Счастливец. Друг человечества - Уильям Локк

— Я вполне понимаю вашу позицию, — произнес Поль, — но это не освобождает меня от ответственности.

Сайлес Фин встал, молитвенно сложил руки и умоляюще посмотрел на Поля: — Сын мой, после всего что я сказал вам, вы не пойдете против меня?

Поль тоже встал. Внезапный прилив страсти овладел им:

— Моя страна была моей страной тридцать лет. Вы пять минут были моим отцом. Я остаюсь с моей страной.

Сайлес Фин отвернулся и развел руками:

— А я остаюсь с моим Богом!

— Прекрасно! Это приводит нас к нашей исходной точке. Враги в политике, друзья в частной жизни.

Сайлес опять повернулся к Полю и заглянул в его глаза:

— Но отец и сын.

— Тем почтеннее и лучше. Самые чистые выборы за сто лет.

Старик снова закрыл лицо руками, его волосы белыми и черными прядями упали на пальцы и большой алмаз сверкал сквозь них.

— Мне был голос свыше, — пробормотал он. — Указание Господне. Это было ясно. Но вы не понимаете таких вещей. Его воля должна свершиться. Мне было ужасно думать о сокрушении вашей карьеры, карьеры моего собственного сына. Я привел этих двух друзей, чтобы они помогли мне убедить вас не выступать против меня. Я сделал все, что мог, Поль. Я обещал им не прибегать к последнему аргументу. Но плоть немощна. В первый раз с тех пор — вы знаете — когда с ножом я бросился на… словом, в первый раз с тех пор я потерял власть над собой. Мне придется ответить за это Господу моему. — Он протянул руки и безумным взглядом посмотрел на Поля. — Но такова воля Божия. Я должен быть вестником Его послания к империи. Поль, Поль, сын мой возлюбленный, вы не можете восстать против Всевышнего!

— Должно быть, ваш Бог — не мой Бог, — сказал Поль, ясно сознавая, что перед ним жертва религиозной мании. — И, может быть, настоящий Бог — не мой и не ваш, а еще чей-нибудь. Во всяком случае, Англия — единственный бог, который у меня остался, и я буду сражаться за нее.

Открылась дверь и вошел лакей Уилтон.

— Прошу извинения, сэр.

Поль подошел к нему.

— В чем дело?

— Принцесса, — доложил он благовоспитанным, тихим голосом, — полковник и мисс Уинвуд. Я сказал им, что вы заняты. Но они ждут уже около получаса, сэр.

Поль выпрямился.

— Почему же вы не сказали мне раньше? Принцессу нельзя заставлять ждать. Представьте мои почтительнейшие извинения принцессе и попросите ее, полковника и мисс Уинвуд подняться сюда.

— Нам лучше уйти, — воскликнула Джен во внезапном испуге.

— Нет, — сказал он. — Я прошу вас всех остаться.

18

В напряженном молчании, в котором протекли немногие минуты ожидания, Поль превратился из мальчика, для которого земля была сказочной страной, в мужчину, вставшего лицом к лицу с мрачной действительностью. В эти считанные мгновения он пережил всю свою прошлую жизнь и постиг приближение темных грядущих дней.

Дверь отворилась и появилась принцесса, улыбающаяся, счастливая, с черным страусовым пером на шляпе и в собольей накидке, ниспадающей с ее плеч, — сиятельная леди. За ней шли полковник и Урсула Уинвуд. Поль склонился над протянутой рукой принцессы.

— Тысячу извинений за то, что я заставил вас ждать. Я не знал о вашем приходе. Я был занят со своими друзьями. Разрешите мне представить вам их. Это мистер Сайлес Фин, принцесса, директор-распорядитель акционерного общества «Fish Palaces Ltd». Это — два моих близких друга, мисс Сидон, мистер Симонс. Мисс Уинвуд, полковник, вы разрешите?

Он сделал жест, обычный при представлении. Принцесса кивнула; потом, пораженная их неулыбающимися лицами и странной манерой Поля, быстро повернулась к нему.

— В чем дело?

— Сейчас скажу.

Он подвинул ей кресло. Она села. Урсула Уинвуд села в кресло Поля. Остальные стояли.

— Мистер Фин явился объявить мне, что он выдвинут кандидатом от либералов Хикней-хиса.

— Поздравляю вас, — сказала принцесса.

Сайлес серьезно поклонился ей и обратился к полковнику Уинвуду.

— Мы уже несколько времени, сэр, находимся с мистером Савелли в отношениях личной дружбы.

— Понимаю, понимаю, — ответил полковник, хотя и был несколько озадачен. — Это очень любезно и дружественно с вашей стороны.

— Мистер Фин просит меня также снять мою кандидатуру, — продолжал Поль.

Принцесса недоверчиво рассмеялась. Урсула Уинвуд встала и сделала движение в сторону Поля, как бы готовая защитить его. Полковник Уинвуд нахмурился.

— Снять кандидатуру? Почему?

Сайлес Фин смял рукой свою черно-седую бороду и взглянул на сына.

