Быть Энтони Хопкинсом. Биография бунтаря - Майкл Фини Каллен

Баркер с ностальгией описывает дни, проведенные в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке, как самые веселые на ее памяти. Зная о детской увлеченности Хопкинса американцами и американским кино, она искренне радовалась его мальчишескому восторгу от наблюдения за таинственным Атлантическим океаном под самолетом, за береговой линией его любимой страны, от посадки и ступления на эту землю. Неосознанно, заочно он любил ее всегда, но, когда вдруг осознал, где он оказался, когда увидел реальную Америку, он окончательно в нее влюбился. Целиком во всю. Благоухание тихоокеанского воздуха. Короткие рукава рубашек. Глянцевые автомобили с откидным верхом. Мимозы вдоль обочин дорог. Бургеры. Пиво «Bud». Пальмы и автострады. Пета знала, что он мечтает жить в Голливуде, и, по ее словам, она готовилась покинуть Англию, хотя знала, что будет тосковать по родному ландшафту, который так полюбила еще с детства в Кенте.

Автобус повез их из Международного аэропорта Лос-Анджелеса на север в Санта-Барбару, где они и остановились. Пета со смехом вспоминает, как они ехали на заказанном для них большом лимузине с кондиционером – для долгой поездки на юг, в Диснейленд, в Анахайме. Как восторженные дети, они игрались с электрическим стеклоподъемником по дороге на встречу с Микки Маусом. Позже Хопкинс сам отправится в «Китайский театр» Сида Громана, на Аллею Славы вдоль Голливудского бульвара, на Вайн-стрит, где он с интересом будет рассматривать вырезанные в камне подписи и отпечатки рук своих кумиров: Боуга, Бинга Кросби, Уоллеса Бири, Роя Роджерса, Триггера и Дональда Дака.

Осмотр достопримечательностей в итоге стал для Хопкинса лучшим, что он получил от своей первой попытки проникнуть в Голливуд, поскольку его кинопробы окончились неудачно: ему предпочли Роберта Вона. По мнению Хопкинса, причиной провала стало то, что накануне прослушивания он пошел на вечеринку в дом режиссера Джона Гиллермина, что в районе Бенедикт-Каньона, там напился, а на следующий день явился с похмелья. Плюс ко всему продюсера разочаровал тот факт, что Хопкинс был не в форме и выглядел весьма растолстевшим. В общем, неважно, какие были причины – он вернулся домой проездом через Нью-Йорк, опустошенный своей неудачей, но не раздавленный: обещания относительно «Льва зимой», все еще застрявшего в монтажной, звучали великолепно, а агенты и режиссеры, которые с ним встречались, все до одного сулили ему долгую жизнь в Голливуде.

Вернувшись в обыденную реальность ненастного лета в Лондоне, с бесконечными сериями «Автомобилей Z» («Z Cars»)[88] по телевизору, с молчанием телефона, Хопкинс впал-таки в депрессию. Позже он скажет:

«Я слишком много ел и слишком много пил. Я обленился, я был женат, я каждый вечер просиживал без дела, уставившись в телевизор. Мне было на все начхать. На самом деле, я был глубоко несчастен. Если ты несчастлив, ты пытаешься найти какую-то отдушину, ведь так? Ты ешь и ешь, и сползаешь все ниже и ниже в самую пучину апатии. Так происходило и со мной. Я ни хрена не занимался карьерой – да ничем вообще. В финансовом отношении я был обеспечен и все такое… Я сказал себе, что буду красить дом и копаться в саду каждое лето, – вот такая у меня будет жизнь…»

Конечно, этого не могло случиться, хотя Пета все еще надеялась на покой – даже несмотря на вспышки истерик – и тишину. Все больше и больше она понимала причину их несовместимости: сочетание растущей алкогольной зависимости и его навязчивое стремление испытать, найти себя. Он знал, что в общепринятом понимании он преуспевал: в карьере, в деньгах, славе, которую он так страстно желал; но все остальное было фальшью. По его ощущениям, он не созрел или не понял и не принял того, кто же он есть на самом деле. Был ли он театральным актером или киноактером? Творцом или виртуозным лицедеем? Доверял ли он себе или своим суждениям? Конечно нет – как тогда он оказался женатым (для чего был явно непригоден), с ребенком на подходе, для которого у него нет ответов? Когда он ссорился с Петой или друзьями, как правило, все это происходило в алкогольном тумане, в бессмысленной страсти последнее слово оставлять за собой. «Минуточку! – кричал он. – Я хочу сказать, и я скажу свое последнее слово!» Три года спустя, оглядываясь назад, он расскажет журналистке «Radio Times» Дидре Макдональд: «Со мной легко работать, но вот жить со мной непросто. Я неврастеник. А это подразумевает самобичевание. Я не имею в виду приятную чувствительность. Я весь на нервах, даже сидя здесь и разговаривая с вами. Взгляните на пепельницу: я курю одну за одной. Я испытываю недостаток в руководстве, когда не работаю».

Наконец появилась работа: еще одно предложение сняться в кино – на этот раз в жалкой кальке – экранизации кинокомпанией «Columbia Pictures» детектива Джона Ле Карре «Зеркальная война» («The Looking Glass War»), с режиссером, восходящей звездой – Фрэнком Пирсоном, сценаристом «Кошки Балу» («Cat Ballou»), но зато бок о бок с Ральфом Ричардсоном – актером, которым Хопкинс так восхищался. Деньги обещали хорошие – в 10 раз больше, чем мог предложить «Национальный театр» Оливье, да и работа была несложная. Сценарий был путаным, а все сцены с участием Хопкинса, довольно напыщенные, снимались в мрачных, по-зимнему влажных помещениях «Shepperton Studios»[89]. Как раз незадолго до начала съемок Пета родила их дочь, Эбигейл. Хопкинс присутствовал на родах и, по словам Петы, был невероятно любящим отцом. Но эйфория была кратковременной и вскоре сменилась однообразной рутиной на студии «Shepperton» и хроническими тревогами Хопкинса.

Подход Пирсона к одному из наименее понятных психологических триллеров Ле Карре был таков: переписать половину истории, заменяя неторопливое исследование дезинтеграции персонажа в романе гнетущими, но тупиковыми отвлекающими маневрами. Во власти двух несогласованных направлений, которые красноречивее всяких слов свидетельствовали о пропасти между театральной школой и «методом» голливудской школы – с Ричардсоном в роли куратора Леклерка и дерганым Кристофером Джонсом в роли его пешки, – фильм повествует о сорванной попытке МИ-6[90] обнаружить точное местонахождение и распознать русскую ракетную базу в Восточной Германии, которая, очевидно, была выявлена на секретной пленке. Хопкинс играл подручного Леклерка – Джона Эйвери, показанного, главным образом, в первых сценах, когда он отправляется в Финляндию, чтобы расследовать смерть агента, завладевшего фотопленкой. Роль Хопкинса со временем сходит на нет в фильме – после того как польского беженца Лейзера (Джонс) выбирают, чтобы проникнуть на территорию за колючей проволокой и найти базу. История развивается с изнурительными тренировками героя под руководством Холдейна (Пол Роджерс) и исполнением самой миссии.