Тайна перстня Венеры - Ольга Тарасевич

Он не дурак, убийца Дитриха. Нет, он очень даже умный человек и все рассчитал правильно. Если бы не этот флакон, если бы не мои подозрения, то никто никогда бы не стал проводить специальное химическое исследование. В России бы точно не стали. Да и за границей, подозреваю, аналогично. У нас на судебной химии чего только не ищут – производные барбитуратовой кислоты, имизин, атропин, димедрол, морфин, кодеин, стрихнин, эфедрин и еще целую кучу всякой всячины. А вот это вещество, содержащееся в отпускаемом без рецептов препарате-стимуляторе, на химии просто никогда не определяют. Не входит эта кислота в перечень того, что в обязательном порядке ищет химик в забранных у трупа моче, желчи, а также в стенке желудка, тонкой кишке, печени и почках. Не препарат – голубая мечта преступника. Таблеточки махонькие, без вкуса-запаха, в воде растворяются. Две щепотки их в любом напитке намешаешь – и все, летальный исход. Нет, эксперт понимает – отравление, еще на вскрытии все симптомы налицо: отек легких, отек-набухание головного мозга, периваскулярные кровоизлияния в ткани головного мозга, полнокровие внутренних органов, жидкое состояние крови. Понятно – траванули. Но вот чем траванули – точно сказать невозможно, на химии ничего не «поймано», и в акте используется формулировка «смерть от отравления неустановленным ядом». В последнее время такие случаи в практике судебных медиков участились. Методом проб и ошибок, ценой многих человеческих жизней и, возможно, неустановленных, оставшихся на свободе преступников мы, наконец, выяснили: превышение дозировки безобидного тонизирующего стимулятора, продающегося в аптеках без рецепта, может стать опасным орудием в руках злоумышленника. На форуме судебных медиков эта ситуация периодически обсуждается, вопрос болезненный, очень актуальный. Из бюро судмедэкспертизы многих регионов в Минздрав направлялись соответствующие документы, с описанием конкретных случаев, с копиями актов. Было бы хорошо добиться если не изъятия этого лекарства из продажи, то хотя бы рецептурного отпуска. Но… Нет, я понимаю, что там произошло, в кабинетах, заваленных нашими отчаянными письмами, прокурорскими запросами. Представитель компании-производителя стимулятора вручил чинуше из Минздрава конвертик с толстой стопкой вечнозеленых купюр – и дело в шляпе. Естественно, рецептурный отпуск снизит объемы продаж.

И вот – новая жертва передозировки безобиднейшего в разумных пределах стимулятора.

Рассматриваю чуть погрызенный флакон.

Надписи яркие, на русском языке, дата изготовления свежайшая – конец апреля 2009 года.

Да, все сходится.

Конечно, мы – не первые россияне, которые отдыхают в этом облюбованном преимущественно немцами отеле. Кто-то уже в этом сезоне, наверное, приезжал и до нас. Кто-то, возможно, даже пользовался таким стимулятором, его часто назначают при пониженном давлении, только вряд ли предупреждают, что передозировка вызывает сердечные нарушения, вплоть до фибрилляции желудочков и остановки сердца. Но вот тщательно закапывать пустой флакон, не используемый со злым умыслом, под пальмой… В такие совпадения я не верю. Тот, у кого совесть чиста, просто выбросил бы упаковку в мусорное ведро в своем номере.

Все сходится. То есть почти все. Ясно, что Дитрих убит. Ясно, когда убит, – смерть его наступила между десятью и одиннадцатью вечера, однако убойную дозу стимулятора он принял намного раньше. Когда именно – установить сложно, никто ведь не проводил клинических исследований на эту тему. Очевидно лишь, что смерть наступает не мгновенно, у потенциального покойника еще есть время прибегнуть к помощи врачей – но разве мы каждый раз, когда в животе крутит, бежим делать промывание желудка?.. Могу предполагать, что яд Дитрих принял в обеденное время, но когда именно, сказать сложно, и это, конечно, облегчает жизнь убийце. У него нет алиби, но разве оно требуется, когда точное время совершения преступления установить сложно?.. Не знаю, кто мог совершить такое чудовищное убийство, теряюсь в догадках. Ищи, кому выгодно, советуют в таких случаях. Но я же не телепат! И откровенно запуталась в бурных страстях, испепеляющих русских туристов даже сильнее турецкого солнца…

Едва только мне удалось, ничем не выдав своего удивления, ловко спрятать флакон из-под стимулятора в кулаке (только скотчик обиженно гавкал, требуя вернуть его законно отрытую добычу), я попрощалась с девушками и помчалась к номеру Дитриха. Мне казалось: полицейский все еще там, ведь осмотр любого места происшествия – это часа три как минимум, а скорее всего, и все пять-шесть. Дверь знакомой комнаты оказалась широко распахнутой, тела и вещей убитого немца уже не было и в помине. А уже знакомая мне белая пижамка, болезнь базедова-Паркинсона, ноу инглиш, с высунутым от усердия языком, пылесосила ковровое покрытие. Общаться с ней, судя по предыдущему опыту, было делом абсолютно бессмысленным. Отойдя от двери, я взяла сотовый телефон и визитку, фактически выпрошенную у полицейского, быстро набрала его номер мобильного.

