Брак по-тиквийски 2. Призрак Риаведи - Натали Р.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затем явился врач. Что-то говорил по поводу его состояния, но он пропустил мимо ушей. Его занимал лишь один вопрос: установили ли его личность. Известно же, что врачи первым делом интересуются именем больного, им ведь отчитываться за лечение конкретного гражданина, а не поголовья пациентов. Документов у него при себе не было, но под рукой могли найтись легавые, знающие его. Да тот же Маэдо, если бы его спросили, назвал бы его фамилию без всякой задней мысли. Хоть бы он не пришел в себя! То есть пусть с ним все будет хорошо, но если бы он чуть-чуть подольше пробыл без сознания, вреда бы не было, а польза для Ильтена очевидная.
Врач спросил его имя, и Ильтен понял, что его карту еще не заполнили. Должно быть, Маэдо до сих пор пребывал в отключке, а других свидетелей либо не догадались потеребить, либо они быстро разошлись. Хоть эта гора с плеч. Ильтен ничего не ответил доктору. Прикинулся утратившим концентрацию и память. Доктор игру не распознал: кардиолог — не психиатр. Покивал сочувственно. Поставил какую-то капельницу и ушел. Может, и вовсе дежурный врач, не специалист: успела наступить ночь. Дежурным врачам обычно наплевать на подробности, их главная задача — чтобы больные дожили до утра. Оно и к лучшему.
Но утром за него возьмутся. Он отчетливо осознал: если он не хочет, чтобы в медицинской базе появилась нежелательная запись о нем, надо рвать отсюда когти. Только как? Он был раздет, куда дели его одежду — непонятно. И чувствовал себя, как холоднокровная ящерка зимой. Конечности еле шевелятся, в глазах темнеет при попытке поднять голову. А уходить надо, иначе цена пребывания в этой больнице может оказаться слишком высока, и это не про медицинскую страховку. Проблема, как всегда, в цене.
Превозмогая себя, он встал. В несколько последовательных этапов, преодолевая головокружение и попытки сознания вновь уплыть. Не веря до конца, что у него получится, но настойчиво уговаривая себя: вот женщина с пятью ножевыми ранами стояла на ногах и даже дралась, а ты что, не мужик? У кровати висел халат. Ильтен влез в рукава, стараясь не делать резких движений; держась за стену, добрел до двери и выглянул в коридор. Никого. Тишина и полутьма. Но на выходе из здания явно кто-то есть, а может, и на этаже. Ему не позволят уйти. Из самых благих побуждений, опасаясь за его состояние.
Как бы поступила Тереза? Она не сдалась бы, это точно. Если нельзя прорваться силой, пустилась бы на хитрость. Может, есть другие пути? Взгляд Ильтена упал на схему эвакуации при пожаре, висящую на стене. Вот оно! Запасной выход в торце здания, совсем недалеко от его палаты. Дверь, конечно, заперта, но эвакуационный выход не может быть перекрыт наглухо. Выдерни шнур, выдави стекло. Аккуратно не получилось, пришлось навалиться на стекло всем непослушным телом, и оно ухнуло куда-то наружу. К счастью, недалеко: снаружи был сварной балкончик из прутьев, а на нем — мешки с песком. Стекло плюхнулось на мешки и раскололось с умеренно гулким звуком, без ожидаемого дребезга на всю округу. Повезло.
Ильтен выбрался на балкон, ухватился за перила и зажмурился. Под ним расстилалась бездонная пропасть аж в три этажа. И лесенка из железных прутьев, чисто символическая. Не будь тряпкой, одернул он себя. Тереза лазала с тринадцатого этажа на четырнадцатый безо всяких лесенок, когда пряталась от нагрянувших легавых. А ты трусишь! Он судорожно вцепился в перила и сполз на одну ступеньку вниз. А потом — еще на одну. Ветер был холоден, но от усилий, моральных и физических, катился пот.
И вдруг — чудесное виденье! Рядом оказалась Тереза. Откуда она взялась? Обняла его, потащила вниз, а он опирался на нее, беспомощный и иррационально счастливый. Кому еще на помощь придет жена в такую минуту? Большинство женщин слабы и пугливы. Ильтену встречались невесты, которые боялись ездить в лифте, не то что по пожарной лестнице туда-сюда скакать, спасая мужа. Тереза — лучшая жена на свете!
Ильтена колотило. Ну да, он же в одном больничном халате, и тот не застегнут как следует. Тереза сняла плащ и поплотнее закутала мужа, пребывающего в совершенном неадеквате. Он прислонился к столбу ограды — ровно стоять не получалось.
— Рино, с тобой все в порядке?
— Нет, — выдавил он.
Она отвлеклась на минуту — вызвать машину.
— Я потерял сознание, — признался Ильтен, прерывисто дыша. — Прямо там. Хотел позаботиться о Маэдо, а сам вырубился, как…
— Сердце, да? — обернулась она.
— Ну…
— Зачем же ты сбежал из больницы, горе мое?
— Я говорил тебе. — Ильтен опустил плечи. — Нельзя, чтобы им стало известно мое имя.
— Ну и не открывал бы его. Назвался бы каким-нибудь Джоном Смитом. Зато тебе могли бы помочь.
Он неглубоко вздохнул — глубоко было больно. Тереза не понимает. Джона Смита пробили бы по базе и, разумеется, увидели бы, что данного гражданина в природе не существует. Попасться на таком — еще хуже, чем получить направление на медкомиссию. То, что ты болен — не вина твоя, а беда, а вот выдавать себя за другого — нарушение закона. Но он не стал объяснять. Не здесь и не сейчас. Слишком трудно было говорить.
— Только ты можешь мне помочь, — пробормотал он. — Отвези меня домой. Мне надо лечь.
— Молчи, — сказала она. — Не трать силы.
Подъехала машина-полуавтомат, помигала фарами. Тереза открыла дверцу для Ильтена, села за руль. Вроде путь недалекий, но пешком Ильтен не потянул бы.
Ночка была та еще. Выяснилось, что Ильтен удрал прямо из-под капельницы. Тереза не отругала его лишь потому, что побоялась, как бы от этого ему не стало еще хуже. Мог бы по крайней мере закончить процедуру! Тереза уложила его в постель, подтащила поближе нагреватель, но что делать, толком не знала. Откуда? Родители ее никогда не страдали сердцем, да и в армии такой недуг ей не встречался. Вот если бы Ильтен был ранен осколком или пулей, или порезан ножом, или ожоги бы получил — она бы не растерялась. К медицине она склонности не питала, но, походив рядом со смертью, оказывать первую помощь волей-неволей научишься. А тут — полные кранты. И самое логичное — вызвать врача — они не могут себе
