Волчья натура. Зверь в каждом из нас. - Владимир Николаевич Васильев

Цицаркин хмыкнул.

— Ты полагаешь, волкам труднее было бы разнести контору безопасников? Вон какой-то одиночка там такого шороху навел — сибиряки небось до сих пор зады оттирают от вазелина. Да и гарнизон волки, по-моему, растаскали бы по клеточкам без особого напряга. Подобную информацию в подобное время сохранить вообще невозможно.

— Может, ты и прав, — вздохнул Рихард. — Может…

Они помолчали, и таксист решился осторожно вставить фразу:

— Эй, ребятки! А по-каковски это вы гутарите? Ну ни словечка не понятно!

— По-мадьярски, — зачем-то соврал Рихард.

Таксист впечатленно покачал головой:

— Надо же… Так вы маляры, что ль?

— Не, мы зулусы, — продолжал сочинять Рихард. Цицаркин покосился на него с сомнением.

Неизвестно, чем бы завершился столь содержательный разговор с уклоном в этнографию, но тут «Тайга» уперлась в переносной барьерчик, стоящий поперек улицы. Рядом переминались с ноги на ногу и бродили туда-сюда европейцы в спецназовской форме.

— Гляди, — пробурчал Цицаркин. — Явились. Оккупация прям.

Долговязый овчар-бельгиец, чернявый, словно облитый смолой, заглянул в окошко экипажа:

— Документики, пожалуйста!

Говорил он по-европейски твердо, с преувеличенной артикуляцией. Даже странно было слышать такой выговор после десятка дней в Сибири.

Рихард и Цицаркин отдали рабочие паспорта; дедок протянул спецназовцу водительские права и вдруг громко зашептал в окно:

— А ети двое по-ненашему гутарють, о! Проверьте их похлеще, граждане охранники.

— Ах ты, зараза, — скучным голосом протянул Рихард. — Стучишь? Хрен теперь денег от нас дождешься!

— А не нать мне ваши поганые евромарки! — агрессивно вскинулся дедок.

— Выходите из экипажа, — велел овчар, отступая на два шага и поднимая игломет. Рядом немедленно возникли еще трое плечистых прицеливающихся ребят — выучка у мобильного спецназа Европы была традиционно безукоризненной.

Цицаркин и Рихард послушно подняли руки и полезли из «Тайги» наружу.

— Кто тут у вас старший? — сморщившись от дневного света, осведомился Цицаркин. Потом увидел на плечах ближнего спецназовца-ризеншнауцера капральские лычки и очень усталым голосом сообщил: — Темно здесь у вас по ночам… Столько всякого из темноты лезет…

Капрал выпрямился.

— Кто вылез, те уже не опасны, — сдавленно отозвался он после некоторого раздумья. — Опасны те, кто все еще кроется в темноте.

И без паузы:

— Капрал Оверпельт. Извольте сдать оружие, господа.

Рихард и Цицаркин одинаковыми движениями сбросили с плеч рюкзаки и отдали спецназовцам. Оделись они нарочито легко — в шорты и майки, чтоб сразу было видно, что при себе оружия нет.

— Пойдемте в наш экипаж, — велел капрал. — И спасибо за сотрудничество.

Рихарду очень хотелось сказать, куда капрал может засунуть свое «спасибо», но он сдержался. В конце концов не капральское это «спасибо». А просто спущенное сверху. Капрал выполняет, и бессмысленно тут грубить. Вместо этого Рихард сердито пнул заднюю маршевую опору ни в чем не повинной старушки «Тайги». Бдительный дедок что-то сердито зашипел внутри.

Экипаж у спецназовцев был европейский — микробиобус «Мазовия». С бронированными надкрылками и усиленной ходовой. Понятно, что до самого здания управления ни один патруль их больше не останавливал.

Перед входом в управу тоже толклись спецназовцы, причем в изрядном количестве. Цицаркин вторично поймал себя на мысли, что такая картина до странного напоминает оккупацию. Ну где это видано — службу безопасности Сибири охраняют европейцы!

