Питер да Москва – кровная вражда - Евгений Сухов

Гаврилов поднялся, красноречиво дав понять, что аудиенция окончена.

Одна из стенных панелей неожиданно сдвинулась в сторону, и из смежной каюты вышли все те же любезные парни. Один из них, чуть улыбнувшись гостям, указал ладонью на выход.

Впрочем, последнее было лишним: Баринов с Хрулем уже уверенно направились к двери. Громко стуча каблуками по палубе, они поспешно направились к трапу.

– Ты заметил, какие у него в баре напитки? – вполголоса спросил Хруль. – Предложил бы хоть…

– Ладно, переживем, – безразлично отозвался Баринов, думая о чем-то своем.

Глава 23

Золотой ключик рядом

На столе стопкой лежали четыре видеокассеты. С первого взгляда можно было предположить, что это пиратские копии каких-нибудь зубодробительных боевиков или порнухи: коробки были оклеены белой бумагой, на которой виднелись короткие надписи мелким почерком. Но это было обманчивое впечатление. На видеокассетах были запечатлены эпизоды из жизни ряда высокопоставленных чиновников Петербурга, причем в те моменты, когда они находились вдали от вездесущих фото– и телеобъективов и были (как им думалось!) предоставлены сами себе.

Михалыч уже просмотрел две из них полностью. Зрелище было поучительное. Все-таки генерал Львов оказался, как всегда, прав: его фирма в который раз доказала свою состоятельность и дала понять, что веников не вяжет и что у них не бывает второсортного, залежалого товара. Предоставленный товар был первосортный, свежачок! Вот тут мэр Питера во время отдыха на горнолыжном курорте в Австрии. Схвачен незримой видеокамерой в компании именитых воров в законе. Вот здесь – вице-мэр на пляже в Тунисе. Там – глава комитета по имуществу. А на четвертой кассете – приключения заместителя прокурора города. Все, что просил Михалыч, он и получил – не прошло и сорока восьми часов с момента его встречи с Герасимом Герасимовичем на Тверском бульваре… Оперативно, ничего не скажешь. «Все-таки, – размышлял Михалыч, – хоть и много чего изменилось в России-матушке – и коммунистам хвост прижали, и приватизацию провели, и частную собственность узаконили, – а коренные основы русской жизни остались непоколеблены. И, как при большевиках, как при царе-батюшке, контора знай себе пишет. Теперь вот на видео. Лихо работают ребята! Выходит, демократия демократией, а тайный сыск никуда не делся. Все по-прежнему под колпаком. Что ж, оно и к лучшему».

Михалыч выключил видеомагнитофон. Больше смотреть эту муру он не собирался. Надоело. Везде одно и то же: ржут, жрут, пьют, трахают шлюх, плещутся в джакузи, катаются на катерах, сорят бабками… Да, денег у этих отцов города много. Очень много! И самое поразительное, что они этого и не скрывали. Мэр в Австрии хорош… Но только один из этой когорты держался скромно. Тот величественный старик у костра… Как его? Гаврилов Антон Лаврович, председатель питерского комитета по имуществу, самый главный игрок в этой непростой игре. Рядом с ним пару раз мелькнул высокий полноватый парень лет тридцати. Шатен с маслеными глазками и капризными губами. Под носом родинка. Рожа смазливая, на таких бабы штабелями падают. Трется около старика. Интересно, почему? А старик Гаврилов держится важно, с достоинством. Или, точнее сказать, с опаской. Точно догадывается, что из-за кустов или из-под полы чьего-то пиджака торчит тоненький хоботок миниатюрной видеокамеры. Хитер старик! Но и в его узкой домашней компании Михалыч заметил пару-тройку знакомых физиономий, которые не раз видел на региональных сходняках. Сидор из Пскова. И Ленчик Мурманский. Точно – они! Выходит, и у старика Гаврилова рыло в пуху. Ладно. Это хорошо. От Гаврилова все теперь зависит – и списки конкурсантов, и день тендера, и порядок его проведения. На него Филату и надо выходить. Одной этой кассеты вполне достаточно, чтобы на всю оставшуюся жизнь испортить настроение почтеннейшему Антону Лавровичу… Надо будет снять несколько копий с этих кассет и отправить по назначению с курьером.

Но что-то подсказывало Михалычу, что беседа с председателем питерского комитета по имуществу будет протекать не слишком душевно и гладко. В старике чувствовался крепкий характер. Такого упрямца ни на понт, ни на испуг не возьмешь. И Михалыч даже не исключал, что попытку шантажа Антон Лаврович воспримет с юмором и сам предложит пойти с видеоматериалами хоть в прокуратуру, хоть в ФСБ.

