Рок-н-ролл под Кремлем - Данил Корецкий

Люлька покачнулась. Внизу что-то прокричал Рогожкин, похоже, он звал своего ротвейлера. Голова вождя была рядом, Евсеев ухватился за железный выступ, обозначавший ухо статуи, и чуть наклонился.

В макушке вождя зияло круглое, неправильной формы отверстие с рваными краями. «Сантиметров десять в диаметре», – прикинул Евсеев и включил фонарь. Сердце колотилось все сильнее. Лейтенант вдруг понял, что до самой последней минуты он всерьез не надеялся найти здесь материальную улику состоявшегося тридцать лет назад предательства. Просто делал то, что положено, по-детски считая, что такой путь приведет к успеху…

Яркий луч проник в черный зев пробитого черепа, Мамедов что-то произнес по-татарски, здоровенные солдаты сопели сзади и вытягивали шеи… Но они не могли увидеть того, что видел наклонившийся над дырой лейтенант. В голове статуи находилось нечто круглое. Не «закладка», не разведывательное приемно-передающее устройство, не электронный сканер, не мозг, наконец, которому самое место тут находиться…

В хитроумном тайнике лежал некий предмет.

Именно предмет.

Другого слова Евсеев не смог подобрать.

«Размером с дыню», – вспомнил он.

Надо было уточнить: с маленькую дыню… Есть такой сорт – «колхозница», они мелкие, но сладкие… Что ж, предмет был именно такого размера. Только не желтый. Цвета у него не было, формы тоже: он пульсировал светом, и казалось, что он постоянно меняется. Но Евсеев напряг зрение и понял: это прозрачный шар. Из-под лохмотьев рассыпавшейся от времени маскировочной оболочки выглядывали прочерченные зеленой медью иероглифы микросхем, острые кремниевые грани батарей, параболическая решетка антенны, провода в потускневшей прозрачной оболочке…

Евсеев медленно отнял левую руку от уха вождя, отодвинулся, уступая место помощникам.

– Ну что там? – напряженно спросил сзади Мамедов. – Пусто?

В голосе его была надежда. Евсеев не ответил.

– Снимайте аккуратно голову, – приказал лейтенант солдатам. – Вот болты…

Металл лязгнул о металл. Гаечные ключи срывались с шестиугольных головок – болты, конечно, приржавели намертво. Пришлось срубать их зубилом. Удары, скрип, скрежет… Непривычные звуки далеко разносились над спящим поселком Дичково. Тут и там залаяли собаки. Через четверть часа солдаты, хотя и с трудом, но все же отделили огромную голову вождя, опустили на ребристый пол люльки, по лицам напряженно застывших людей пробежали световые блики, и Евсеев, наконец, взял в руки предмет, за которым охотился столько времени.

Предмет оказался не такой уж и тяжелый, но – горячий, словно пропарился все эти тридцать лет в духовке на медленном огне. В общем-то так оно, наверное, и было. Кончились споры и предположения: совершена тридцать лет назад государственная измена или нет. Вот он – вещдок, прокалившийся в адской кухне шпионажа и переливающийся адским пламенем! Версия, отрабатываемая зеленым лейтенантом Евсеевым, стала неопровержимым фактом!

– Вниз! – крикнул Евсеев, перегнувшись через перила. – Спускайте!

– Товарищ лейтенант, надо голову привинтить, – один из солдат указал на железный шар, напоминающий в темноте причудливо изрезанную головку сыра. Но очень большую – занимавшую все свободное пространство люльки.

– Потом подниметесь и привинтите! – отрезал Евсеев, и солдат покорно кивнул. Да и Мамедов не стал возражать. Лейтенант почувствовал, что особист воспринимает его по-другому. Как личность, а не просто как очередного «проверяющего из Москвы».

Люлька пошла вниз. В первое мгновение, когда Евсеев только взял предмет, он даже не понял, насколько он горячий, думал, рука привыкнет. Но сейчас ему пришлось прижать предмет к груди, а жар только нарастал, прожигая хэбэшную ткань и обжигая кожу. Видно, батареи, пережив все остальное оборудование, и через тридцать лет накапливали энергию. Кожа ладоней готова была воспламениться, а грудь пекло, словно от чудовищного горчичника…

– Быстрей опускай! – крикнул он вниз.

Гордость и радость распирали все существо молодого человека и позволяли ему терпеть боль. Отвлекаясь, он принялся рассматривать какую-то аббревиатуру из латинских букв на краю кремниевой пластины. Белые буквы на буром кремнии. Послание из прошлого ему, лейтенанту Евсееву. Возможно, это признательные показания…

Но руки уже не выдерживали. Потеснив солдат и особиста, лейтенант нагнулся и поставил мерцающий шар на железный пол люльки. Обожженные ладони сами собой разжались, и он принялся тереть их о гимнастерку на груди, заглушая боль. Люлька опустилась.

