Мой желанный убийца - Михаил Рогожин

— Надень.

Подчиняюсь его воле. Он встает и проводит рукой с перстнем по моей щеке.

— Этот перстень ты кусала в ту ночь?

— Да, — шепчу я, от страха потеряв разум. Пат спокойно и даже картинно удаляется к себе. Что это значит? Меня всю колотит. Скорее спрятаться, закрыться в своей комнате. Не дышать. Осторожно проскальзываю в кухню. Беру широкий кухонный нож с деревянной рукояткой. Зачем-то прячу под халат и на цыпочках крадусь в свою комнату. Свет не зажигаю. Нож кладу на тумбочку. Сама забираюсь с головой под одеяло. Мысли лихорадочно тусуются в голове. "Наташка знала и не хотела мне говорить? Вот почему просила не искать убийцу. Почему она его ненавидит? Отец? Решила, что он прав? А за что убил? Сам совершил преступление. Собственную дочь… Как же клонит Пат. Псих! Неужели собирается предложить выйти за него замуж? Вот потеха! Буду делать вид, что не догоняю.

Подхожу к дивану. Скромно сажусь рядом Пат воспринимает мое покорное молчание как одобрение. Продолжает более энергично:

— Эту квартиру я им не отдам. И тебе идти некуда. Будешь мне дочерью, хозяйкой… женой. Со мной будет хорошо. Меня надолго хватит. Наберу новое дыхание. Подниму связи. Успокоимся и заживем. Мы с тобой навсегда повязаны Натальей. Судьбе угодно объединить нас. Ты многое узнаешь обо мне.

Почувствуешь. Ни один мужик от меня к себе не перетянет. Будем вместе вспоминать о Наталье. Ухаживать за ее могилкой. Благодарить за наше счастье. И не волнуйся, двадцать четыре года — еще не разница. Я и через двадцать буду таким же. После твоего признания я понял — ты единственная женщина, умеющая чувствовать мужчину. Тебе нужен я.

Пат произнес речь, как на партсобрании. Тупо и властно Мне бы рассмеяться, пошутить над его самомнением Но наглый тон завел меня с пол-оборота. Кричу дрожащим от возмущения голосом:

— Ты?! Ничтожество! Половая тряпка! Предлагаешь любить тебя? Это все равно, что жевать использованный презерватив. Лучше возьми болтающийся под халатом опенок в кулак и держи всю оставшуюся жизнь. Меня тошнит от одной мысли о тебе. Приживала несчастный! Твое место среди бомжей в вокзальном сортире!

Зачем я так кричу? Накопившееся презрение само прет из меня. После Бутончика и Маргуши этот слизняк хочет залезть ко мне в постель? Бр-р-р! Лучше стать девственницей, чем с ним. Больше слова на ум не идут. Начинаю плакать.

Обалдевший Пат молчит, закинув голову. Точно вместо крика врезала ему по морде. Долго никак не реагирует. Потом медленно лезет в карман халата.

Ясно, записная книжка при нем. С ментовской издевкой спрашивает:

— И со всеми, кто в книжке, будешь совокупляться?

— Понадобится — буду. Мое дело. Ищу убийцу. Он в книжке.

— Его там нет, — издевается Пат.

— Есть!

— Нет.

— Есть!

— Дура…

Снова буйство овладевает мной. С нечленораздельными криками впиваюсь всеми десятью пальцами в его руку. Вырываю ее из кармана. Книжка падает на пол. Вместе с ней что-то еще. Упало и звякнуло. По полу покатился перстень. Хватаю книжку и перстень одновременно.

— Откуда перстень? Я знаю, чей он. Значит, воруешь?! У меня книжку, у Англосакса — его черный агат? Да?! У своих?!

Пат мрачно протягивает руку.

— Дай сюда.

— Это не твой.

— Дай сюда, — лицо Пата становится каменным. Глаза темными дырами вообще уходят куда-то в затылок. Лошадиные зубы оскалились. Сейчас он меня убьет! Дрожащей рукой протягиваю перстень.

— Надень.

Подчиняюсь его воле. Он встает и проводит рукой с перстнем по моей щеке.

— Этот перстень ты кусала в ту ночь?

— Да, — шепчу я, от страха потеряв разум. Пат спокойно и даже картинно удаляется к себе. Что это значит? Меня всю колотит. Скорее спрятаться, закрыться в своей комнате. Не дышать. Осторожно проскальзываю в кухню. Беру широкий кухонный нож с деревянной рукояткой. Зачем-то прячу под халат и на цыпочках крадусь в свою комнату. Свет не зажигаю. Нож кладу на тумбочку. Сама забираюсь с головой под одеяло. Мысли лихорадочно тусуются в голове. «Наташка знала и не хотела мне говорить? Вот почему просила не искать убийцу. Почему она его ненавидит? Отец? Решила, что он прав? А за что убил? Сам совершил преступление. Собственную дочь… Как же это называется, когда между близкими родственниками? Не помню. Пат — убийца. Но со мной был не он. Смешно, чтобы Пат — и такое. А если был он? Ужас. Пат — и такой мужик?! Сдерживал себя, терпел издевательства. На его глазах мерзкие мужики мусолили его, дочь. Перед смертью она все поняла. Вот почему не убил меня. Я-не его дочь. Я лишь свидетель его унижений. Мне тоже доказал. Как просто! Но Пат… Пат… не мужчина!»

