История Спарты (период архаики и классики) - Печатнова Лариса

В 546 г. в Спарту прибыли послы от греческих городов Малой Азии с просьбой оказать им военную помощь в борьбе с персидским царем Киром (Her. I, 141; 152). К Спарте малоазийские греки отчасти обратились потому, что знали о существовании между Спартой и Лидией союзнических отношений, скрепленных официальным договором. Будучи подданными Лидии, они справедливо считали, что данный договор распространяется и на них. Во главе посольства стоял фокеец Пиферм, и это, по-видимому, не случайно. Архаическая Спарта, скорее всего, имела постоянные торговые сношения как с Фокеей, так и с другими крупными торговыми центрами Малой Азии[008_137].

Широкий экспорт лаконской керамики, особенно между 575 и 550 гг., предполагает, что морское искусство было хорошо знакомо, по крайней мере, части спартанских периеков[008_138]. Без флота невозможны были бы ни торговые, ни военные контакты Спарты с Востоком. Судя по некоторым моментам, Спарта действительно обладала в архаический период собственным флотом (Her. I, 83). Вряд ли Крез обратился бы за помощью к государству, полностью лишенному флота. Успешная борьба с Аргосом за контроль над восточным побережьем Лаконии и островом Киферой (середина VI в.) также была бы невозможна, не имей спартанцы военных кораблей. У нас нет сведений о спартанских гаванях в архаический период. Не исключено, что около 600 г. такая гавань была на Тенаре: согласно преданию, Арион из Метимны был вынесен на берег из моря именно там (Her. I, 24, 6). Еще одним аргументом в пользу наличия у Спарты флота является указание Мирона на существование в Спарте особой категории вольноотпущенников, называемых desposionau'tai, "которых посылали для морских операций" (ap. Athen. VI, 271 f). Возможно, под desposionau'tai имелись в виду торговые агенты из числа бывших илотов, которые занимались исключительно морской торговлей (ср. qeravponte" в ольвийских надписях - IOSPE, I2, № 20, 21, 23). Хотя сообщение Мирона не датируется за отсутствием данных, тем не менее нельзя исключить возможности, что подобная профессиональная категория сформировалась уже в VI в.

Вернемся, однако, к посольству приморских греков в Спарту. По словам Геродота, спартанская апелла, заранее настроенная против оказания какой-либо помощи ионийцам, даже толком не выслушала фокейского посла (I, 152). Решительное нежелание Спарты конфликтовать с Персией, с точки зрения М. Клаусса, объясняется тем, что после падения Лидии "поблек стимул, который заключался в богатстве лидийского царя и в вере в собственную непобедимость"[008_139]. Однако, желая быть в курсе происходящих событий, спартанцы послали к берегам Малой Азии свой разведывательный корабль (Her. I, 152).

Иония после незначительного сопротивления была вынуждена подчиниться и признать свою вассальную зависимость от Персии. Спартанцы же post factum отправили посольство в Сарды, где находился тогда Кир, с высокомерным, но лишенным какого-либо реального смысла заявлением, что они якобы "не позволят ему (Киру) разорить ни одного эллинского города" (Her. I, 152). Данное сообщение Геродота о посольстве в Сарды и о странном заявлении спартанского представителя некоторые комментаторы считают вымышленным. По их мнению, оно понадобилось Геродоту только для того, чтобы показать контраст между ионийской роскошью и спартанской простотой нравов[008_140]. Однако нам кажется, на это можно взглянуть и с другой стороны. Спартанцы отказали малоазийским грекам в военной помощи, но кто им мог помешать высказать свою точку зрения на поведение Персии по отношению к попавшим ей в руки греческим полисам? Конечно, на Кира заявление спартанских послов не могло произвести какого-либо впечатления, тем не менее для Спарты было важно "сохранить свое лицо". Подобные дипломатические шаги должны были только усилить моральный авторитет Спарты среди греков.

Свою первую, уже военную экспедицию на греческий Восток спартанцы совершили в 524 г. Она была направлена против тирана

Самоса Поликрата. Поводом для спартанской агрессии послужила та помощь, которую Поликрат оказал Камбису во время его похода в 525 г. против египетского царя Амасиса.

