Всем смертям назло - Вадим Давыдов

– Какому?

– Помочь вам вернуть мне мою страну.

Сталин поднялся, не выпуская из руки трубки, и стал прохаживаться вдоль стола, время от времени тихо, едва слышно, хмыкая и качая головой. Гурьев следил за его эволюциями и ждал. Ничего другого ему сейчас не оставалось – только ждать.

– Это очень интересное предложение. Очень, очень интересное. Товарищу Сталину давно – очень давно – никто не делал таких интересных предложений. – Сталин снова прошёлся взад и вперёд и остановился точно напротив Гурьева. – Правильно ли я понял вас, Яков Кириллович? Вы хотите, чтобы я вернул вам вашу страну. И при этом единственный способ, которым это возможно сделать – дать вам возможность это сделать. Верно?

– Точнее – дать мне возможность дать вам возможность это сделать. Совершенно точно именно так, Иосиф Виссарионович.

– Это очень, очень интересное предложение, – задумчиво проговорил Сталин, снова начиная движение по ковру. – А почему вы решили, что я соглашусь?

– На самом деле я этого пока не знаю. Зато я знаю другое. Я знаю, как добиваться от людей результата. Наилучшего результата, Иосиф Виссарионович. Не «любой ценой», а наименее затратным способом, не надрываясь, а испытывая при этом радость, гордость, удовлетворение.

– Это ещё интереснее. И как же?

– Нужно, чтобы каждый в своё удовольствие занимался своим любимым делом. Например, вы занимаетесь своим любимым делом – властвуете. Конечно, даже от любимого занятия следует время от времени отдыхать, но – не очень часто и не очень долго. И в случае вашего согласия не изменится ровным счётом ничего. Вы будете продолжать заниматься любимым делом – управлять, руководить, принимать решения. Все по-прежнему будут благоговеть, трепетать, прославлять и восторгаться. И, кстати, совершенно заслуженно. Потому что я буду следить за тем, чтобы эти решения были не просто правильными сами по себе – с этим вы справитесь и без моей помощи. Я позабочусь о том, чтобы они вели в нужном направлении. Чтобы вам не приходилось делать знаменитые «два шага назад». Потому что сегодня на один шаг вперёд делается даже не два назад, а сто в никуда. Вы умеете видеть последствия своих действий, Иосиф Виссарионович, и это прекрасно. Вы умеете отступить, чтобы перегруппировать силы, ресурсы – это замечательно. А вот предвидеть вы не умеете. Ваш мозг слишком занят интригой, аппаратной работой, которую вы никому, кроме себя, не можете поручить. В этом вам нет равных. Я понялкритически важную вещь: вы незаменимы. Нет никакого способа заменить вас – и скоро такой способ не появится, хотя предпосылки уже создаются вовсю.

– Вот как. Интересно. Что же это за предпосылки?

– Это наука, Иосиф Виссарионович. Кибернетика. Общая теория управления. Автоматизация не только производства, но и управления. Теория управления информацией. Огромные, величиной с дом, вычислительные машины. Как всё, созданное человеком на замену природным, божественным, если хотите, инструментам, это выглядит комично и нелепо – пыхтит, гремит, дымит, жрёт электричество и время от времени ломается – но это работает, и постепенно, через каких-нибудь тридцать лет, на месте товарища Сталина будет стоять вычислительная машина размером с тумбочку. У тумбочки не будет ни любви, ни ненависти, она просто будет знать – кого, куда и когда поставить, откуда передвинуть и кем заменить. Но сейчас у нас нет такой тумбочки. Зато сейчас у нас есть товарищ Сталин. Заметьте, я назвал срок. Тридцать лет. Это больше, чем сможет прожить товарищ Сталин при самом благоприятном стечении обстоятельств. Товарищу Сталину нечего опасаться – у него впереди просто уйма времени. И уйма дел. Я вижу, что вы мне – не то, чтобы не верите. Сомневаетесь, что такое возможно. Вы ведь этого не знали, Иосиф Виссарионович. Только честно.

– Нет. А откуда это известно вам, Яков Кириллович?

– Мне известно множество вещей, кроме этого, Иосиф Виссарионович. Потому что я хочу получить назад свою страну. А для этого я должен знать невообразимое количество вещей. И должен вам помогать. Не исполнять слепо вашу волю, что весьма недальновидно, поскольку я умею предвидеть, – прошу простить за этот невольный каламбур, – а помогать. Вам нужна помощь. Я стану вам помогать. И это будет мне в радость. Будет приносить мне огромное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Ведь я знаю в деталях, как должна выглядеть моя страна, когда вы мне её вернёте, а вы – нет. И если я начну вам это объяснять – вместо того, чтобы с вами вместе это делать – мы поругаемся, и ничего хорошего у нас не выйдет. Ни вместе, ни по отдельности. Ведь человек начинает получать от власти настоящее удовольствие только тогда, когда понимает: результат его усилий будет вечным. А иначе – это пустая трата времени и сил. И когда вы увидите, как меняется ваша моя страна – конечно, не сразу, первые, самые первые, самые робкие, изменения проявятся года через три-четыре – вы войдёте в настоящий раж и вкус. Вам так понравится работать со мной, что при одной мысли обо мне на вашем лице начнет играть улыбка. И люди вокруг перестанут в ужасе таращить зенки, а станут смотреть на вас. И вам это тоже понравится.

