Османская цивилизация - Юрий Ашотович Петросян

державы в транзитной торговле между странами Запада и Востока. Сложилась новая ситуация, при которой место предметов традиционного турецкого экспорта (ткани, кожи и изделия из нее, фаянс и керамика) заняло сырье, вывозившееся в Европу для нужд ее промышленного производства. Одновременно Османская империя все более становилась рынком сбыта товаров европейской промышленности.

Особенно преуспела в этом в XVIII в. Франция, где даже специально возводились текстильные фабрики для производства тканей, в особенности суконных, вывозившихся в больших количествах в Османскую империю. Успешно торговали во владениях султана тканями, стеклом, металлическими изделиями венецианцы и голландцы. Шведы и голландцы торговали здесь железом и сталью, оловом и свинцом. Менее активны были в ту пору английские купцы, но и они ввозили в империю олово, свинец, сукно и галантерейные товары. Обычно иностранные товары попадали в страну морем через Стамбул, Измир и Искендерун. Из этих крупных портов шли торговые караванные пути во все уголки султанских владений. О крупных торговых колониях европейцев в Стамбуле говорилось выше. В XVIII в. большие торговые колонии англичан и французов, итальянцев и голландцев имелись и в Измире.

Рост экономической зависимости Османской империи от крупных европейских держав происходил в условиях изменения и характера ее политических отношений с ними. С конца XVII в., когда обнаружился очевидный упадок военной мощи Османского государства, ему все чаще приходилось и в политике занимать оборонительные позиции. В XVIII в. оно постепенно становилось объектом дипломатической борьбы держав за преобладающее экономическое и политическое влияние. Англия, Франция и Австрия не раз добивались в XVIII в. вовлечения Османской империи в политические и военные конфликты, участие в которых отнюдь не было в ее интересах. Послы европейских держав в Стамбуле все чаще оказывали дипломатическое давление на султана и Порту, добиваясь от них выгодных политических или военных решений. Не раз в центре дипломатической борьбы держав в Стамбуле в XVIII в. находились русско-турецкие отношения (о них речь пойдет в следующей главе).

Английские, французские, шведские, австрийские и прусские дипломаты использовали борьбу между Россией и Османской империей на Балканах и в бассейне Черного моря, чтобы укрепить влияние своих государств на империю османов, обеспечить им экономические и политические выгоды. Пользуясь коррупцией столичной бюрократии, представители европейских держав постоянно стремились образовывать в ее среде группировки, готовые защищать их интересы. Не один высокий сановник Порты за крупную взятку действовал во вред своей стране на дипломатических переговорах или при рассмотрении просьб иноземных купцов и предпринимателей.

Успешное давление европейских держав было значительно облегчено, как отмечалось выше, ослаблением военного могущества Османской империи. Ее армия, некогда наводившая страх на всю Европу, к XVIII в. оказалась, как показали войны конца XVII–XVIII вв., гораздо слабее вооруженных сил ее противников. Уже в первой четверти XVII в. наблюдатели отмечали ослабление боевого духа султанского войска. Польский посол в Турции в 1622–1623 гг. князь К. Збаражский писал: «Более достойные и опытные воины видят, что за своеволием не следует наказание, а за хорошую службу – награда, что более, чем воинские доблести, ценится какая-нибудь услуга во дворце, когда каждый воин пограничного гарнизона старается добиться возвышения с помощью какой-либо женщины [из сераля] или евнуха, чем заслугами в глазах военачальника. Постепенно оружие становилось им противным, а поклоны – приятными. Те, кто прибегал к этим приемам, стали жить в роскоши. Начало укореняться пьянство, которое раньше каралось, как человекоубийство. Следуя таким примерам, многие предпочитали откупаться от воинской службы, чего можно было без труда достичь. Дело в том, что везиры, идя на войну, больше денег собирали, чем людей». Польский посол отмечал и то, что жалованье воинам выдавалось нерегулярно, «поскольку из-за щедрых раздач и опустошений уменьшились доходы казны и значительная часть их уходила на дворцовые расходы и роскошь…».

Когда П. А. Толстой составлял в 1703 г. свое описание Османской империи, он много внимания уделил состоянию армии и флота. Он пришел к выводу, что военное ослабление империи османов было следствием ее экономического упадка. Военная техника – пушки, холодное и огнестрельное оружие – все более отставала от Европы. В артиллерии и в XVII, и в XVIII вв. употреблялись снаряды времен XVI столетия и даже мраморные ядра эпохи султана Сулеймана Кануни. В XVIII в. военная техника турецкой армии отставала от европейской по меньшей мере на полтора века.

Тактические свойства турецкой армии также были крайне низкими. Если европейские армии уже знали и постоянно использовали искусство военного маневра, то турки продолжали на поле битвы брать числом, действуя обычно беспорядочной массой. П. А. Толстой писал о турках, что «вся их военная хитрость и сила состоит в их множестве… ежели же их неприятель собьет и принудит отступить, потом уже никоим образом установиться в строй не могут, но бегут и погибают, понеже стройному бою не обыкновенны, и егда неприятель их погонит, тогда отдираются от начальства и оставляют их и бегут невозвратно и видят сами, что тот их воинский строй им не пожиточен и… худ, одначе иностранным обучением гнушаются». П.А. Толстой был прав, турецким правящим кругам понадобился с того времени почти век, знаменитый их военными поражениями, чтобы преодолеть барьер предубежденности против всего европейского, «гяурского», признать превосходство европейской науки и техники, в том числе военного дела, и начать реформировать свою армию на европейский лад.

В XVIII в. войско Османской империи терпело многие неудачи еще и потому, что во главе его стояли люди, подчас совершенно невежественные в делах военных. Обычно европейскими армиями в ту пору на театрах боевых действий командовали профессиональные полководцы, турецкие же войска по традиции возглавляли великие везиры. Даже общеобразовательный уровень таких главнокомандующих был порою анекдотичен. Когда во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. французский посол предупредил Порту о том, что русская эскадра направилась из Кронштадта в Эгейское море, великий везир этим сведениям верить отказался, будучи твердо убежден в том, что между Петербургом и Средиземным морем морского пути нет. А когда русская эскадра оказалась в турецких водах, пройдя через Гибралтар, Высокая Порта обвинила Венецию в том, что она пропустила русские корабли из Балтийского моря в Средиземное через Адриатическое.

Резко сократилась к XVIII в. и численность султанской армии. В середине XVI в. иррегулярная конница насчитывала 200 тыс. человек, в период русско-турецкой войны должна была составлять 135 тыс., а на деле под знамена султана собралось не более 20 тыс. кавалеристов-тимариотов. Военные отряды местных феодалов, тоже обычно конные, насчитывали в середине XVIII в. 40–50 тыс. человек, но больше походили на разбойничьи шайки, и пользы от них в период военных действий было очень мало. Что касается регулярного войска, основу которого по-прежнему составлял янычарский корпус, то и его боевая мощь резко упала. Во второй половине XVIII в. в списках янычар, получавших жалованье, значилось 75 тыс. человек,