. Превратили лицо вражеского летуна в кровавую маску.

Я пронёсся мимо падающей "Осы" - выбрал себе новую цель. Чёрный корпус с жёлтым носом - блицкриговский "Шмель". Это будет схватка посерьёзней!

Мы проскочили друг мимо друга на полной скорости. Враг тоже выбрал меня для схватки. Тем лучше. Люблю честные схватки. Резко сбросив скорость, я развернул аэроплан для атаки сверху. Противник тоже не протянул ни единой лишней секунды. Он вывел машину из пике - и ринулся мне навстречу. Мне показалось, что мы одновременно нажали на гашетку. Четыре пулемёта застучали. Четыре трассы рванулись навстречу. И оба мы вовремя отвернули. Ни одного попадания.

Теперь главное - не дать блицкриговцу сесть мне на хвост. Парень он хваткий - вряд ли получится его сбросить. А тогда уж пиши пропало.

В зеркальце, закреплённое на ветровом стекле, я увидеть его не смог. Но был уверен, что сейчас он повторяет мой манёвр. Тот, что выполнил считанными секундами раньше. И говориться обрушиться на меня всей мощью своих спаренных пулемётов. Атаковать навстречу снизу - слишком банально. Надо искать более сильный ход. Я не стал выводить аэроплан из пике. Кожей на спине ощутил нацеленные в неё пулемёты. Блицкриговец сейчас, наверное, празднует победу. Уходя от очередей, я закрутил крутой штопор. То слева, то справа замелькали трассы зажигательных пуль. На очередном витке нырнул в весьма кстати попавшееся облако, оставив врага с носом.

Заложив крутой вираж, я дал полную тягу двигателю. Рассекая облака, мой аэроплан нёсся вслепую. Всё зависит от действий моего противника. Ну, и везения тоже. Не без этого. Не знаю уж, повезло ли мне, блицкриговец ли оказался столь предсказуем, но я вынырнул из облаков прямо перед бортом его чёрно-жёлтого "Шмеля". Я нажал на гашетку, не задумываясь. Тело работало само по себе. Пулемёты выплюнули длинную очередь. Зажигательные патроны буквально разрубили блицкриговца напополам. Страшно - вдоль корпуса. Вражеский аэроплан сразу же начал разваливаться на части. Посыпались куски брони, какие-то детали двигателя, тело пилота. Одним врагом меньше.

Но пока я с увлечением гонялся за блицкриговским "Шмелём", три вражеских аэроплана сели на хвост комэску Всполоху. Это живо напомнило мне бой с теми же блицкриговцами. Тот самый, что стал поводом к новой войне. И в этот раз я собирался спасти товарища, чего бы это мне ни стоило. Несмотря даже на то, что ведомого у меня не было.

Я бросил аэроплан в атаку, садясь на хвост врагам. Открыл огонь длинными очередями, не жалея последних патронов в обоих пулемётах. Я кидал машину из стороны в сторону, стараясь зацепить первым блицкриговца, который был ближе других к Всполоху. Но эти манёвры привели лишь к тому, что я почти без толку растратил патроны. Трассы зажигательных пуль мелькали в воздухе, но попасть я толком ни в кого не попал.

Всполох крутился в безумном крутом штопоре. Бросал аэроплан из стороны в сторону. Но его неумолимо зажимали, словно в клещи. Дёрнется влево - там уже сверкают длинные очереди. Вправо - та же картина. Остаётся только сумасшедший штопор на разных углах наклона.

Я дал полную тягу, но нагнать троицу, висящую на хвосте у Всполоха, уже не успевал. Да и патронов оставалось очень мало. Едва ли хватит, чтобы вывести из строя хотя бы один из них. Я тщательно прицелился в хвост ближайшему врагу - и нажал на гашетку. Пулемёты выплюнули короткие очереди. Зажигательные пули рубанули по вражеской машине. Та задымила - и ушла с линии огня.

