Советская республика и капиталистический мир. Часть II. Гражданская война - Лев Троцкий

Международное положение изменилось в такой же степени. Германский и австро-венгерский милитаризм разбит вдребезги. Французский и английский еще существует по внешности, но внутренно он гнил и не боеспособен. Ни Америка, ни Англия, ни тем более Франция не способны выбросить ни одного корпуса на русскую территорию для борьбы с Советской властью. В их распоряжении пока еще только огромный материальный военный аппарат, неисчислимое количество орудий, пулеметов, огнеприпасов, броневиков, танков. Вынужденные отказаться от непосредственной и прямой борьбы с нами силой французских и английских рабочих и крестьян, англо-французские бандиты снабжают смертоносными орудиями русскую контрреволюцию.

Надо признать, что эта последняя крайне усилилась за истекший год. В мае прошлого года русские капиталисты и помещики опирались исключительно на чехо-словацкие и вообще иноземные штыки. С того времени они успели создать свои собственные вооруженные силы. Буржуазии в этом отношении изо всех сил помогали, с одной стороны, эсеры и меньшевики, организовавшие Колчаку его «народную» армию под знаменем Учредительного Собрания, с другой стороны – англо-французские империалисты, обеспечивающие белую армию материальным снабжением и доставляющие ей нужных инструкторов. Год тому назад можно было опасаться, что, справившись с Красновым и Дутовым, мы столкнемся лицом к лицу с главным врагом – германским или англо-французским милитаризмом. Ныне мы знаем твердо: справившись с Колчаком и Деникиным, мы тем самым добьемся полной неприкосновенности Советской Республики и дадим могучий толчок революции в Европе и во всем мире.

Больше тех сил, что Деникин, Колчак, бело-эстонцы и бело-финны выставили против нас ныне, в распоряжении контрреволюции нет и не будет. На Южном фронте, на востоке, под Петроградом русская и с нею мировая контрреволюция поставила на карту всю свою судьбу. С нашей стороны необходимо последнее напряжение всех физических и нравственных сил, для того чтобы отбросить прочь последний отчаянный натиск темных сил старого буржуазного общества.

Контрреволюция бросила на нас свой девятый вал, – он разобьется о бронированную грудь наших рабоче-крестьянских полков.

Ст. Евстратовка, 1 июня 1919 г.

«В пути» N 50, 2 июня 1919 г.

Л. Троцкий. БЕСЕДА С ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ ХАРЬКОВСКОЙ ПЕЧАТИ

Донецкий фронт является сейчас без всякого сомнения важнейшим фронтом для всех Советских Республик. Говоря это, я не забываю о Петроградском фронте, но вполне сознательно считаю, что потеря Петрограда (не сомневаюсь, что мы Петрограда не потеряем) не была бы для нас так тяжка, как длительная потеря Донецкого бассейна. Поскольку Советская Республика является сейчас крепостью мировой революции, постольку можно сказать, что ключ этой крепости находится сейчас в Донецком бассейне. Вот почему все внимание сосредоточивается сейчас на этом участке обширнейшего фронта Советской Республики.

Наши неудачи в Донецком бассейне являются частью наших последних неудач на Южном фронте вообще. Мы оказались вынужденными временно ослабить внимание и поддержку по отношению к Южному фронту. Как всем известно, это вызвано было значительными (по крайней мере по внешности) успехами Колчака. Колчак является сейчас главнейшим врагом, так как все элементы контрреволюции признали его своим вождем и так как он является кандидатом империализма Антанты. На Версальском и Парижском совещаниях вопрос о признании Колчака ставился все время со всей определенностью. Естественно, что мы должны были ближайший удар нанести на восток. Естественно опять-таки, что это вызвало необходимость сосредоточить все внимание и силы на Волжском фронте. Здесь мы, как ясно всем, добились огромного успеха. Колчак из-под Самары откатился до Уфы, продолжает откатываться на всем среднем течении Волги. Мы приближаемся к Сарапулю, к линии Камы.[74]

Воевать нам приходится посредством армии, которую мы тут же строим. Раз мы с особой напряженностью строим армию на востоке, неизбежно ослабевает строительство на юге. Так и было. Разумеется, с точки зрения правильной схемы, можно пожалеть о таком методе строительства, но он неотделим от природы революционной эпохи, в которой элементы импровизации играют огромную роль, особенно, если принять во внимание, что ситуация мировая, международная и, вместе с тем, стратегическая, изменяется очень быстро. И если можно предвидеть общее направление событий со всей несомненностью, то нет никакой возможности предвидеть этапы этих событий, формы, в какие они выльются и, в частности, с какой стороны в каждый данный момент будет грозить наибольшая опасность. Нам приходится держать и раздвигать фронт на протяжении свыше 8.000 верст. При этом противники всегда имеют возможность, выбрав слабое место фронта в данный момент, нанести более значительный удар. Так и произошло на юге.

