Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков - Иван Черных

Александр потянулся было к лапке магнето, но в последнюю минуту подумал, что надо поставить в известность Казаринова. Майор по жесту догадался, чего хочет летчик, и категорично замахал рукой — ни в коем случае, — показал в угол капонира, где раньше лежали баллоны со сжатым воздухом; теперь их там не было. Ну, конечно же, моторы запустить нечем. Придется взлетать на перегретых. Что из этого выйдет? Да еще с таким шасси. Нет, чужими жизнями рисковать он не имеет права. Александр спрыгнул на землю.

— Что еще? — подошел к нему Казаринов.

— Моторы перегреты, взять на борт никого не могу.

— Хорошо, взлетайте один. Авиаспециалисты и стрелок отправятся наземным эшелоном.

Как из-под земли появился капитан Петровский.

— Идите к самолету, — кивнул ему Казаринов на У-2. — Я сейчас выпущу Туманова — и полетим.

— Я с ним полечу, — указал взглядом на Туманова Петровский, — ведь он без штурмана.

«Боится, сбегу, — мысленно усмехнулся Александр и пожал плечами. — Что ж, лети, за твою жизнь я переживать не буду». Он энергично забрался в кабину, расправил под собой лямки парашюта, хотел было по привычке пристегнуть их, но передумал: все равно парашютом воспользоваться не удастся — высоту он более ста метров набирать не станет.

Петровский уселся на место Серебряного, обернулся к Александру, показал большой палец: все, мол, в порядке.

Александр дал команду убрать из-под колес колодки. Пока техник вытаскивал тяжелые треугольные чурбаки, он пристегнулся ремнями, надел шлемофон и знаком заставил сделать то же оперуполномоченного. Петровский с трудом натянул на свою большелобую квадратную голову маленький шлемофон Вани Серебряного.

Казаринов указал рукой направление взлета («Пошел!»), и Александр толкнул сектора газа вперед. Моторы взревели, и бомбардировщик стронулся с места. Совсем некстати вспомнился вопрос Ирины: «Почему ваши самолеты всегда взлетают под гору?» Вот ведь какая ирония судьбы: Ирина спрашивала для себя, а решать эту задачу практически приходится ему. Ранее он и не обращал внимания на то, что аэродром с покатом — для «здорового» самолета это существенного значения не имело, — а для такого «инвалида» — сущая проблема. Ко всему, и ветер не шелохнет. Итак, под гору…

Моторы с оглушительным ревом набирают обороты, и встречный поток воздуха, врываясь в проем, где должно быть лобовое стекло, прижимает летчика к спинке сиденья сильнее и сильнее. Значит, скорость нарастает. Не так быстро, как хотелось бы, но Александр и на это не надеялся. Мешают тумбы-стойки, завихрение у зева кабины пилота. Малейшая неровность аэродрома тугими ударами отдается на пояснице: без амортизационных стоек колеса не в состоянии гасить все толчки и колебания. Бомбардировщик гремит и трясется, как рыдван на ухабах.

Позади остается выбитая, без единой травинки взлетно-посадочная полоса, а самолет все бежит и бежит, не чувствуя опоры под крыльями. Моторы ревут надрывно, со стоном, и кажется, вот-вот не выдержат, испустят дух.

Давно, почти в самом начале разбега, Александр поднял хвост самолета, чтобы уменьшить лобовое сопротивление, но и это не помогает — бомбардировщик будто не собирается отрываться от земли. Александр старается ему помочь, берет штурвал на себя, создавая больший угол подъема, — никакого эффекта. А впереди уже видна лощина. Там бугры, яр. И теперь, даже если прекратить взлет, не спастись: тормозов у колес нет…

Поток воздуха с остервенением бьет в лицо, треплет комбинезон, словно хочет сорвать его с плеч, со свистом уносится в щели фонаря кабины и по фюзеляжу к хвосту, все сильнее прижимает летчика к сиденью, и это радует Александра, обнадеживает: значит, бомбардировщик набирает скорость и обретает устойчивость. Теперь можно и переводить его в набор высоты. Чуть заметное движение штурвала на себя — и земля уходит вниз.

«Вот тебе и взлет под гору!» — с грустью вспоминает он разговор с Ириной. Если бы она знала, какой это был взлет и что ожидает Александра впереди…

Понимает ли Петровский, в какую ситуацию попал? Ни черта не понимает. Сидит как пень, даже головой не поведет. Словно в отместку за его благодушное безразличие, правый мотор вдруг стрельнул короткой очередью, и из выхлопного патрубка полетели снопы искр. В кабине запахло горелым маслом. Петровский и на это не среагировал, думает, так и надо. А дело принимало серьезный оборот: перегрев мотора дал о себе знать, появилась какая-то неисправность.

