Последний свидетель - Сергей Гайдуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец он добрался до нужного участка, остановился, поправил плащ, вытер выступивший на лбу от быстрой ходьбы пот. Выдержав необходимую паузу, Директор согнулся в пояснице, положил цветы и негромко сказал:
— Помним.
Это была одна из полутора десятков могил, где нашли свой последний приют люди Конторы. Еще примерно с десяток сотрудников не имели и такого прибежища; их могилой стали огонь, вода или же неизвестность, которая была страшнее всего. Могилы эти были рассеяны по разным кладбищам. Собрать их вместе не было возможным, поскольку официально Контора не существовала и официально эти пятнадцать человек никогда не знали друг друга и не работали в одном учреждении.
Могила, перед которой сейчас стоял Директор, была последней по времени появления. Упокоившийся там человек погиб за пределами России, однако его изувеченное тело — точнее, то немногое, что от него осталось, — все же удалось доставить домой и похоронить на подмосковном кладбище.
Так что можно было сказать, что покойному повезло. Хотя вряд ли так считал сам погибший.
2
Наташа вошла в проход между камнями — вошла, чтобы тут же быть отброшенной назад выстрелом в упор, обжегшим ей внутренности. Она едва слышно всхлипнула — шок от внезапной боли лишил ее голоса. Ткань платья стремительно пропитывалась густой темной жидкостью, которая затем смешивалась с песком. «Я тоже стану песком, — заторможенно подумала Наташа. — Я вся уйду в него и останусь здесь...»
Малыш вовсе не собирался стрелять в девушку. Он был солидный женатый человек, в чем недавно признавался майору. Он просто очень нервничал. У него болели обожженные нога и бедро. Малыш медленно и упрямо ковылял по следу «Крайслера», держа в опущенной руке «вальтер».
Сначала он нашел сам «Крайслер» и двух незнакомых ментов возле машины. Менты были мертвые, и это настроило его на оптимистический лад.
Потом он услышал крики, выстрел из «ремингтона» и зашагал под уклон, к центру раскопа. Несмотря на свою детскую физиономию, Малыш уже миновал тридцатилетний рубеж, поэтому он плохо помнил то, что рассказывала ему бабушка Айслу про затерянный в песках Город Мертвых. Что-то безусловно скверное было связано с этим Городом, иначе бы название у него было другое.
Но сейчас не время было ворошить старушечьи россказни. Малыш был последним из четверых воинов клана Сарыбая, и у его хозяина он оставался единственной надеждой. Он не хотел подводить своего хозяина и упрямо шел вперед и вниз.
Потом он услышал голоса — мужской и женский — за рядом камней, отделявших Последний круг от остального Города.
Малыш многого не помнил из бабушкиных рассказов, но то, что скверное в Городе связано именно с Последним кругом, — это засело в его круглой головке основательно. И он не собирался соваться туда. Он сел на песок и принялся ждать.
Малыш сидел, скрестив ноги и положив руку с пистолетом на сгиб левой руки. И он дождался. Как только в проходе показался силуэт, Малыш нажал на курок, и силуэт исчез.
Мягко вскочив на ноги, Малыш проскользнул в проход, ожидая увидеть синюю сумку где-то рядом. Вместо этого он увидел вспышку, плечо оказалось расплющенным и разорванным, пистолет выпал из руки, и все тело Малыша стало клониться к земле.
— Ах ты, пинчер карликовый, — ласково сказал Шустров. — Какой же ты живучий. Был.
Он схватил Малыша за горло, оторвал от земли и швырнул вниз, в центр песочной воронки. Тело приземлилось беззвучно, словно песок был кислотой, мгновенно растворяющей плоть.
Шустров со вздохом посмотрел на сидящую у камня Наташу. Она держала обе ладони скрещенными на ране в боку, словно этот жест мог излечить ее.
— Понимаешь, — сказал Михаил, — теперь мне нет смысла тащить тебя наверх. Ты не выдержишь. Не дотерпишь. Будешь долго болеть, а потом ты все равно умрешь. Вот так.
— Что же делать? — отчаянно спросила Наташа. — Я же не могу тут умереть!
— Почему? — удивился Шустров. — Все могут, а ты не можешь?
Она хотела ему рассказать о том, что ей всего шестнадцать, что ей остался лишь год школы, что ее ждет нечто прекрасное впереди, что у нее есть парень, что у нее есть подруги... Это оказалось так много, что она не сумела даже начать описывать неописуемую по своим масштабам причину не умирать.
— У меня был один знакомый, — сказал Шустров. — С ним тоже случилась такая история. Единственное, что я мог для него сделать, — это чтобы он меньше страдал... Понимаешь, о чем я?
— Понимаю, — сказал кто-то в ответ. И этот «кто-то» не был Наташей Селивановой.