– Я вас не понимаю, мисс, – жизнерадостно отозвался паскудник, выдавая себя своим восторгом.

Все он прекрасно понял – и кто звонит, и по какому вопросу. Вот только желания меня выслушать у него как не было, так и нет.

Как же все-таки они до обидного похожи – наши равнодушные милиционеры и турецкие пофигисты-полицейские! Вот случись что – никогда у них не найдешь поддержки. Да что и говорить, единственное, что могут, – это послать подальше. Послать даже меня, коллегу. Что же тогда о простых людях говорить? Где им правду и защиту искать?..

Впрочем, где наша не пропадала, никогда не сдавайся – я набрала указанный в визитке рабочий номер и попыталась объяснить ситуацию обладателю низкого нервного голоса. Тот плохо понимал по-английски и все повторял, что сотрудник полиции в отель «Long Beach» уже поехал.

Вот ведь сукин сын, ну гаденыш!

Похоже, малый своего не упускает! На работе говорит, что выехал на место происшествия, а сам быстро тяп-ляп все якобы осмотрел и ходу, наверное, к девке на очередное свидание!

Расстроенная, злая до невозможности, я позвонила на рецепцию, нажаловалась менеджеру, что у меня есть новая информация по поводу смерти Дитриха, и никто не хочет меня слушать, и я требую приезда полиции. Девушка обещала перезвонить, но…

Вот я уже битый час сижу в номере, задыхаюсь от запаха жарящейся внизу к обеду рыбы, верчу в руках злополучный флакон. И совершенно не знаю, что мне делать.

Обратиться в российское посольство? В немецкое? Да нет в Кушадасах никаких посольств, они, наверное, располагаются в Стамбуле или Анкаре, а в многочисленных курортных городках посольств не наоткрываешь. Перед тем как отправиться в Эфес, нас провозили по Кушадасам, с трех-пятиэтажными белыми домами, огороженными заборчиками коттеджами, лавочками и кафе. И я еще тогда подумала, что здесь нет даже зданий, похожих на банки! Привычная административная нашему глазу офисная инфраструктура полностью отсутствует. Какие посольства, это территория морских волн, бикини, роскошных цветов, дешевых сувениров, свежих фруктов и приторно-сладкого яблочного чая…

И что мне теперь делать? Что же делать?..

Дайте мне еще пару пар глаз! Очень нужно. Пытаюсь наблюдать за поведением собравшихся за столом людей – едят, не едят, пьют или нет? – и понимаю, что ничего у меня не получается. Русских туристов слишком много, реакцию каждого не отследить…

Если смотрю на них – не могу говорить. В смысле, я продолжаю что-то произносить, однако при этом чувствую, что фальшивлю, халтурю, вру недостаточно эмоционально и правдоподобно. Тогда я перевожу взгляд вверх, там чуть колышется на ветру тент, натянутый над террасой возле ресторана. Или смотрю на море, безмятежно синее, пойманное в мелкую сеть солнечных лучей. И тогда собственный монолог набирает силы и мощи.

Итак, продолжаю:

– Конечно, за границей постоянно к нам такое отношение – русские крайние. Как деньги тратить – так приезжайте, всегда пожалуйста, мы вам рады. Только во всем этом нет ни капли искренности! На самом деле нас не просто не любят, нас ненавидят. И как только что-то происходит, трагическое или непонятное, – русские всегда и во всем виноваты, один ответ. Никого не интересует, что на самом деле произошло. Плевать они на все хотели, когда русская мафия под рукой! Мне все сразу стало ясно, когда я увидела этого мальца-полицейского. Молодой, ветер в голове. Для таких жизнь – как компьютерная игра. Ну, или, в крайнем случае – как боевик. Полицейский явно насмотрелся тупых американских фильмов про русскую мафию. И еще даже не приехал на место происшествия, – но уже сразу понял – в смерти Дитриха виновен кто-то из нас. Это он мне сам так сказал, молокосос! Представляете, какая наглость! Спасибо что хоть меня, судмедэксперта, профессионала, из числа подозреваемых исключил. Несмотря на то, что я тоже русская. С его стороны – это он мне прямо в лицо выпалил – проявлять такое доверие, конечно, не очень осмотрительно, но есть же корпоративная солидарность… Убила бы его! Вот объясните мне, как так можно! Это же национализм в чистом виде!