Капитанские повести - Борис Романов

«…Интересно, как-то он там, Славка, управляется? Говорят, неплохо, третья премия за ними, а все же самому интересно… — думал Михаил Иванович, сидя за письменным столом в кресле, в валенках ноги отогревая и ожидаючи радиста, который позвонил и сказал, что сей миг принесет важную радиограмму. — Жаль, что не встретились в порту, и опять, наверно, разойдемся… Если он на лето в отпуск пойдет, обязательно пойду ему на подмену…»

Зашел в каюту радист, отдал радиограмму:

— Это из управления. Пора веревки отвязывать, Михаил Иванович, так выходит?

— Им легче, — покряхтел Михаил Иванович, — все распланировали, море, правда, забыли… Это каким же ходом мне лететь надо будет, чтобы к сроку успеть?

— Полным, Михаил Иванович, — засмеялся радист.

— То-то и оно. Вишь ты, в ноль часов и не позже у южных причалов быть надлежит. Вагоны, вишь ты, уже простаивают. Чего же вы мне эту селедку в бочках подсунули? Какие штрафы железная дорога дерет, это я давно знаю. Что им, разгружать больше некого?..

18 ч 40 мин — 21 ч 10 мин

От «Арктики» отошли удачно: помогло течение. Как только отдали швартовы, суда отбросило друг от друга.

Михаил Иванович не раздумывал, идти ли в порт вокруг острова или кратчайшим путем через узкий Кильдинский пролив, по-местному — Кильдинскую салму: времени было в обрез. Выбран был пролив, и выбран был не экономичный, но самый быстрый режим хода: на гребной двигатель работали все четыре электрогенератора.

К самому узкому месту пролива, к светлому песчаному мысу Пригонный, следовали малым ходом: прямо почти на дороге лежал круглый, словно каравай, каменистый островок Малый Кильдин, и нужно было делать крутой поворот сначала вправо, а потом влево, в обход камня.

Уже темнело, только слабый свет разливался с чистого морозного неба и заснеженных берегов. Мигал впереди огонек на Малом Кильдине и справа — над самой водой, на Пригонном. Серый свет и снег скрадывали расстояние, вода и берега нереально повисли вокруг «Антокольского», и Михаил Иванович приказал включить радиолокатор, перестав доверять оценке мира на глаз, — слишком что-то все вокруг выглядело зыбким, хотя Михаил Иванович и проходил этим самым проливом за свою жизнь, может быть, сотню раз.

Поравнялись с огоньком на мысе Пригонный, и Михаил Иванович скомандовал положить руля право на борт. «Антокольский» пошел за рулем, кренясь налево, и вдруг лег на борт так, что на грузовую палубу стала заплескиваться вода. Что-то с треском поехало к борту под полубаком, с грохотом посыпались со стола в штурманской прокладочные инструменты, упал и покатился по рубке мегафон.

— Одерживай! Одерживай! — заспешил Михаил Иванович, но рулевой уже и без того инстинктивно стал отводить руль. — Одерживай и давай потихонечку влево, только потихонечку.

Судно продолжало лежать на левом борту, и Михаил Иванович боялся, как бы оно на новом повороте не перекинулось резко на другой борт. А тут еще из центрального поста, из машины, спросили:

— Как там, переворачиваться не собираемся? — Вахтенный механик пытался шутить, но слышно было, что ему не до юмора.

Ужо несколько минут шли прямым курсом на выход, но «Антокольский» все так же лежал на борту и едва-едва заметно распрямлялся. Помощник, тихо ругаясь, выуживал по углам штурманской циркули, карандаши.

— Ну и остойчивость, — сказал Михаил Иванович, чтобы успокоить всех, кто был в рубке, — по расчетам, нормально, а на глаз — некрасиво, судно слишком высокое…

И дальше, для себя, он додумал до конца: остойчивость неважная, в море с такой выходить нельзя.

Наконец «Антокольский» стал прямо. Михаил Иванович дал полный ход и молвил в темноту для вахтенного помощника:

— Вот что, повороты плавно делать будем, не то кого-нибудь кондрашка хватит. Команда наших умных расчетов не знает. Впередсмотрящего оставь на месте да поинтересуйся, что там на баке трещало.

— Пустяки тут, — ответил с бака боцман Семеныч, — несколько ящиков с консервами помяло. Сейчас все перекрепим еще разок.

— Бочки тоже проверь. Кстати, проход на бак есть какой-нибудь?

— Проход поверху, отличный, как по тротуару, да…

— Ну, проверь там все. С полчаса морем идти придется…

Море было тихим необычно для зимы. Мелкая волнишка отскакивала от борта, и чуть доходила до устья Кольского залива откуда-то издалека пологая, невысокая, нечувствительная для «Антокольского» зыбь.

В темный Кольский залив, обставленный шатрами отсветов над городками и поселками, повернули аккуратно, так что внизу, наверно, никто и не заметил поворота.

Михаил Иванович узнавал здесь каждый островок, каждый мысок, каждый заливчик, каждую губу. Он не брался ни разу подсчитывать, сколько же он проходил этим заливом, но и то, если взять хотя бы пять рейсов в год, туда и обратно — десять раз, итого все равно с двадцать седьмого года набиралось раз около четырехсот, а на самом деле было и того больше.

Михаил Иванович помнил залив еще таким, когда огней на нем было — раз, два и обчелся и не было в помине всех нынешних поселков, городков и городов, причалов, заводов, доков — всего того, что превращает скалистую холодную землю в обжитые берега большого морского порта.

Михаил Иванович не ломал над этим голову, он только иногда удивлялся, как же неправдоподобно быстро здесь все изменилось и при этом еще того быстрее прошла его собственная жизнь, словно вчера он шел от осклизлого деревянного причала на осклизлой деревянной шняке по треску, а сегодня возвращается в порт на могучем дизель-электроходе и у бетонных южных причалов ждут его беленькие рефрижераторные вагоны…

Он посмотрел на светящийся циферблат часов и понял, что с таким ходом они ко времени должны успеть, если даже учесть волокиту с прибытием буксиров в лоцмана, швартовку и оформление документов.

— На Тювагубский створ скоро ложиться, Брандвахту проходим, — доложил вахтенный штурман.

— Чую, голуба. Вызови-ка на мостик Митрохина, пусть на руле постоит, тесно скоро будет, а времени нам терять никак нельзя. Уж ты не обижайся, — добавил он, обратившись к рулевому, — пошли-ка вправо потихоньку.

Привели в корму белые огни Тювагубского створа, и Михаил Иванович на миг призадумался, споткнулся во времени. По правилам порта… пора было бы уменьшить ход, и Михаил Иванович так бы и сделал в другое время, но тут впереди брезжил простой вагонов, потому что при опоздании подойти к причалу можно будет только на следующей полной воде, через двенадцать часов, на подходе там такие наносы песка из Туломы, что на малой воде не подойти никак.