Но оставшиеся, казалось, удвоили усилия, стараясь сбить аэроплан Всполоха. Патронов же у меня оставалось всего-ничего. Да и враги уже не подставлялись так, как их незадачливый товарищ. На долгое и аккуратное прицеливание времени уже не было. Пришлось бить наобум. И на этот раз мне повезло. Пули прошли выше, чем нужно, и попали в голову блицкриговского пилота. Я увидел, как она взорвалась, будто перезрелый плод. Его аэроплан скапотировал и, сорвавшись в неуправляемый штопор, устремился к земле.

Я всё ещё висел на хвосте у последнего врага, атакующего Всполоха. Вот только стрелять мне было уже нечем. Не раз жал я на гашетку, когда блицкриговец попадал в перекрестье прицела, но пулемёты отвечали мне только щелчками. Мне оставалось только нервировать врага.

Аэроплан промелькнул в воздухе с такой скоростью, что я даже не понял, чей он. Машина врезалась в блицкриговского "Шмеля", буквально сметя его. Обе они полетели к земле, разваливаясь на куски.

Я дёрнул штурвал на себя, уводя машину влево, чтобы не врезаться в облако обломков. Всполох ловко вывел свой аэроплан из штопора. Поравнялся со мной. Показал мне большой палец. Я отсалютовал ему. Пора было возвращаться, чтобы заправить своего "Шмеля" патронами для пулемётов и сменить аккумуляторы. Драка тут, по всей видимости, ни на один час. Успею вернуться далеко не к шапочному разбору.

Ставшая впоследствии известной атака лёгкой кавалерии произошла именно под стенами Соловца. И я принимал в её отражении самое прямое участие.

Отступающие из Берестья колонны, наконец, добрались до Соловца. Даже сверху всё это скопление грузовиков и подвод, заваленных ранеными, выглядело жутковато. Но когда они движутся мимо тебя. Ты видишь их на расстоянии вытянутой руки, можешь коснуться рукой невообразимого цвета перевязки. Мимо тебя катятся подводы и грузовики, через борта которых часто свешиваются руки-ноги раненых. И не понять, есть ли кто живой там, в кузове, или уже все покойники.

Рядом с подводами и грузовиками шагали усталые бойцы. В пыльных гимнастёрках, покрытых тёмными пятнами пота. В богатырках со скрещёнными косой и молотом. Вместе с ними, не обособляясь, шли солдаты имперского легиона, в дилеанской форме. Все несли на плечах винтовки и ручные пулемёты. Впряжённые вместо тягловых лошадей, волокли полевые орудия. Однако, видя нас, летунов, они салютовали нам, несмотря на чудовищную усталость отступающих.

Я первым подошёл к шагающей колонне бойцов народной армии. Снял с пояса фляжку и протянул первому попавшемуся. Боец в простреленной богатырке, с перевязанной головой, взял её, сделал пару коротких глотков. Передал товарищу. В единый миг фляжка опустела. Её быстро вернули мне.

Следующим подошёл комэск Всполох. За ним ещё кто-то из летунов. А после подтянулись и механики. Несли воду и не только. Часто протягивали целые вёдра. И бойцы, уставшие от пыли и долгого марша выпивали их не намного медленней, чем фляжки. Воду подносили обессиленным раненым. Кроме тех, кто получил пулю или осколок в живот. Этим можно было только смочить губы. Но нам этого не доверяли сёстры милосердия и санитары. Они забирали у техников воду и ходили среди медленно катящихся повозок и грузовиков.

Из-за этого продвижение колонны раненых практически остановилось. Люди заполнили окрестности лётного поля. Казалось, они не спешат войти под стены крепости.

Патрульный аэроплан заметили не сразу. А когда увидели, то над лётным полем тут же пронёсся сигнал тревоги. То ли кто-то включил по ошибке. То ли этот кто-то был научен горьким опытом войны. Ведь аэроплан - не безразгонник - заходил на посадку кое-как. Двигатель его отчаянно дымил. Вслед за машиной в воздухе тянулся чёрный след.