Дверь со скрипом приоткрывается. В проеме обозначается длинная худая фигура. Тайком наблюдаю из-под одеяла. Меня распирает злоба: «Пусть, пусть докажет, что это был он!» Бессознательно сама поворачиваюсь боком, как тогда. Он молча перешагивает через меня и ложится рядом. Боже! Эти руки… Я снова чувствую себя инструментом. Ощущения еще острее, чем тогда. Сейчас я трезвая и бодрая. Значит, подобное возможно? Он легко проводит пальцами по спине. Волны восторга хлынули на мое тело. Сама оттопыриваю попку и приподнимаю ногу. Я хочу его. Мечтаю о нем. Мой желанный убийца! Чувствую, какой заполняет меня. Шепчу «Еще, еще…» Что он со мной делает! Пат, ты подонок, мерзавец…

Ты не человек, не мужчина. Ты дьявол. Еще, еще… всю бери, всю. И убей. Убей меня, Пат. Грязный, уродливый убийца. Играй во мне. Рви меня. Я хочу, хочу. Дай возможность улететь. Хочу умереть раньше, чем кончу. Никогда мне такого не пережить. Да, да, да! Убей, как Наташку. Боже, неужели ей было так же хорошо? Я счастлива, Пат!

Замолкаю под навалом фантастической ненависти и безумного желания.

Чудовищный улет. Намного острее, чем когда по любви. Между нами соперничество.

Он доказывает, я отрицаю. Он побеждает, я плюю. Хочу, чтобы он был во мне везде. И Пат без всякой подсказки входит то сзади, не причиняя боли, то в рот, то снова в меня. Не сдерживаюсь, кричу гадости, оскорбляю его. В ответ его руки тянутся к моей шее. Чувствую каждый его палец. О, какой улетный секс! Сколько, оказывается, на шее эрогенных зон. Хриплю:

— Пат, убей, убей! Не убьешь, завтра сдам тебя ментам. Ты — чудовище. Никогда не пущу в себя другого мужика. Но пусть тебя расстреляют.

Еще, еще! Да, да, так! Ты все знаешь, все можешь. Души одновременно. Я хочу кончить мертвой. Ты душишь слишком медленно…

Тянусь рукой к тумбочке, хватаю нож, протягиваю в темноту.

— Проведи по горлу, Пат. Умоляю, проведи острием по горлу!

Почти теряю сознание. Чувствую кровь. Ее горячий поток стекает по груди и льется с соска. Но где боль? Что он делал? Пат хрипит и кончает. Его сперма обжигает матку. О, какое счастье! Догоняю его, чтобы успеть кончить с ним. Все… Затихаем. Булькает кровь. Безостановочно звонят в дверь… Мне не встать. А Пат? Его горячее тело навалилось на меня. Член все также плотно воткнут в самую матку. Дверь открывается. Кто-то входит и включает свет. Узнаю склоненное надо мной лицо Лимона.

— Зачем ты это сделала? — спрашивает он.

— Что сделала?

— Убила.

— Я?! — поворачиваюсь к Пату и вижу глубокую рану на шее. Лезвие застряло в ней.

— Это не я! Не я… Он сам! — в ужасе вскакиваю. Пат мертв. Его рука крепко сжимает рукоятку ножа. И неестественно твердо торчит член.

— Вижу, — соглашается Лимон. — Но кто тебе поверит?

Падаю на колени:

— Лимон, миленький… Он убил свою дочь Наташку. А сейчас хотел меня убить.

Я, конечно, совершенно невменяемая, но голова работает четко.

Спрашиваю:

— Как ты вошел?

— Не оставляйте ключи в прихожей, — пожимает плечами Лимон.

— Что будет дальше?

— Не знаю. За мной по всей Москве гонятся менты. Скоро нагрянут сюда.

— Зачем же ты пришел?

— Нужно, чтобы ты запомнила меня мужчиной.

— Сейчас… — беспомощно шепчу я. Лимон машет рукой и отходит к окну. Не знаю, что он там увидел, но, не поворачиваясь, произносит:

— Поздно. За мной пришли. Ничего не трогай. Это убийство я возьму на себя.

— Но ведь он сам! — кричу в недоумении.

— Девочка, кто теперь в это поверит… В дверь грубо стучат.

Слышится голос:

— Лимон, хватит бегать. Дом окружен. Даем пять минут. Не вздумай брать заложников. Ты проиграл. Будь мужчиной.

Лимон отходит от окна.

— Жалко.

— Что?

— Не успел тебе доказать.

— Уже доказал, — подбегаю к нему и принимаюсь безудержно целовать.

— Оденься, — шепчет он.

В комнате Пата слышится какой-то шум, и перед нами возникает тот самый старый хрен с клюкой. Кажется, его зовут Иван Христофорович. Он совершенно некстати улыбается.

— Здравствуй, Лимон. Меня зовут Хромой. Может, слыхал? Вот решил тебя спасти.

— Почему? — без всякого восторга интересуется Лимон.

— Потому что это намного выгоднее, чем сдать тебя ментам. Следуйте за мной. Девуля-красуля пусть наденет чего-нибудь.