Продолжение поиска (сборник) - Владимир Караханов

— Когда и зачем я бываю на даче, никого не касается! — выкрикнул Валентин.

— И Матвея Павловича? — ехидно уточнила Жанна.

У меня тоже язык чесался. Я бы с удовольствием выложил Валентину, что думаю о нем и о его отце. «Матвея Павловича Титаренкова знают все здешние жители. Он своим трудом и фантазией создавал Каспийск— юный наш комсомольский город. А ты непохож на созидателя. Ты и семьи-то собственной толком создать не сумел. Твоих фантазий пока хватает только на укрывательство преступника. Брось ломать дурочку, мальчик, и выкладывай, кто из твоих знакомых Айриянца на дачу навел!»

Ничего подобного я, естественно, не сказал и «ломал дурочку» сам.

— Теперь ясно, выбор Айриянцем дачи объясняется вашим отъездом в командировку. Ключи же лежали в сейфе…

— Да, — без энтузиазма подтвердил он.

— Ведь никто не мог их оттуда взять? — продолжал я в полувопросительном тоне.

Он посмотрел на меня как на идиота:

— Конечно.

— Значит, мошенник использовал отмычки.

Увы, я уже научился лгать правдоподобно. Для тех, кто захочет бросить в меня камень, я припас оправдание: ведь лгут же артисты, называя себя королями или разбойниками, объясняясь в любви или ненависти… Я тоже веду свою роль — сыщика.

Валентин Матвеевич обрадованно закивал и даже поинтересовался:

— Как вы думаете, откуда он мог знать о моей командировке?

Это мне уже не нравится. «Ломать дурочку» я могу и без посторонней помощи.

— Все мошенники — телепаты. Они мигом отличают дурака от умного, образованного от невежды, серьезного от легкомысленного. А ведь это гораздо сложнее, чем узнать об отъезде в командировку Валентина Матвеевича Титаренкова. Помните, Гамлет объяснял придворным, что познать человеческую душу ничуть не легче, чем выучиться играть на флейте?

— Говорят, труднее всего научиться на скрипке, поправила Шекспира Жанна.

Я встал.

— Извините за беспокойство и спасибо за помощь.

Едва мы вышли в прихожую, Валентин Матвеевич конфиденциально сообщил мне:

— Непроходимая дура.

«Скорее невежда, но никак не глупая», — подумал я и еще подумал, что «полная свобода» супругов, видимо, допускает такого рода откровения с посторонним человеком.

— О сложности отмычек можно судить, взглянув на ключи, — сказал я. — Подъеду к вам завтра в институт, покажете мне вашу связку. Не возражаете?

Он впервые посмотрел мне прямо в глаза. Видимо, хотел убедиться в моей искренности. И убедился. Да и как не убедиться парню с его-то жизненным опытом, когда я и сам в это мгновенье ощущал себя добросовестным, но недалеким служакой. У артистов это называется «войти в роль», а как у сыщиков — не знаю.

— Я могу привезти их вам в отдел, — с готовностью предложил он.

Так бы с самого начала… Но сейчас такой вариант меня не устраивает.

— Я не знаю заранее, как сложится завтрашний день. Есть другие дела, есть начальство. Давайте-ка лучше предварительно созвонимся. Вы до какого часа на работе?

— До пяти.

— Я вам обязательно позвоню, договорились?

Я записал номер служебного телефона Валентина Матвеевича и распрощался.

2

Потерпевшие видели не отмычки, а связку ключей. После беседы с Валентином Титаренковым я уверен — ту самую, якобы лежавшую в сейфе. Почему же вчера я не уличил его во лжи, почему не опросил напрямик, кому он отдал ключи перед отъездом в командировку? Чего ради вступать с двадцатитрехлетним парнем в психологическую дуэль, когда уверен, что он не принимал участия в преступлении? Объяснить бы просто: «Валентин, кто-то воспользовался твоей доверчивостью, но стоит тебе сказать правду, и мы легко найдем преступника. Ты человек с высшим образованием и должен понимать, как важен для общества правопорядок. Ведь это только, на первый взгляд кажется, что мошенник обвел вокруг пальца незадачливых граждан, а государству, всем остальным вреда не причинил. Общество не может остаться равнодушным, когда наносится ущерб любому из его членов. Такое равнодушие в конечном счете привело бы к беззаконию и произволу». Я ничего подобного не сказал, потому что понял: у Валентина есть веские причины скрывать истину. Он превратил дачу, мягко говоря, в веселый загородный домик. Тот, кому он передал ключи,<в случае разоблачения мог «вынести сор» из избы, то есть из дачи, а это грозит Вале неприятностями и в институте, и с отцом. Поэтому на добровольных началах у него немногое узнаешь. Другое дело, если ему придется сказать правду. Я надеялся, что мне удастся поставить его в такую ситуацию. А пока решил потянуть за другую ниточку.

Жорик Айресов — певец из ресторана фабрики-кухни. Именно его щедро одаривал Айриянц. Они могли быть между собой знакомы. Значит, нужно выяснить, так ли это.

Но прежде необходимо познакомиться с самим Жориком. Для начала — заочно.

Прямо из дома я заехал в министерство и навел справку. Вот она лежит сейчас передо мной: бланк, пересеченный черной диагональю. Жирная линия словно бы зачеркивает прошлое, в котором была судимость за карманные кражи в трамваях, автобусах, магазинах; если хочешь, живи по-новому! Вроде бы захотел… Освободился три года назад, работает, ни в чем дурном не замешан. И дай бог! Мне вовсе не обязательно, чтобы партнером Айриянца оказался именно он. Настоящего виновника я все равно найду.

Но судимость все же настораживает. Ведь как подучилось: едва потянул за «ниточку», заинтересовался, что за личность этот певец Жорик, и, на тебе, оказывается судим. Теперь вариант с непосредственным обращением к Апресову отпадает. Интересующие меня вопросы: знаком ли он с Айриянцем и Валентином, придется выяснять окольными путями. Пойду обедать сегодня на фабрику-кухню.

Незадолго до обеденного перерыва позвонил Кунгаров, буркнул:

— Зайди.

Обычно он к своим инспекторам заглядывает сам, а если уж вызывает, то всех вместе на совещание или летучку. Когда же вызов персональный, да еще таким тоном, одно из двух: либо чем-то расстроен, либо недоволен тобой лично.

В данном случае оказалось и то и другое.

— Звонили из горисполкома. Видно, сынок пожаловался папаше, а тот своему прежнему начальству. Не можешь поладить с сопляком, а мне выслушивать из-за тебя всякие упреки.

Я не перебивал Рата. Когда он сердит, ему надо дать возможность высказаться. Я только присел и закурил, чтобы не начать злиться самому.

— …Мол, не можете найти преступника, — продолжал Рат, — и прикрываетесь активностью в отношении абсолютно непричастного человека. И так далее в том же духе.