Джеральд Даррелл. Путешествие в Эдвенчер - Дуглас Боттинг

«Мой дрил — очаровательное крохотное создание ростом примерно в один фут. Он еще очень маленький, и розовые пятнышки у него на спинке размером всего в шиллинг. Сначала он дичился, но очень скоро стал совсем ручным. Когда я возвращаюсь из леса, дрил с громкими криками бросается ко мне, обхватывает мою ногу, забирается до талии и замирает там, издавая тихое блаженное попискивание. Уверен, что, когда мы начнем раздавать зверей, мне не захочется с ним расставаться».

Джеральд всем сердцем полюбил Камерун. Его совершенно очаровал извечный покой девственных лесов, он с восторгом следил за птицами и животными, населяющими этот удивительный мир. Мир дикой природы радовал его не меньше, чем собственная, постоянно растущая коллекция. Но из писем и полевых дневников становится ясно, что Джеральд Даррелл, приехавший в Камерун в 1948 году, — это совсем не тот Джеральд Даррелл, которого позже узнает весь мир. И в одном отношении смелый два-дцатитрехлетний англичанин вряд ли бы сумел привлечь сердца тех, кто искренне полюбил его впоследствии. Джеральд искренне любил животных, но смело отправлялся на охоту, если считал это необходимым. Он отправлялся в джунгли Камеруна с ружьем, позаимствованным у Лесли, он отлично умел обращаться с оружием и, не колеблясь, пускал его в ход. Это считалось совершенно нормальным. Ни одна уважающая себя экспедиция в Африку в те дни не обходилась без солидного набора оружия — ведь нужно было питаться самим и кормить собранных плотоядных зверей. Но порой молодой Джеральд Даррелл давал волю своему охотничьему инстинкту без особой необходимости, чего он никогда бы не сделал в более старшем возрасте.

Через день после прибытия в Бакебе он попытался подстрелить рыжую водосвинку, считая, что из нее получится отличный ужин, и забывая о том, что за живой экземпляр этого животного он получил бы в Англии сто пять-десят фунтов стерлингов (по сегодняшнему курсу эта сумма равняется примерно трем тысячам). 7 января, в свой двадцать третий день рождения, он подстрелил черного коршуна, воровавшего цыплят. Джеральд убил птицу влет в разгар деревенского праздника под восторженные крики местных жителей. «Толпа пронесла меня по главной улице, — писал он домой, — с воплями и песнями. Все пели и танцевали. Тушку птицы я подарил вождю племени, мы вежливо раскланялись и обменялись комплиментами. Я чувствовал себя словно в фильме о Тарзане. Моими усилиями репутация Белого Человека не только не пострадала, но и серьезно укрепилась».

В субботу 10 января экспедиция выехала из Бакебе и направилась в Мамфе. Вот как рассказывал о довольно затруднительном путешествии на север Джеральд:

«Утром мы тронулись из Бакебе в Мамфе. Все складывалось невероятно смешно. Представить себе подобную сцену просто невозмояшо. Наш багаж громоздился огромной горой в шесть футов высотой — коробки с птицами, крысами, насекомыми и лягушками. За всем этим богатством присматривали Пайос, наш стюард, Филлаи, повар, охотники — Эмануэль, Дэниел и Эдвард, плотник с женой и ребенком, жены и дети охотников, жена вождя племени и трое детей агента компании «Юнайтед Африка». Все рассчитывали вместе с нами добраться до Мамфе. А кроме тех, кого я уже перечислил, на наши проводы пришли примерно пятьдесят родственников, желавших проводить отъезжающих. Было уже около двенадцати. Грузовик должен был прийти к восьми. Но к подобным опозданиям мы уже привыкли. Наконец грузовик прибыл, и, слава богу, он оказался довольно вместительным. Но водитель привез с собой шестерых родственников, которым захотелось прокатиться. Как нам удалось запихнуть все наше богатство в кузов — ума не приложу. Примерно шестьдесят человек с пронзительными криками носились вокруг грузовика, пытались залезть в кузов, в воздухе летали связки ямса, сладкого картофеля и бананов. Огромная толпа родственников совершенно меня оглушила. Когда наконец провожающие отхлынули, я смог забраться в грузовик. Указав на коробки и клетки со зверьем, я грозно сообщил, что, если хоть одно животное погибнет или пострадает по дороге до Мамфе, я всех посажу в тюрьму. После этого африканцы притихли, словно мышки, и мы благополучно добрались до Мамфе».