— Нужно ли нам входить в подробности? Тут есть религиозные причины, которые, быть может, сударыня, — Сайлес обратился к принцессе, — будут вами неверно поняты. Возможно, мистер Савелли считает меня фанатиком. Я ничего не могу поделать. Я предостерег его. Это все. Прощайте, мистер Савелли.

Он протянул руку, но Поль не принял ее.

— Вы забываете, мистер Фин, что я просил вас остаться.

Он схватился за борта его сюртука так, что пальцы побелели, сказал сквозь стиснутые зубы:

— У мистера Фина есть еще и другая причина не желать моей кандидатуры.

— Эту причину вы не должны называть, — воскликнул Сайлес громким голосом, устремляясь вперед. — Вы знаете, что я не предъявляю никаких претензий!

— Я знаю это. Но тем не менее я объявлю ее. — Поль сделал паузу, поднял руку и холодно произнес, взглянув на принцессу: — Мистер Сайлес Фин оказался моим отцом.

— Что такое? — проговорил полковник после мгновенной тишины.

Принцесса глубоко вздохнула и выпрямилась в кресле.

— Вашим отцом?

— Да, мадам. Еще полчаса тому назад я не знал этого. Всю жизнь я не знал, что мой отец жив. Вот эти мои друзья могут засвидетельствовать, что я говорю правду.

— Но, дорогой Поль, — сказала мисс Уинвуд ласково, кладя руку на его плечо и стараясь заглянуть ему в лицо, — вы ведь говорили нам, что ваши родители умерли и что они итальянцы.

— Я лгал, — ответил Поль спокойно. — Но я был честно уверен, что женщина, называвшаяся моей матерью, не была ею, и я никогда не слышал о моем отце. Ваша деликатность, мисс Уинвуд, позволила мне выдумать лишь столько, сколько было необходимо.

— Но ваше имя — Савелли?

— Я принял его, когда поступил на сцену — я несколько лет без всякого успеха провел на сцене. Вы помните, что я пришел к вам изнемогший от лишений и без гроша.

Принцесса побледнела, и ее тонкие ноздри трепетали.

— И этот господин ваш отец?.. — она остановилась. — Ваш отец, но кто он такой?

Поль предложил Сайлесу говорить.

— Я, сударыня, — сказал тот, — человек, сам пробивший себе путь. Организовав торговлю рыбными консервами по всему Лондону и большим провинциальным городам, я, милостью Божией, составил себе значительное состояние.

— Рыбными консервами? — переспросила принцесса.

Сайлес поглядел на нее печальными и серьезными глазами.

— Да, сударыня!

— Я узнал также, — сказал Поль, — что бабушка моя была сицилианка, игравшая на улицах на шарманке. Отсюда — моя итальянская кровь.

Джен, стоявшая у двери вместе с Барнеем Билем, нервно теребившим своими корявыми пальцами поля шляпы, отвернулась так, что никто, кроме Биля, не увидел внезапно выступивших на ее глазах слез. Она поняла, как убога и незначительна была сама в присутствии этой великолепной и сиятельной леди; поняла и то, что принцесса была как бы создана для пары Полю, который никогда не казался ей таким великим, как теперь, когда он во имя правды вонзил нож в свое сердце.

— Я хотел открыть вам, чем была моя жизнь, — продолжал Поль, — в присутствии тех, кто знает ее. Вот почему я попросил их остаться. Еще час тому назад я жил в мечтах. По-своему я был честным человеком. Но теперь я узнал о моем происхождении, мои мечты рассеялись, и я стою обнаженный перед самим собой. Если бы хоть на минуту я оставил в заблуждении о моем прошлом мисс Уинвуд и полковника, которые были так добры ко мне, и принцессу, удостоившую меня своей дружбы, — я был бы обманщиком.

— Нет, нет, мой мальчик! — сказал полковник Уинвуд, стоя с глубоко засунутыми в карманы руками. Он наклонил голову и упорно смотрел на ковер. — Таких слов не следует говорить в этом доме. К тому же зачем нам знать все это?

Как истинный англичанин, он питал отвращение ко всяким неприятным объяснениям. Урсула Уинвуд поддержала его.

— Правда, зачем? — спросила она.

— Нет, это очень интересно, — проговорила принцесса, отчеканивая каждое слово.

Поль встретил ее взгляд и прочел в нем боль и досаду, и оскорбленную гордость, и презрение. На секунду в его глазах мелькнуло мучительное выражение. Он знал, что бесповоротно убивает любовь в ее сердце, и чувствовал чудовищную жестокость этого. Мгновение он колебался. Имел ли он на это право? Всего несколько минут назад она вошла в комнату с лицом, сияющим любовью; теперь ее лицо было таким же каменным и холодным, как и его собственное. Имел ли он право наносить этот удар? Потом уверенность овладела им. Так должно быть. Чем скорее, тем лучше. Из всех человеческих существ он меньше всего смел обманывать ее. Перед ней, чего бы это ни стоило, он должен был оставаться чистым.