Глубоководье - Трой Деннинг

– Конечно красавицы, – подтвердил Адон, отвешивая поклон. – Адон, служи… просто Адон и Келемвар Лайонсбейн, к твоим услугам.

В ответ женщина тоже поклонилась и представилась:

– Рада познакомиться. Джавия, жрица Чантии.

– Очень приятно, – кивнул Адон.

Джавия служила Чантии, Великой Матери, богине Земли, и это значило, что женщина была друидом, что в свою очередь объясняло ее пребывание в этих диких краях.

– Я давно наблюдаю за вашим костром, – пояснила Джавия. – Ты молился Сьюн?

– Да, – угрюмо ответил Адон.

Джавия посмотрела на шрам, разделивший щеку священнослужителя надвое. Жалостливый взгляд женщины выражал глубокое понимание той внутренней муки, которую причинял этот изъян последователю богини Красоты.

Адон лишь немного повернул голову, скрывая шрам.

Джавия покраснела и застенчиво улыбнулась:

– Прости меня. Я не часто встречаю людей в этих местах и совсем позабыла правила приличия.

– А что ты здесь делаешь? – спросил Келемвар.

– Возможно, – женщина шагнула назад, почувствовав подозрительность воина, – я отрываю вас…

– Совсем нет, Джавия, – возразил Адон. Взяв женщину за руку, он подвел ее к костру. – Прошу тебя, присядь.

– Да, да, – несколько хмуро согласился Келемвар. – Молитва все равно не разрешила наших трудностей.

Джавия нахмурилась:

– Не говори так!

– Я не хотел оскорбить… – начал было Келемвар, опешив от резкого тона Джавии, но решил, что будет лучше, если он честно объяснит, что имел в виду. – В нашем случае это действительно так. – Он указал на щеку священнослужителя. – К примеру, все молитвы на свете не избавят его от этого шрама, а ведь Адон получил его, служа Сьюн.

– Такого не может быть! – воскликнула Джавия укоризненно-строгим голосом. – Сьюн – богиня прекрасного, но не презренной войны.

– Именно поэтому она заставила меня страдать? – спросил Адон, и печаль вновь омрачила его лицо. – Потому что я сражался за неправое дело?

Смягчившись, Джавия повернулась к Адону.

– Твое дело, возможно, и правое, – сказала она. – Но желать, чтобы боги служили верующим…

Женщина не закончила фразу, словно Адон должен был сам все понимать.

– Тогда кому же они должны служить? – вскипая от гнева, взорвался Адон.

На мгновение Джавия задумалась, как будто никогда не задавалась подобным вопросом.

– Самим себе, – наконец ответила жрица. – Кому ж еще?

– Себе… – возмущенно повторил Адон.

– Вот именно, – подтвердила Джавия. – Сьюн, например, не может заниматься судьбой своих верующих. Богиня Красоты должна думать только о красоте. Если богиня начнет касаться всякой грязи, то эта грязь непременно проникнет в ее душу. А если такое случится, то у нас не останется чистого идеала – вся красота на свете будет содержать в себе немного уродства.

– Скажи мне, – сердито потребовал священнослужитель, – как ты считаешь, что значат верующие для богов?

Келемвар только вздохнул. По мнению воина, многие вещи на свете могли быть предметом хорошего спора – многие, но не религия.

Джавия долго разглядывала жреца.

– Мы подобны золоту, – в конце концов произнесла она теплым, но каким-то снисходительным тоном.

– Подобны золоту? – переспросил Адон, подозревая, что смысл произнесенной фразы кроется где-то в глубине слов. – Так мы просто монетки в чьем-то божественном кошельке?

Джавия в ответ кивнула:

– Что-то вроде того. Мы – то богатство, которым боги измеряют свое…

– … положение, – закончил за нее Адон. – Тогда ответь, в чем состязаются они теперь? Разве стоит эта игра всеобщего хаоса?

Джавия взглянула на сверкающие небеса, а затем, словно забыв или вообще не заметив раздраженности Адона, ответила на его вопросы:

– Боюсь, это не игра. Боги бьются друг с другом за власть над Королевствами и Уровнями.

– В таком случае мне бы хотелось, чтобы они бились где-нибудь в другом месте, – горячо заявил Келемвар, указывая на блестящее небо. – Мы не хотим участвовать в этой войне.

– Это не нам решать, – строго ответила Джавия, грозя воину пальцем, как ребенку.

– Почему ты так предана им? – удивился Адон, покачав головой. – Ведь мы для них ничего не значим.

Несмотря на расхождение во мнениях, священнослужитель все же был рад тому, что Джавия забрела в их лагерь. Спор получился жарким, и тем не менее слишком давно Адон не чувствовал такого спокойствия на душе, как теперь. Суждения Джавии убедили священнослужителя в том, что, отвернувшись от Сьюн, он поступил правильно. Служение богине, которой нет дела до своих верующих, не только глупость, но и зло. У людей слишком много своих забот, чтобы впустую расходовать силы на бесполезное почитание сомнительных божеств.

Безрезультатный спор продолжался еще минут двадцать. Джавия была слишком верующей, а Адон – слишком еретиком, чтобы они пришли к какому-то соглашению.

Когда же обмен мнениями перешел в лишенную смысла, однообразную и докучливую трескотню, Келемвар извинился и отправился спать.

– Раз двое священнослужителей собрались спорить всю ночь, – пробормотал воин, закрывая глаза, – пусть заодно и в дозоре побудут.

9. Плохая компания

Тропинка сворачивала на юг и бежала вдоль подножия пологих холмов. На разбросанных по пыльной земле пучках жухлой травы солнце зажигало золотистые блестки. Красноватые скалы, обрамляющие склоны холмов, сверкали в лучах бодрящего утреннего света.

Совершенно неожиданно и беспричинно одна из скал вдруг вспыхнула огнем, несколько минут ярко горела, после чего раскололась. Горящие камни покатились по склону холма, поджигая попадавшуюся на их пути сухую траву.

Не обращая внимания на загадочный огнепад, Ваал, чьей новой аватарой стало истерзанное тело Кэя Деверелла, упорно скакал в глубь холмов. И хотя самовоспламенившаяся скала напугала чародейку, у Миднайт не было ни энергии, ни сил, чтобы сопротивляться. Она словно находилась во сне и почти бредила от боли. Губа и подбородок до сих пор горели в тех местах, где Ваал коснулся ее своими пальцами, а тело, которое чуть не переломил бог Убийства, все болело и пылало. Лошади взбирались по склону холма, а Миднайт лишь беспомощно раскачивалась в седле взад-вперед. Совершенно измотанная и лишенная присутствия духа, она не падала только потому, что упасть было невозможно: руки чародейки Ваал привязал к седлу, а ноги – к стременам.

Миднайт никогда не поверила бы, что человек способен вынести столько страданий, однако за последние тридцать часов уже не раз могла убедиться в обратном. Связав Миднайт, Ваал заткнул ей рот, и потому ни о каких заклинаниях не могло быть и речи. Затем бог усадил чародейку на заранее приготовленную лошадь, вскочил на свою и умчался вместе с добычей.