– Всё же вы очень смелый человек, Яков Кириллович, – Сталин возобновил свой «маятник», ступая по-прежнему неслышно, прижимая к боку левую руку с трубкой. – Да, очень смелый. Даже если вы не боитесь, – всё равно. Трус не может говорить такое товарищу Сталину. Откровенно предлагать товарищу Сталину, – товарищ Сталин, я буду вами манипулировать, и вам, товарищ Сталин, это будет нравиться, – Сталин посмотрел на Гурьева так, словно удивляясь его безграничной наглости. – Надо, что ни говори, быть для этого смельчаком.

– Да, – вздохнул опять Гурьев, уже почти раздражаясь от невозможности дышать полной грудью в этом помещении. – Я не зря не стал записываться к вам на приём, Иосиф Виссарионович. В этом случае вы не говорили бы ни слова, – и я выглядел бы совершенным идиотом. А сейчас я немного сбил вас с панталыку – и в результате вы хоть как-то реагируете. Это радует. А с чего же вы решили, будто я собираюсь вами манипулировать?

– Разве только что вы предложили не это?

– Конечно же, нет. Я всего-навсего предложил – иногда, когда будет необходимо, – говорить вам правду. Потому что вам уже начали врать. И будут врать ещё больше – тем больше, чем дальше. Чем больше вы будете стрелять этих подхалимов и карьеристов, тем изворотливее и изощрённее они будут учиться вам врать, мешать правду с ложью, подтасовывать, передёргивать, напускать статистического тумана и опутывать верноподданной паутиной. Так устроен человек – он приспосабливается даже к тому, что товарищ Сталин может в любую минуту его убить.

– Вы думаете, я этого не знаю?

– Вы можете сколько угодно знать об этом, Иосиф Виссарионович, но у вас нет способа от этого защититься. Вы не можете летать по воздуху, быть невидимым, слушать всё, что говорят и читать всё, что пишут. Вы не можете бесконечно множить контролёров и проверяющих, потому что у них тоже возникают потребности, интересы, групповщина и прочее. Вы в тупике, Иосиф Виссарионович. Я это уже вижу. Вы тоже видите, но не хотите признать, что в этой самой точке приходит конец вашему могуществу. Я повторяю – это тупик. И в рамках усовершенствования системы выхода нет. Вообще нет.

– А вы, значит, знаете выход.

– Да. Знаю. Правда, об этом пока ещё очень рано заводить речь. Более чем преждевременно. Эта система ещё поработает – ровно столько, сколько продлится ваша жизнь, Иосиф Виссарионович. То есть довольно долго. Но в рамках этой системы придётся пестовать ростки новой – иначе всё рухнет. – Гурьев, чтобы не играть незавидную роль пассивного курильщика, вытянул из пачки на столе новую папиросу, и закурил. – Это чепуха – якобы, Ленин оставил вам в наследство великое государство. Ленин оставил вам в наследство разорённую страну. Начатые Александром Вторым реформы забуксовали и остановились. Это привело к катастрофе – сначала пятого года, потом – четырнадцатого, а потом – семнадцатого. В России нужно было начинать всё с нуля. С самого начала. Это очень интересно, но очень трудно. Вы понимаете, людей очень трудно заставить делать то, что им не хочется. Выход очень прост: заставьте их делать то, что им хочется. И вы получите не просто власть – вы получите власть в великой стране. Существуют инструменты, которые позволят вам это сделать. Нужно лишь устранить одно-единственное препятствие.

– Только одно, – усмехнулся Сталин.

Раз, два, три, мысленно перевёл Гурьев дух. Начинаем.

– Знаете, Иосиф Виссарионович, в чём ваша самая большая беда? У вас огромное личное пространство. Представляете, что это такое?

– Что? – переспросил Сталин.

– Личное пространство. У нормальных людей оно – у всех – разное, и, как правило, весьма небольшое. Метр – полтора от поверхности кожи. Всё, что вторгается в это личное пространство без ведома человека, воспринимается им, как смертельная угроза. Но это – у обычных людей. А у вас, Иосиф Виссарионович, оно просто гигантское. Оно не даёт людям жить. Не оставляет им места для собственного. Занимает весь предоставленный ему объём. Это очень плохо. Когда вы умрёте – а вы непременно умрёте, как умрут все остальные, ведь нет ничего вечного, даже вечные пирамиды Египта рассыпаются незаметно для глаза, – люди окажутся в пустоте. Без личностей, без обжитого личного пространства, удобного и обустроенного, которое должно существовать. Человек – удивительно адаптивное существо, Иосиф Виссарионович: он обживает, обустраивает даже чужое пространство, если ему не позволяют иметь своё. Именно это сейчас и происходит. А потом, когда вы умрёте, вы как будто бы выдернете у них из-под ног землю. Страшно ведь не то, что человек смертен: в конце концов, зная это, можно как-то приспособиться, что-то такое организовать – успеть. Страшно то, что человек иногда смертен от совершенно, казалось бы, идиотских причин: например, у него загустеет кровь, и сгусток, оторвавшись от стенки сосуда, развернётся и застрянет, перегородив весь поток. Как правило, это случается ночью. Смерть мозга – окончательная, необратимая – наступает примерно через семь минут. А человек, воображавший себя богом, ничего не успел. Ни подготовиться сам, ни подготовить других. Вот это – действительно страшно.