Михалыч посмотрел на часы. Оставалось десять минут – ровно столько, чтобы не спеша выкурить папиросу. Чаще всего Михалыч баловался «Беломором», ему нравился этот ни с чем не сравнимый дым. А потом, здесь была еще одна тонкость: Михалыч берег здоровье, поэтому табака в папиросе было в два раза меньше, чем в любой американской сигарете, а следовательно (он очень надеялся на это), и никотиновой отравы приходилось поглощать минимальное количество.

Сигареты Михалыч выкуривал под настроение, в кругу приятелей. Ему казалось, что они располагают к основательной дружеской беседе. В то время как выкуривание папирос – это быстрое получение кайфа в полнейшем одиночестве. Михалыч заметил еще одну особенность: папиросы помогают собраться с мыслями и сосредоточиться. Сейчас, вопреки заведенному правилу, Михалыч потянулся за «Кэмелом».

Чиркнув зажигалкой, закурил. Если упустить компанию «Балторгфлот», то под угрозой окажутся многие выгодные проекты, например переправка наркотиков транзитом в Западную Европу. В последнее время в Азии научились делать чистейший героин, который очень высоко ценится даже в Швейцарии, а уж они-то там знают толк в настоящей наркоте.

В случае неудачи к черту полетит перспектива господства в Центральной и Западной Европе, а вместе с этим общак потеряет миллионы долларов, что, в свою очередь, сильно аукнется по всем зонам – лагеря недополучат грев, на который рассчитывают; воры не сумеют обратиться за помощью к сильным адвокатам; многие семьи бродяг будут лишены положенного пенсиона. Гикнутся немалые деньги, что уже вложены в проект.

Трижды напомнила о себе кукушка в настенных часах, и в этот же миг, предварительно постучав, в комнату вошел охранник Митя. Невольно создавалось впечатление, что он стоял за дверью и дожидался механического сигнала. И неудивительно: парень был исполнителен и точен даже в мелочах.

– Он пришел, – только и сказал Митя.

– Проси! – кивнул Михалыч.

На пороге стоял Филат.

– Здесь то, что ты просил. – Михалыч ткнул пальцем в стопку видеокассет. – Компра на мэра, зампрокурора, а это, – он взял со стола одну кассету и слегка взвесил ее на ладони, – используй в первую очередь. Председатель комитета по имуществу Гаврилов. Я нутром чувствую, что мы напали на настоящего кабана. Такой зверь, как этот, может насадить на свои клыки даже медведя.

– Не беспокойся, Михалыч, – улыбнулся Филат, сунув кассеты в полиэтиленовый пакет, меня на клыки запросто не насадишь.

– Держи нас в курсе. Если что, звони прямо сюда… знаешь ли, надоело играть в испорченный телефон. – И, чиркнув на бумажке несколько цифр, Михалыч протянул ее собеседнику.

Этот подарок польстил Филату. В России, да и в Москве, мало было людей, кто знал домашний телефон Михалыча и мог позвонить ему при первой необходимости.

Филат был человеком Варяга и все свои контакты с Михалычем имел только через или с ведома Варяга. Но то, что сейчас хранитель московского общака предложил ему держать с ним прямую связь, его смутило. Он не мог даже помыслить, что между Михалычем и Варягом пробежала черная кошка. Но, видно, что-то все же произошло.

Заметив растерянность в глазах Филата, Михалыч опередил его вопрос:

– Знаю, о чем ты сейчас подумал. Но все, что ни делается, не происходит просто так. Верно? У Владислава сейчас кое-какие трудности возникли, и ему пока недосуг заниматься питерскими делами. Так что будем с тобой напрямую контачить. И вот еще что, – Михалыч сделал паузу и так зыркнул своими пронзительными глазами, что у Филата даже екнуло в груди, – если у тебя вдруг зайдет разговор о Питере с Бароном… Ты ему ничего не говори. Будто ничего не знаешь. Понял? Скоро ты все сам поймешь. Лады?

– Заметано, Михалыч.

– Наших друзей не жалей, жми на всю катушку, – провожая Филата к выходу, произнес Михалыч. – Золотой ключик находится где-то у них.

– Сделаю все, что смогу.

– Нет, Рома, – впервые за время разговора Михалыч назвал Филата по имени. – Нас такой ответ не устраивает. Ты должен сделать больше того, на что способен.

– Михалыч, не заставляй меня гнуть подковы, я этого не умею, – насупился Рома Филатов, стойко выдерживая немигающий взор светло-голубых глаз. Такие же холодные, как печорские озера, близ которых он отбывал свой последний срок.

– Ладно, ладно, не сердись. – Старик добродушно похлопал Филата по плечу. – Проводи до двора, – сказал Михалыч парню, который, несмотря на свой огромный рост, выглядел совсем незаметным. – Большому гостю и почет надлежащий.