Революционные войска – нервные войска, способные к быстрым метаморфозам. Их можно в короткий срок оздоровить, закалить, но в короткий же срок можно довести до распада. Искусство командования и управления требует постоянного учета этой быстрой восприимчивости, воспламеняемости, вообще революционной нервности войск, человеческий материал которых прошел в значительной своей части четырехлетнюю бойню, эпоху революции и гражданских столкновений.

На Донецком участке Южного фронта за последнее время были элементы явной и очевидной неустойчивости войск, которые объясняются, с одной стороны, тем, что здесь были еще свеже сколоченные части (самые лучшие полки знают в прошлом один-два случая паники и бессмысленного отступления), с другой стороны, крайне вредным соседством и влиянием еще неизжитой украинской партизанщины. На крайнем правом фланге Донецкого фронта топчется бригада или дивизия или армия – затрудняюсь вам сказать – некоего Махно.[75] Эта «боевая» единица притягивает в настоящий момент к себе все элементы разложения, распада, возмущения, гниения. Это вполне понятно. Район – богатый, кормиться можно, дисциплины и порядка нет, наступают по линии наименьшего сопротивления, отступают, когда хотят и куда хотят. Соседство такой «армии», разумеется, беспокоит и тревожит ближайший правый фланг соседних армий, и эта неуверенность сказывается на всей линии Донецкого фронта. Вот почему оздоровление должно начаться с правого фланга.

В чем оно должно состоять? Мне кажется, что это вполне ясно: в упразднении гуляй-польской независимой анархо-республики, установлении единства Советской власти, единства армии, ее методов управления, аппарата командования. Как раз в настоящий момент махновцы пытаются созвать военно-советский съезд пяти уездов. Разумеется, командование ничего подобного не разрешит и не допустит и покажет гуляй-польским анархо-григорьевцам, что в борьбе с деникинцами мы не потерпим в ближайшем тылу, а тем более на самой линии фронта, никаких элементов дезорганизации и распада.

Как только это будет достигнуто, наш Южный фронт нанесет деникинским войскам удар в том направлении, какое будет указано командованием.

Вы предлагаете мне высказаться о Петрограде? На Петроградском фронте я не был давно, со времени нашего отступления на Западном фронте не был там ни разу. Могу сказать вам лишь следующее: все операции были рассчитаны на быстроту. Противник прекрасно знал (это мне известно из одного очень красноречивого документа), что мы из Петроградского района оттянули значительные резервы на Восточный фронт. Отсюда вытекал план овладения Петроградом в такой короткий срок, чтобы мы не могли перебросить из центра страны подкрепления (как вы знаете, величайшим преимуществом нашим является наше центральное положение по отношению к нашим врагам, что позволяет нам действовать по внутренним операционным линиям и перебрасывать резервы в наиболее угрожаемые участки фронта). Однако, враг просчитался. Сейчас наступление задержано, а это значит, что дело выиграно. Под Петроград брошены очень значительные подкрепления, и мы с полным основанием можем рассчитывать в ближайшие недели, если не дни, на решительное изменение ситуации на Петроградском участке фронта.

Что касается неудач на других участках Западного фронта, то они объясняются, во-первых, теми же общими причинами, какие я привел по отношению к Южному фронту: временным сосредоточением сил и средств на востоке, а, во-вторых, неудачи эти в значительной мере объясняются особой структурой Западного фронта, который был разбит на национальные участки с национальными армиями. При единстве врага, при единстве его оперативных замыслов такое чисто национальное дробление фронта оказалось несостоятельным, не говоря уже о том, что во многих мало сознательных частях порождало национальный антагонизм. Сейчас нами установлено полное единство фронта Советских Республик в том отношении, что фронт делится на армии в зависимости исключительно от стратегических, а не от национальных соображений, и что отдельные национальные части, украинские, латышские, польские, эстонские, мы применяем там, где они могут быть с наибольшей выгодой использованы, отнюдь не обязательно на так называемом национальном фронте.