3
Директор выпрямился и сделал шаг назад.
— Вот теперь совсем всё, — сказал он, глядя на могилу.
— С кем это вы разговариваете? — поинтересовался Бондарев. — Там ведь всего лишь немного пепла. И еще часы. Все, что осталось от Воробья.
— Это я сам с собой разговариваю, — обернулся Директор. — И сам себе говорю, что за Воробья мы сквитались. Акмаль свое получил. Этот долг оплачен.
— Уже три месяца как оплачен, — уточнил Бондарев и поежился: после своих азиатских похождений он никак не мог привыкнуть к московской погоде. Ему было холодно, но этот дискомфорт уравновешивался иным московским достоинством — здешнее неяркое солнце совсем не походило на багрового кровожадного монстра, который висел над ним в степи. Здесь, в Москве, были другие боги, и им приносили иные жертвы.
— Вы мне ничего не хотите сказать? — поинтересовался Бондарев. — Прояснить кое-какие вопросы...
— Например? — неохотно отозвался Директор, отходя от могилы Воробья.
— Какого хрена я мотался один по этим степям?! Никакой поддержки... И еще я так понимаю, в Конторе никто не в курсе этой истории. Там думают, что я все это время охранял своего любимого президента.
— Я же тебе сразу сказал, что этим подвигом ты не сможешь хвастаться...
— Это не подвиг, это... — Бондарев на миг замолчал, пытаясь найти подходящее слово. — Это хренотень какая-то. Почему меня выдернули с моей хлебной должности и отправили в какую-то глушь? Почему я там оказался один, поддержки от наших не получил, а под конец вообще стало невозможно с кем-то связаться? Почему этот парень не нужен был живым? Не то чтобы у меня было полно возможностей взять его живым...
— Вот именно, — сказал Директор. — Ты же практически завалил все дело.
— Разве?
4
Шустров стремительно отреагировал, крутанувшись на месте с одновременным сгибанием коленей и наклоном головы. Ствол «ремингтона» метнулся на голос.
И все-таки Бондарев выстрелил первым. Пуля раздробила Шустрову колено, он неловко повалился на песок и подставил правое плечо под вторую пулю. «Ремингтон» выпал из его руки. Шустров поднял глаза и увидел, что ствол пистолета смотрит ему в грудь.
— Ладно, — сказал Шустров, прижимая здоровой рукой к животу синюю сумку.
— Ты перепутал, — сказал Бондарев. — То, что ты держишь, — не пуленепробиваемый жилет.
— Кто знает... — многозначительно ответил Михаил, оценивающе взглянув на своего противника — высокого худощавого мужчину, чья рубашка на левом плече потемнела от крови. Зато пистолет в правой руке не дрожал. — Где я мог видеть твою мерзкую рожу?
— Я тоже видел где-то твою, не менее мерзкую.
— В Таджикистане? Или в Чечне?
— А какая разница?
— Действительно... — кивнул Шустров. — Теперь уже никакой разницы... Так что, тебе велели взять меня живым?
— Не угадал, — ответил ему Бондарев.
— Как так? — недоверчиво прищурился Шустров. — Такого быть не может. Надо же все выяснить, надо, чтобы я все рассказал...
— Кому это надо? Мне? Мне этого даром не надо.
Шустров смотрел по-прежнему недоверчиво.
— Я могу сделать для тебя всего лишь одну вещь, — сказал Бондарев. — Вроде той, что ты сделал для своего напарника, там, на точке. Ты же о нем говорил? Я могу облегчить твои страдания, — и губы Бондарева тронула едва заметная усмешка. — Нравится тебе такой вариант?
— Не так чтобы очень...
— А другого нет.
— Может быть... — Шустров задумчиво нахмурил брови и вдруг одной рукой от живота швырнул сумку в Бондарева. Тот легко уклонился и выстрелил. Шустров рванулся в сторону, попал на скользкий песок и неожиданно покатился под уклон, к центру воронки. Он яростно заревел, толкнулся здоровой ногой, но та ушла по самое колено в податливую серую массу песка. Шустров рванулся изо всех сил и ухватился за что-то твердое.
За Наташину ступню.
Михаил попытался подтянуться, держась за нее, но вместо этого девушка стала сама сползать в воронку, судорожно царапая ногтями почву, ища и не находя для себя опору.
Бондарев наклонился, подобрал «ремингтон» и подошел к Наташе.
— Вытаскивай меня! — прохрипел Шустров. — Вытаскивай, я тебе нужен живым, я много чего знаю...
— Сейчас, — сказал Бондарев. Он присел на корточки и опустил дуло «ремингтона» так, что оно почти прижалось к запястью шустровской руки, сомкнувшейся на ступне девушки.