Людовик XIV - Эрик Дешодт

Поншартрен оказался провидцем. Едва став воспитателем герцога Бургундского, Фенелон, по мнению литературного критика Фердинанда Брюнетьера, возомнил, что «на него возложена миссия не просто воспитывать принца, но через него и вместе с ним реформировать государство». Он видел свою задачу в том, чтобы подготовить герцога Бургундского не к той роли, которая была ему предназначена по рождению, а к роли коронованного агнца. Ибо для Фенелона, как и для Сен-Жюста, король всегда виновен, и если есть средство смягчить эту вину, то оно заключается в отказе от власти, в приобщении к небесному.

Он ждал четыре года, прежде чем написать письмо, в котором он себя выказал непримиримым врагом действенной монархии.

В этом анонимном письме, адресованном королю в 1694 году, излагаются его мотивы:

«Вы родились, Сир, с прямодушным и справедливым сердцем, но те, кто вас воспитывал, внушили вам, что наука управления держится на недоверии, зависти, пренебрежении добродетелью, страхе перед истинным достоинством, и привили вам расположение к людям угодливым и низким, высокомерие и заботу только о собственных интересах.

За последние 30 лет ваши главные министры расшатали и опрокинули все старинные основы государства, чтобы безмерно вознести вашу власть, ставшую их властью, потому что она находилась в их руках. Более не было речи ни о государстве, ни о законах, говорили только о короле и о его удовольствиях и забавах. Ваши доходы и расходы бесконечно возросли. Вас стали превозносить до небес зато, что вы затмили величие всех ваших предшественников, то есть за то, что вы сделали нищей всю Францию, ради того чтобы ваш двор блистал чудовищной и неисцелимой роскошью.

<…> Вы полагали, что правите, потому что вы определили границы между теми, кто правил. И они открыто продемонстрировали свою силу, усомниться в коей не было возможности. Они были грубыми, надменными, несправедливыми, жестокими, бесчестными. В управлении как внутренними, так и внешними делами государства они не знали иных методов, кроме угроз, подавления и уничтожения всех, кто оказывал им сопротивление…

Они сделали ваше имя ненавистным, а всю французскую нацию — невыносимой для всех ее соседей. <…> Например, Сир, ваше величество вынудили начать Голландскую войну ради вашей славы и для того, чтобы наказать голландцев за непочтительные речи, кои они позволили себе в связи с тем, что нарушение введенных кардиналом де Ришелье правил торговли поставило их в затруднительное положение. Я указываю именно на эту войну, потому что она была источником всех прочих войн. В основе ее — лишь жажда славы и мести, что никак не может сделать войну справедливой; из этого следует, что расширение пределов государства, являющееся результатом этой войны, по сути своей незаконно и несправедливо…

Этого довольно, Сир, чтобы признать, что всю жизнь вы шли путем, далеким от истины и справедливости, а следовательно, и от пути, указанного Евангелием».

Но первоначальный грех Голландской войны — отнюдь не единственный грех короля. Король виноват не только в разорении Европы, но и в нищете своего народа, иначе говоря, в погодных условиях, уничтоживших урожай: «Ваши народы, коих вы должны были бы любить, как своих детей, и кои до сих пор преклонялись перед вами, умирают от голода. <…> Вся торговля уничтожена. <…> Вся Франция превратилась в разоренный и лишенный довольствия лазарет. И во всех этих бедствиях, Сир, виноваты лишь вы сами».

Неизвестно, прочел ли король это послание. Если прочел, то можно не сомневаться, что автором письма был Фенелон. Ибо иначе Людовик выказал бы более суровости по отношению к нему пять лет спустя в связи с «Приключениями Телемаха», где в более мягкой форме, специально для герцога Бургундского, сформулированы все критические соображения анонимного священника. Тем временем Боссюэ, побуждаемый мадам де Ментенон, вполне избавившейся от увлечения проповедником Чистой Любви, сумел добиться осуждения автора Римом.

Своим тяжеловесным, назидательным «Телемахом» Фенелон хотел приобщить своего ученика к той ангельской монархии, о которой мечтал. Людовик приказал изъять книгу, отправил всё квиетистское окружение юного принца предаваться своим утопиям в другом месте, а Фенелона — в Камбре, снисходительно заметив: «Месье архиепископ Камбре является самым химерическим среди лучших умов королевства».

Весной и летом 1693 года без перерыва льют дожди. Урожай везде гниет на корню. Хрупкое сельскохозяйственное равновесие, позволяющее крестьянам — а они составляют 90 процентов населения — кормить себя и всю страну, нарушено.

Сетье пшеницы (156 литров зерна) в июле 1691 года стоит 10 ливров, в мае 1695-го — 25, а в сентябре — 42 ливра. Имеющиеся запасы едва позволяют дотянуть до конца года.

В 1694 году положение радикально меняется. После дождей приходит засуха. Посевы гибнут, а так как закрома пусты, начинается голод. Несмотря на значительные закупки пшеницы за границей, по всей стране умирают люди. Размах бедствия столь велик, что государственная помощь — не более чем капля в море. Во дворе Лувра каждый день выпекают 100 тысяч порций хлеба, продаваемого по два су за фунт, к ярости булочников, которых разоряет эта цена.

Военный флот, который преследует караваны вражеских судов с продовольствием и защищает свои корабли, популярен как никогда. Судовладельцу из Дюнкерка Жану Бару устраивают триумфальный прием после того, что он сделал в Северном море близ голландского острова Тексел 29 июня.

Король закупил зерно в Польше. Его загрузили на датские и шведские суда. Жан Бар выходит им навстречу с шестью фрегатами. Поравнявшись с ними, он видит, что они окружены восемью голландскими судами, которые уже производят досмотр, намереваясь увести их к себе. Он атакует корабль вице-адмирала и после получасового боя захватывает его. Тем временем капитаны других кораблей захватывают еще два судна, а пять других обращаются в бегство. Жан Бар приводит в Дюнкерк три трофейных корабля и 30 торговых судов, а большая часть каравана — 80 парусников — беспрепятственно продолжает путь в Дьеп и Гавр. Король дарует Жану Бару титул шевалье и приказывает отчеканить медаль с надписью: «Франция обеспечена хлебом благодаря заботам короля после разгрома голландской эскадры».

Флот, конечно, немало содействует облегчению страданий народа, но в целом итог этих двух лет ужасен. Свирепствуют брюшной и сыпной тиф, оспа и прочие инфекционные болезни.

Один миллион 300 тысяч умерших за два года из двадцати двух миллионов населения! Это самая страшная природная катастрофа в истории Франции. (Два века спустя четыре года Великой войны[135] унесут меньше жизней, хотя к тому времени численность населения Франции составит 40 миллионов.) Надежда возвращается вечером 27 мая 1694 года, когда на поля изливается спасительный для урожая дождь, который на большей части территории Франции длится неделю. Утром, правда, по улицам Парижа пронесли раки с мощами святой Женевьевы и святого Марселя, за которыми следовала огромная процессия во главе с Месье, молившая небеса о ниспослании дождя.