Обиженная - Александр Варго

— Что тут произошло? — дрожащим голосом спросила Елизавета Ивановна. Она выглядела так, словно не спала всю ночь.

«Шкатулка!» Эта мысль ворвалась в его черепную коробку как вихрь. «Где шкатулка? И почему на столе кровь?! Она взяла ее. Сначала пыталась открыть самостоятельно, но порезалась, после чего попросту сбежала».

— Я все уберу.

— Ты был на чердаке? — спросила мать, пристально глядя в глаза Андрею.

— Был. Там ничего нет, — солгал адвокат. — Возможно, Алле просто нужно было уединение.

— Я хочу уехать к себе домой, — сказала решительно Елизавета Ивановна.

— Хорошо. Я вернусь из Ставрополя и отвезу тебя домой, — Андрей уже не скрывал раздражения. Снова взглянул на засохшую кровь, и его передернуло.

Он позвонил Тане, но она не брала трубку.

— Ты звонил учительнице? Яне Владимировне? — задала вопрос Елизавета Ивановна.

— Сейчас.

Андрей набрал номер учительницы. В то время как вежливый голос автоответчика сообщал, что абонент недоступен, он вдруг поймал себя на мысли, как изменилась его мать. Вялая и апатичная, она словно состарилась на двадцать лет за эту ночь и выглядела совершенно чужим, незнакомым ему человеком.

— Не могу дозвониться. Попробую позже.

— Это уже необязательно, — обронила мать, ковыляя на кухню. — Я и так все знаю. Андрей стиснул зубы. Нужно было что-то делать.

Он снова набрал Таню. Гудки текли тягучими каплями, но девушка не отвечала.

Белов с отвращением выпил остывший чай.

— Не уезжай, — тихо сказала мать. В ее глазах заблестели слезы. — Останься.

— Я не могу, — ответил Андрей, отводя в сторону взгляд. — Я должен похоронить Веру, понимаешь?! Заодно поговорить со следователями.

— Я боюсь, Андрюша, — шепотом проговорила Елизавета Ивановна. Она промокнула салфеткой уставшие глаза.

— Не надо ничего бояться, — твердо сказал Андрей, отодвигая от себя чашку. — Я постараюсь вернуться как можно скорее. Покорми Аллу, и ждите меня. Если она… — Андрей запнулся, поймав на себе перепуганный взгляд матери. — Если она, — продолжил он более уверенно, — начнет куролесить, сразу звони мне и запри ее под замок. Приеду — будем решать, что делать дальше.

— Андрей?! Андрей, ты что?! — растерянно улыбаясь, заговорила Елизавета Ивановна. — Ты послушай, что ты говоришь! С Аллой творится что-то ужасное! Ты что, так и не понял, что я тебе говорила?! Я ведь еще вчера знала, что ты не дозвонишься учительнице. А знаешь почему?! Потому что с ней случилось несчастье, и виновата в этом твоя дочь!

— Опять ты за свое! — закричал Андрей, вскакивая из-за стола. Чашка при этом опрокинулась, и остатки чая вместе с заваркой пролились на пол. — Я не хочу ничего больше слышать об этом! Замолчи!

Ругаясь, он быстро оделся.

— Я позвоню, — буркнул он вместо прощания и хлопнул дверью.

Старуха сидела прямо, глядя перед собой. Никогда еще раньше Андрей не уходил из дома, не поцеловав ее. Она начала протирать испачканный стол, но плечи ее сгорбились, и женщина зарыдала, обхватив голову руками.

Предчувствие чего-то страшного, чудовищного, зародившееся еще вчера днем, выплеснулось наружу, и Елизавета Ивановна дала волю слезам — она почти не сомневалась, что видела сына в последний раз.

Часть VI

Если бы все человеческие желания исполнились, земля стала бы адом.

Хочешь приобрести — отдай!

Андрей плюхнулся на холодное сиденье и поймал в зеркале свое отражение. На него глядело искаженное страхом и тревогой лицо. «Ты не должен был так поступать с матерью!» — прошептал внутренний голос, но адвокат зашипел, подавляя всякие позывы воззвать к совести.

Когда машина прогрелась, Белов тронулся с места. Он включил радио, стараясь не думать ни о чем плохом. Хотя легко сказать — не думать. Перед глазами то и дело появлялась картина — заляпанный кровью стол, сломанный нож, щепки…

Шкатулка. Долбаная, мать ее, шкатулка.

А ведь он не хотел верить этому инвалиду, бывшему менту.

Белов обманул мать. Он, конечно, поедет в Ставрополь. Но позже, сначала навестит Татьяну. Он очень хотел взглянуть ей в глаза, этой юной помощнице адвоката, которая вчера с таким проникновенно-материнским выражением лица выслушивала его проблемы, а потом ночью, исподтишка, оставила его одного и зачем-то унесла шкатулку.