– Составьте протокол осмотра! – приказал Евсеев особисту – Подробно опишите сканер, сфотографируйте со всех ракурсов! Солдат – в понятые, пусть подпишут протокол, а у них отберите подписку о неразглашении!

– Есть! – четко ответил майор, не подвергая сомнению право младшего по званию отдавать ему приказы.

– И у всех присутствующих отберите подписки! – резко приказал Евсеев, причем и властность голоса и обоснованность команд получались у него вполне естественно, сами собой.

Впрочем, в последние минуты что-то неуловимо, но в то же время ощутимо изменилось: на полигоне «Дичково» появился новый центр власти. И он находился в стороне от ошарашенного официального руководства.

– И еще. Немедленно обеспечьте мне ВЧ-связь с Москвой! И возможность дать шифротелеграмму… Отставить!

Чтобы на сто процентов сохранить содержание телеграммы в тайне, надо иметь свой шифр. Или своего шифровальщика. Ни того ни другого, у лейтенанта не было.

– Вместо шифротелеграммы обеспечьте мне защищенную компьютерную линию! Имеется?

– Так точно! – Мамедов замер по стойке «смирно» и отдал честь. – Через спутник, с цифровой кодировкой сигналов.

– Выполняйте!

– Есть! – Мамедов по-уставному развернулся через левое плечо.

Рогожкин и офицеры полигона никак не реагировали на происходящее. Они остолбенело смотрели на пульсирующий зловещим светом прозрачный шар. Вытянутые лица лизали зловещие сполохи адского пламени.

– А вы были категорически против обнаружения сканера, товарищ полковник! Почему? – не удержался от ядовитого вопроса опьяненный торжеством молодой контрразведчик.

– Да нет, не против обнаружения… Нет…

– Как же мы так прошляпили? – растерянно спросил Рогожкин то ли у Евсеева, то ли у своих коллег. Он был подавлен, не храбрился и не вспоминал про большую выслугу.

Евсеев пожал плечами. Он чувствовал, что очень устал. Обожженные руки болели. Но радость победы, как доза стимулятора, распирала его изнутри, наполняя каждую клеточку неожиданной силой.

Все сходилось. Рогожкин. Выпускник семьдесят первого года, приступивший к службе в семьдесят втором. Имевший опекуном дядю Колю. Это он установил «закладку», потому сейчас и поджал хвост. Если бы кто-то снимал фильм, то в финале на разоблаченного шпиона следовало с эффектным щелчком надеть наручники. Но майор Вискунов недаром предостерегал от поспешных решений, сколь бы эффектны они не были. Напротив, фигуранта не следует настораживать раньше времени…

– Спасибо за содействие, – Евсеев улыбнулся и протянул горящую руку Рогожкину, потом всем остальным. Ответные рукопожатия были вялыми и холодными. Руководители полигона пребывали в стрессовом состоянии: каждый прикидывал – какие последствия будет иметь эта история лично для него.

Огромная безголовая фигура на постаменте выглядела столь же противоестественно, как и огромная голова в осмотровой люльке. Казах-караульный у штаба с мистическим ужасом смотрел на обезглавленный памятник.

Глава 7 Операция «Враждебная дружба»

27 июля 2002 года. Соединенные Штаты Америки. Вашингтон

На прием в Голубой гостиной было отведено пятнадцать минут. Номинантами премий Центра Кеннеди были зубры кинематографа, но в их свиту входили и молоденькие актрисочки – они чуть не писались от восторга, потому что находились в Белом Доме и видели Президента Соединенных Штатов на расстоянии вытянутой руки. Правда, ветераны экрана, которым приходилось играть и президентов, и королей, тоже находились под большим впечатлением.

Главному участнику приема это было приятно, хотя он сам такой же актер, только менее талантливый. Он играет роль Президента. Об этом никто не догадывается. Все думают, что Настоящий Президент отличается от «обычных» людей. Чем? Химическим составом крови? Особой структурой мозговых клеток? Ерунда! Срок роли – пять лет, если повезет – десять. И чем после этого Настоящий Президент будет отличаться от любого гражданина страны? А чем он отличался до приглашения на роль?

Президент без видимых усилий озвучил тщательно подготовленную речь, и даже ввернул остроту, которую произносил один из героев Пола Ньюмена каждый раз, когда просыпался после дикой попойки. Это прозвучало, как экспромт. После чего Президент вручил постаревшему красавцу Полу чек на круглую сумму и пожал ему руку. Тот почтительно склонил голову. Он трижды играл президентов и несколько раз королей: кажется, Лира и Генриха Восьмого, причем играл блестяще. Но сейчас вся звездная публика с восторгом смотрит на Настоящего Президента и дружно аплодирует, отбивая нежные ладони. Вот разрозовевшаяся от восторга Шэрон Стоун. Интересно, сейчас на ней есть нижнее белье?