Для Геродота данное мероприятие спартанцев было настолько масштабным событием, что он даже назвал его "первым походом в Азию лакедемонских дорийцев". Геродот приводит подробный рассказ об этих событиях. Его информация, по-видимому, зиждется на вполне надежных источниках: местной самосской традиции и семейной традиции спартанца Архия, погибшего на Самосе (III, 55). Поводом к военному вмешательству послужило обычное в таких случаях обращение к Спарте политических противников тирана, самосских аристократов, а официальным мотивом - месть за пиратскую деятельность Поликрата, от которой пострадали, в частности, и спартанцы (III, 44-46).

Геродот рассказывает, что спартанцы, высадившись на Самосе, легко захватили весь остров, кроме самого города, к осаде которого они и приступили. Однако, по словам Геродота, "после сорокадневной безуспешной осады города Самоса они отплыли назад в Пелопоннес" (III, 56). Таким образом, их первый поход на Восток фактически окончился неудачей. Очевидно, спартанцы настолько вяло вели военные действия на Самосе, что ходили даже слухи, будто спартанское командование было подкуплено Поликратом. Геродот считает эту версию недостоверной (III, 56), хотя, с другой стороны, спартанская история буквально наполнена эксцессами подобного рода, которые свидетельствуют о сильной коррумпированности спартанской политической элиты.

Зачем же спартанское правительство решило вмешаться в дела Самоса, с которым до того у Спарты не было никаких трений, а вмешавшись, так вяло проводило военную кампанию? Здесь возможно несколько объяснений. Отчасти борьбу с Поликратом можно рассматривать и как очередное звено в принципиальной антитиранической политике Спарты (Her. I, 59; Thuc. I, 18; 122, 3; V, 59, 5; Plut. De mal. Her. 21-22)[008_141]. Однако в эту схему никак не укладываются отдельные факты, например заступничество Спарты за Гиппия, изгнанного тирана Афин (Her. V, 91). Очевидно, вмешательство Спарты в дела Самоса, кроме принципиальных идеологических моментов, важных для общественного мнения, объясняется главным образом давлением Коринфа, самого влиятельного после самой Спарты члена Пелопоннесского союза. Геродот прямо говорит, что "коринфяне со своей стороны содействовали тому, чтобы поход против Самоса состоялся" (III, 48). Надо заметить, что вообще большинство внешнеполитических инициатив Спарты, даже таких важных, как Пелопоннесская война, во многом инициировались Коринфом. Торговые интересы Коринфа очень страдали от владычества на море пиратского флота Поликрата, который господствовал в Эгейском море и "разорял без разбора земли друзей и врагов" (Her. III, 39)[008_142]. Коринф, кроме того, был встревожен дружескими связями, которые установились между Самосом и его непокорной колонией Керкирой (Her. III, 48-49; Plut. De mal. Her. 22). Можно согласиться с мнением Г. Гранди, что здесь, как и во многих других случаях, инициатива принадлежала Коринфу[008_143]. Но, с другой стороны, ошибочно было бы рассматривать Спарту только как пассивный объект коринфских внешнеполитических инициатив. Поход на Самос, конечно, свидетельствует о желании Спарты расширить круг своих союзников и сделать данный остров спартанским агентом влияния на Востоке.

Но рост могущества Персидской державы и ее активная экспансия в Малую Азию заставили Спарту на время отказаться от каких-либо военных авантюр на Востоке. Так, спартанцы решительно отказались помочь восставшим в 499/8 г. ионийцам, которые могли рассчитывать на успех только в случае эффективной помощи со стороны метрополии. Однако их обращение к Спарте, наиболее сильному в военном отношении государству, оказалось тщетным (Her. V, 49-51). Спартанцы были не в состоянии и не хотели ввязываться в эту весьма сомнительную и опасную с их точки зрения авантюру, которая могла навлечь на них гнев Великого царя, тем более что во главе Ионийского восстания, по большей части, стояли тираны, ставленники самих персов. Один из них, Аристагор, тиран Милета, прибыл в Спарту и лично попытался убедить царя Клеомена начать военные действия против Персии. Он даже привез с собою медную доску с картой Персии и объяснил Клеомену, что народы, населяющие Персидскую империю, "гораздо богаче всех остальных: прежде всего - золотом, потом - серебром, медью, пестрыми одеждами, вьючными животными и рабами" (Her. V, 49). Тем не менее, согласно Геродоту, Клеомен немедленно прервал переговоры, узнав, что путь от побережья Малой Азии до Суз преодолевается за три месяца (V, 50). Ведь любому спартанцу было понятно, что армия, удалившись так далеко от морского побережья, вряд ли останется боеспособной.