— Выходите, — велел капрал Оверпельт, самолично открывая дверцы-надкрылки «Мазовии». Тон у него был неопределенный: с одной стороны, это и не звучало как приказ арестованным, но и крылось что-то на втором плане эдакое грозное, типа намека «трепыхаться не рекомендуется».

Рихард с Цицаркиным и не собирались трепыхаться. Все-таки они оставались профессионалами и на этом своем последнем задании.

Они оба не сомневались, что последнем. После такой засветки их уже никуда не пошлешь — их лица, отпечатки носов, пальцев и сетчатки глаз будут в каждой картотеке. Голоса и феромонные карты — в каждом компе. В каждой более или менее полной и упорядоченной базе.

Больше они не разведчики. Возможно, Сибирь слегка использует их в качестве боевиков, в качестве первой шеренги, которая, по преданиям, не выживает после боя… Если получится выжить и вернуться в Балтию, их ждут долгие мытарства с отчетами и собеседованиями, проверки на детекторах откровенности и в финале, если повезет, досрочный выпих на пенсию.

Но нужно еще, чтобы повезло.

И чтобы волков либо передавили всех до одного, либо почистили им геном. Откорректировали, как каждого землянина в тысяча семьсот восемьдесят четвертом.

— Сюда… — Капрал предупредительно придерживал двери, пропуская их вперед. Охрана, которой хватало и внутри здания, поедала процессию глазами. Перед лифтом проверили документы, причем у капрала и его ребят — тоже. На выходе из лифта — снова.

— Сурово тут у них, — впечатлился Рихард, поворачиваясь к Цицаркину.

— …стало, — закончил за Рихарда Цицаркин. — Угадай с трех раз — почему?

Рихарду показалось, что капралу очень захотелось приказать им заткнуться, но тут они как раз пришли. Кто-то распахнул перед капралом дверь кабинета — совершенно неказистого на вид. Раньше тут небось какой-нибудь занюханный бумагомарака в нарукавниках заседал.

— Разрешите? — вопросил капрал у человека в полковничьем мундире.

Тот энергичным жестом поманил всех внутрь.

— Капрал Оверпельт, старший патруля на Звездном бульваре. Задержаны два человека; при проверке документов один из них произнес условную фразу. Сопротивления не оказывали, проследовали сюда добровольно. Вот их вещи. — Капрал указал на рюкзачки в руках одного из своих лбов.

— Степа, — сказал с нажимом полковник, и моложавый сибиряк-лайка, похожий, кстати, на полковника в миниатюре, забрал рюкзачки.

— Свободны, капрал.

Оверпельт козырнул и отправился прочь — наверное, снова тащить службу на Звездный бульвар.

— Итак, господа, — полковник указал на два жестких табурета напротив своего стола, — прошу садиться.

«Как на допросе, блин… — сердито подумал Рихард. — Могли бы и стулья поставить…»

— Для начала назовитесь.

— Юрий Цицаркин, внешняя разведка Балтии. Это — Рихард Вапшис, он из корпуса nopea reagoida.

— Замечательно! Я — полковник Золотых, руководитель единой программы, о которой вы, безусловно, уже знаете. Рад, что вы и ваше правительство сочли возможным посотрудничать. Мы очень на вас рассчитываем, господа.

Прибалты тактично отмолчались.

— Не хотите ли поделиться своей информацией? Наверняка вы знаете что-нибудь неизвестное нам…

Рихард и Цицаркин переглянулись с таким видом, словно сбылись все их ожидания одновременно.

— Например, подробности пребывания в Алзамае Эдуарда Эрлихмана, — предложил тему сибиряк.

— Надо говорить. — Цицаркин взглянул на Рихарда. — Приказ был выкладывать все…

— Ну и выкладывай, — буркнул Рихард.

Цицаркин перевел взгляд на полковника Золотых.

— Не думайте, что для нас все это большая радость. С гораздо большей охотой мы бы продолжили свою сольную деятельность…

— Незаконную, — спокойно сказал Золотых. — По соглашению Россию, Европу, Сибирь и Балтию представляет единый агент. Вы