За Землю Русскую! - Александр Невский

Противопоставим приведенному месту следующее гораздо более авторитетное известие Степенной книги, которому мы и следуем, вместе с Карамзиным, в своем изложении: «Великий князь Александр паки прииде в Орду к новому царю Сартаку. Славный же град Владимир и всю Суздальскую землю блюсти поручи брату своему Андрею. Он же аще и преудобрен бе благородием и храбростью, но обаче правление державы яко поделие вменяя, и на ловитвы животных упражняяся, и советником младоумным внимая; от них же бысть зело многое нестроение, и оскудение в людех, и тщета имению. Его же ради царь Сартак посла воеводу своего».

Соловьев замечает, что «связь между событиями, какую выставляет Степенная книга, не держится» в подтверждение своего приговора.

Карамзин, особенно чуткий к нравственной оценке исторических деятелей, напротив, известие Татищева называет не более и не менее как вымыслом.

Приговор строгий, но вполне справедливый! Не станем вдаваться здесь в перечисление всех недосмотров, ошибок и неточностей в труде Татищева: это слишком отклонило бы от занимающего нас вопроса. Достаточно сказать, что ни в одном памятнике мы не находим ничего, подтверждающего известие Татищева.

И. Д. Беляев потрудился сделать выписки из 12 летописей, в которых говорится о нашествии Неврюя и о путешествии Александра к Сартаку, и нашел, что из 12 летописей, приведенных им, «ни одна не обвиняет Александра в наведении татар, другие летописи также ничего не говорят об этом». «Вообще, – добавляет от себя почтенный исследователь, – не было в характере Александра обижать кого-либо и тем паче наводить татар на Русскую землю, что доказывает вся его жизнь».

Предоставляем каждому решить, что должно иметь больший вес в глазах историка – известие ли Степенной книги и согласное с ней свидетельство всех летописей или одиночное свидетельство позднейшего писателя, которым можно пользоваться лишь с большой осторожностью?

Разберем далее те соображения, в силу которых Соловьев предпочитает следовать известию Татищева. «Справедливость этого известия подтверждается, во-первых, словами Андрея: «Господи! Что се есть, доколе нам меж собою бранитися и наводити друг на друга татар!».

Не говоря уже о том, что личности, подобные Андрею, насколько мы уяснили себе его характер, при встретившихся им затруднениях вместо того, чтобы хладнокровно обсудить положение и найти причину затруднений в собственных поступках, падают духом («вел. кн. Андрей… смутися в себе») и разражаются жалобами на посторонние обстоятельства и на других лиц, – не знаем, почему в словах Андрея можно находить обвинение именно против Александра, а не против дяди Святослава?

Мы видели, чем занят был Александр в Новгороде после возвращения из Азии, и как, среди государственных и семейных забот, затруднения и беспорядки во Владимире внезапно отвлекли его внимание на Восток, между тем как дважды лишенный великого княжения своими племянниками Святослав отправился хлопотать за себя в Орду и успел снискать расположение молодого властителя Сартака. Происки дяди, очевидно, и имел в виду Андрей.

«Без сомнения, – говорит Беляев, – Андрей называл наводчиком татар не кого другого, как Святослава». Борьба из-за великого княжения началась непосредственно после смерти Ярослава. Святослав и Андрей поспешили к Батыю. Святослав вернулся из Орды великим князем. Но от хана Менгу Андрей получил ярлык на великое княжение и изгнал дядю. Он считал это дело уже бесповоротно оконченным, как вдруг снова поднимается на него гроза.

«Доколе нам меж собою бранитися?!» – восклицает он. Когда же, наконец, прекратится этот спор между им и дядей? И в самом деле, если бы Андрей имел в виду брата Александра, а не дядю, он, без сомнения, сказал бы: «наводити брат на брата татар». Но дело в том, что все время шла борьба не братьев между собой, а племянников с дядей.

«Александр, – продолжает историк, – был в это время в Орде и взял старшинство от хана: если бы он не был против брата, то почему не умилостивил Сартака, как умилостивлял его после, по случаю восстаний народных?»

Прежде всего скажем, что Александра именно и не было в Орде во время состоявшегося приказа Неврюю относительно Андрея. Одним уже этим фактом бесповоротно опровергается обвинение против Александра… Беляев обстоятельно доказал, что Александр не мог быть в Орде раньше конца июня или начала июля, между тем как Неврюй уже 23 июля переходил Клязьму.

Но предположим на минуту, что Александр успел прибыть в Орду к началу Неврюева похода – все-таки очень сомнительно, чтобы ему удалось умилостивить хана. Можно было, хотя и с трудом, укрощать ханский гнев по случаю восстаний народных, ссылаясь на многое: на неразумие толпы, на хищность сборщиков дани и т. п. Но что мог сказать Александр в извинение брата, раздражившего татар?

Разве Андрей обнаруживал склонность принести покорность хану? Не заявлял ли он гордо в это время: «Лучше отказаться от престола, чем служить татарам»? Как просить прощения тому, кто сам его не желает? Далее, – за народ Александр приносил хану извинения и ходатайствовал о милости в качестве признанного самими татарами его главы, и хан уважал его предстательство. Какое право мог иметь Александр, ходатайствуя за брата?

Наконец, достаточно ли велико было расположение Сартака к Александру в то время? Если Александр спасал русский народ от последствий ханского гнева, это еще не значит, что он во всякое время мог спасти всякого князя, вздумавшего прогневать своих властителей.

Известно, как строго смотрели татары на долг повиновения… Насколько велик был гнев хана на Андрея, видно из того, что впоследствии, когда Александр был уже великим князем и, следовательно, пользовался полным доверием хана, он, крайне сожалея о судьбе, постигшей Андрея, хотел дать ему Суздаль, но «не смеяше царя».

«Бегство Андрея в Швецию, – говорит далее Соловьев, – и радушный прием со стороны шведов может показывать, что они видели в Андрее врага Александрова».

Слишком слабое основание. Прежде всего, Андрей отправился не в Швецию, а к сыну своего мнимого врага – Василию, княжившему в Новгороде по отъезде отца… «Очевидно, – справедливо говорит Беляев, – Андрей не побежал бы к сыну своего врага, боясь, что его непременно выдадут татарам; да и в Новгороде бы его действительно схватили и отослали к хану, ежели бы в самом деле Александр был враг Андрею».

Между тем новгородцы не дозволили только Андрею оставаться у себя, высказав в этом случае замечательное благоразумие и трогательную заботливость об Александре, да и о самом Андрее: Александр был ведь в это время в Орде, где его могли задержать заложником, и тогда новгородцам для освобождения дорогого для них князя пришлось бы пожертвовать Андреем и самим отвезти его к хану… Радушие же шведов имело своекорыстное основание: они рады были удалению Андрея из Владимира, потому что оно избавляло их от непосредственного соседства с грозным Александром…