Андрей нетерпеливо забарабанил пальцами по приборной панели.

— Я хочу отдохнуть, — просипел он. — Мне все надоело, я не могу так больше.

Он переключил радио на другую волну, где передавали местные новости, и тут же лицо его застыло.

«…Первым забил тревогу муж, который должен был встретить Рябову на остановке. Мобильный телефон пропавшей учительницы не отвечал. И лишь сегодня в пять утра ее тело было обнаружено случайным прохожим, который выгуливал собаку. Неизвестные злоумышленники нанесли Яне Рябовой более двадцати ножевых ранений, после чего сбросили ее тело в овраг… Но этого извергам показалось мало, и они облили ее бензином и подожгли. Шансов выжить с такими повреждениями у потерпевшей не было. На ней было только нижнее белье. Причины убийства молодой учительницы следственными органами пока не озвучиваются, но не исключено, что женщина была изнасилована. Принимаются все возможные меры, направленные на установление и розыск убийц. Несмотря на молодой возраст, Яна Владимировна пользовалась авторитетом в коллективе школы. Руководство школы шокировано происшедшим…»

Андрей трясущейся рукой перевел колесико регулировки радио на другую волну.

Похоже, весь мир сходит с ума. И он, Белов Андрей, до недавних пор весьма известный и преуспевающий адвокат, со своей железобетонной логикой и аргументацией, не оставляющей никаких шансов своим оппонентам в суде, сейчас никак не вписывался в схему происходящих событий. Он словно бежал за уходящим поездом, как отставший пассажир-растяпа.

Ночью дорогу сильно замело, но Тане удалось преодолеть заснеженные преграды, и теперь он ехал по ее следам. Судя по всему, она ушла из его дома часа два-три назад.

Вдруг впереди, не доезжая километра до основной трассы, Андрей обратил внимание на то, что колея ушла куда-то вправо, после чего снова вернулась на дорогу. Значит, Татьяна сворачивала для остановки. Андрей нажал на тормоз и внимательно посмотрел на снег. В сторону леса уходили следы, причем не просто следы.

Адвокат вышел из машины и присел на корточки. Он был готов спорить на что угодно, что в лес что-то волочили. Белов оглянулся по сторонам. «Поезжай дальше. Что с того, что она выходила из машины? И вообще, почему ты уверен, что это автомобиль Фидаровой? Это мог быть кто угодно!» — снова заговорил внутренний голос.

— Нет, — вслух сказал он, качая головой. — ЭТИ следы ведут от моего дома. А кроме Татьяны, сегодня тут никого не было.

Утопая в сугробах, мужчина побрел по следам. Что она могла тащить? Мешок с мусором? Старую «запаску»? Ни один из ответов не устраивал Андрея.

Вскоре он оказался в лесу. Ему показалось, что там было намного холодней. «И чего меня сюда занесло? — недоумевал адвокат, согревая дыханием покрасневшие пальцы рук. — «Может, она в туалет захотела…»

Нога его неожиданно провалилась в яму, и в ботинок тут же набился снег. Белов ругнулся, с соседнего дерева, ухнув, сорвалась крупная сова. Взмахивая крыльями, она улетела в чащу, напоминая о себе лишь снегом, опадающим с веток.

Андрей уже намеревался возвращаться, как неожиданно его взгляд остановился на большом сугробе, в котором виднелось что-то темное.

Что-то очень похожее на…

Некоторое время Елизавета Ивановна неподвижно сидела у окна, подперев голову руками. Смотреть особо было не на что — после вчерашней метели кругом все было белым от снега. Лишь вдалеке чернела узенькая полосочка леса.

«Нужно покормить Аллу, — вспомнила бабушка. — И вообще, взглянуть, как она там».

Она подогрела чаю, приготовила горячие бутерброды с сыром (Алла просто обожала их), достала из холодильника йогурт и, поставив все это на поднос, отправилась наверх.

Аккуратно поставив завтрак у дверей, Елизавета Ивановна прислушалась. Тихо. Она осторожно открыла дверь.

Девочка, полностью одетая, сидела к ней спиной, уставившись в окно.

— Алла? — робко позвала ее бабушка. Внучка не шелохнулась.

Елизавета Ивановна подняла поднос и прошла в комнату. Ставя завтрак на стол, она обратила внимание, что глаза ребенка закрыты. Алла дремала.

Старушка бросила взгляд на ее руки, вцепившиеся в стол, и ужаснулась. Некогда маленькие, нежные ручки с розовыми ладошками и аккуратными ноготками, которые она так любила гладить и прижимать к щеке, стали похожи на скрюченные куриные лапы — серовато-желтые, с роговыми ногтевыми пластинами.