Мамфе располагается в самой судоходной части крупной реки Кросс-Ривер на границе с необитаемой территорией Камеруна. Это довольно нездоровое место: здесь очень распространена малярия, да и проказа — не редкость. Джеральд и Джон провели в Мамфе около недели. Они часто обедали в обществе живущего в Камеруне англичанина по имени Робин. Его дом располагался на холме в четырехстах футах выше реки. Джеральда совершенно очаровал подобный образ жизни — в самом сердце Черной Африки, вдали от цивилизации, но тем не менее во вполне комфортных условиях.

«Дом стоит у слияния двух рек. Водная гладь вокруг широка и необозрима, словно крупное озеро. На берегах раскинулся девственный лес, а посередине красуется белоснежная песчаная отмель. По вечерам можно увидеть, как пять бегемотов, живших в реке, резвятся и плещутся в воде. Сумерки сгущаются, и вот животных уже не видно, а слышен только их рев, ворчание и плеск. Две реки сливаются в окружении довольно скалистых берегов, которые соединены так называемыми подвесными мостами. Термиты славно потрудились над этими хлипкими сооружениями за последние двадцать лет. Доски скрипят и крошатся под ногами, когда идешь по такому мостику в ста двадцати футах над стремительным потоком и острыми скалами. Над водой снуют зимородки и ласточки, красные и голубые, а но вечерам на окружающих реку деревьях резвятся обезьяны».

В те времена жизнь в Африке была довольно привлекательной для европейцев, решивших поселиться среди девственной природы. В Камеруне не было отелей, ресторанов, магазинов, кинотеатров, библиотек, электричества и — Джеральд сделал на этом особый упор — белых девушек. Но в качестве компенсации этих неудобств путешествующие британцы могли позволить себе роскошь образа жизни, практически не изменившегося со времен расцвета Империи. Джеральд чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Он не мог удержаться, чтобы не написать домой о том, насколько его жизнь в Африке отличается от лишений послевоенной поры в Англии.

«Если забыть о тяжелой работе, связанной с уходом за животными, мы живем здесь, как настоящие аристократы. Нас окружает роскошь. Если нам захочется, мы можем менять рубашки хоть пять раз в день. Я пишу это письмо вот уже полтора часа: я сижу за столом, возле меня стоит стакан пива, а Пайос, наш стюард, почтительно стоит за моим стулом, готовый в любой момент наполнить опустевший сосуд и подать мне новую сигарету, когда я докурю ту, что торчит сейчас у меня во рту. Пайосу всего шестнадцать лет, но он просто великолепен. Ему удается содержать весь дом в идеальном порядке. Наши постели всегда заправлены, стол накрыт, ванна наполнена водой и так далее. Сейчас время обеда, и до меня доносятся соблазнительные запахи — готовят здесь очень вкусно. Цыпленок стоит три шиллинга, бананы — пенни за связку из двенадцати штук. Нам выделяют четыре бутылки виски на месяц, но я выпиваю их в одиночестве, Потому что Джон не пьет. За обедом и по вечерам мы курим сигары, которые тут удивительно дешевы. Штат нашей прислуги состоит из двух поваров, двух стюардов и мальчишки-прачки, а также плотника, которому мы платим два шиллинга в день. Мы собираем животных в полной роскоши».