Александр убавил обороты правого мотора — искрение уменьшилось — и снова потихоньку начал набирать высоту: для прыжка с парашютом потребуется минимум двести метров.

— Наденьте парашют, — приказал он по переговорному устройству Петровскому, не зная, как обращаться к нему: по званию — подумает еще, что заискивает перед ним, по фамилии — уловит неприязнь. Потому он просто скомандовал, как и подобает командиру корабля.

Петровский зашевелился, натянул одну лямку на плечо, другую. Что-то очень долго возился внизу, видимо, с ножными лямками, и снова затих.

— Пристегнули? — спросил Александр.

Петровский то ли не услышал, то ли не посчитал нужным ответить. В груди Александра закипело, и он повторил вопрос более требовательно, даже грубо.

— Лети, лети. В порядке, — буркнул Петровский. Прошло около получаса, пока бомбардировщик забирался на высоту двести метров — на большее с одним мотором он не был способен, — а впереди показалась невысокая гряда гор, тянущаяся с юго-запада на северо-восток. Чтобы обойти ее, потребуется не менее часа, а дорога каждая минута. Правда, гряда невысокая, но все равно надо набирать высоту.

Правый мотор будто бы утих — может, оклемался? Александр плавно и осторожно двинул сектор газа вперед — самую малость. Мотор тут же бабахнул, словно выстрелила пушка, и из появившегося рваного отверстия в капоте полыхнуло пламя. Александр понял причину искрения: сорвало со шпилек головку верхнего цилиндра. На малом газу головку что-то еще удерживало, теперь же ее сорвало окончательно.

Летчик одним движением убрал газ мотора. Бомбардировщик сильно накренился вправо, грозя перевернуться через крыло, и Александру с трудом удалось удержать его, а затем выровнять. Прилагая неимоверные усилия на штурвал и на педали, летчик изловчился и нажал на кнопку противопожарной системы правого мотора. Однако пламя лишь пригасло, но совсем не исчезло. Значит, через несколько секунд оно будет бушевать еще сильнее, пока не доберется до бензобаков…

— Прыгай! — приказал Александр Петровскому. Но капитан лишь глазом повел в сторону горящего мотора и еще плотнее уселся в кресле.

— Приказываю прыгать! — зло прикрикнул Александр, и тут только ему пришло в голову, что Петровский понятия не имеет, как это делать. Стал ему разъяснять:

— Откройте нижний люк, в который поднимались в кабину, возьмитесь за вытяжное кольцо парашюта и прыгайте головой вниз. Считайте до трех и дергайте кольцо. — Но Петровский сидел, не внимая словам, словно это его не касалось. — В чем дело, черт побери?! — рявкнул Александр.

— Не кричи, лейтенант, — спокойно отозвался наконец Петровский. — Прыгай сам.

— Не учи, кто должен прыгать первым. Здесь командую я. Прыгай!

Петровский секунду помолчал.

— Не могу я прыгать…

— Сможешь. Ты все можешь. Слушай только мою команду…

— Парашют у меня распущен.

— Как распущен? — не понял Александр.

— Так… Случайно. Зацепил вытяжное кольцо, он и распустился… Так что прыгай, лейтенант…

Пламя уже плясало на крыле, рвалось к кабине пилота — С02 кончился. Надо перекрыть доступ бензина. Вот так. И перекачать топливо из правой группы в левую… Не терять скорость… Вот так… Увеличить крен. Падает высота — ну и пусть… Это даже лучше: возможно, успеем сесть до того, как огонь прошьет противопожарную перегородку и доберется до баков. Место внизу сравнительно ровное. Кажется, пшеница… Факел получится грандиозный…

— Прыгай, лейтенант, тебе на роду долго жить выпало, — вдруг прервал его мысли Петровский.

— Помолчи. Как-нибудь сам решу.

А пламя вдруг пугливо затрепыхало, сорвалось с крыла. Из-под капота высунулись еще несколько язычков, лизнули обшивку и пропали.

«Ура!» — мысленно закричал обрадованный летчик. Теперь жить можно. Правда, левый мотор тоже на пределе возможностей, тянет еле-еле, но это уже не пожар, можно потихоньку снижаться. Есть надежда сесть благополучно. Надо только подыскать подходящую площадку, не пшеничное поле.

Справа, почти по курсу, бежит грунтовая дорога. Не асфальтированная, но так накатанная, что блестит, как асфальт.

Александр довернул бомбардировщик вправо, вдоль дороги, и, прибрав обороты левого, повел самолет на посадку. В поле зрения попали широкие плечи капитана Петровского, чепчиком торчащий на его затылке шлемофон Вани Серебряного.