Жизнь и смерть генерала Корнилова - Валерий Поволяев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Китайские солдаты, — не стал лукавить Корнилов. — На солдат похожи не больше, чем я на франциеканского монаха. Немытые, вшивые — и как только они не боятся тифа? Щеголяют с дамскими веерами, которые солдатам вообще зазорно носить.
Покотилов преодолел боль, возникшую у него внутри, и натужно рассмеялся. На крыльях носа у посланника выступили капельки пота.
— Вы, Лавр Георгиевич, наверное, ещё не видели солдат, которые летом, в жару, укрепляют веер над головой, на манер дамской шляпки и обматывают его косичкой, чтобы не потерять. Это зрелище удивительное.
— Видел, видел, всё это видел. Как и бамбуковые курительные трубки, которые китайскому солдату гораздо дороже, чем оружие, и старые рваные зонтики.
Посланник был прав: здешние солдаты представляли собой зрелище именно «удивительное». Солдат был всегда готов променять на какую-нибудь интересную безделушку не только свой штуцер, но даже современную японскую пятизарядную «арисаку», окажись в руках одна из этих винтовок, которых в китайской армии насчитывалось всего десятка полтора штук. Однако тот же солдат никогда нигде не забудет и ни на что не променяет свою трубку. Носили солдаты трубки, как пистолеты — затыкали сзади за пояс. Отсутствие же зонтика в амуниции приравнивалось к беде — это означало, что солдат принадлежит к самому низшему слою общества.
Трубка, правда, была главнее зонтика. Она помогала китайскому солдату одолевать голод: затянется иной плосколицый бедолага горьким сизым духом, покашляет дымом в кулак — и ему малость полегчает, чувство голода отступит, живот перестанет противно бурчать, словно солдат уже вкусно пообедал в какой-нибудь сельской харчевне.
Во время воинских походов доблестные защитники Поднебесной империи напропалую грабили лавки, подгребали в них всё, что попадалось на глаза. Китайские лавочники при виде доблестного отечественного войска, призванного их защищать, разбегались с визгом, кто куда.
Минут через двадцать Покотилов пригласил нового военного атташе на ужин.
— Я попросил повара, чтобы ужин состоял только из китайских блюд, желательно редких, — сообщил он.
Посольская столовая была небольшой, уютной, с чистыми желтоватыми окнами; большое печальное дерево тихо постукивало по стёклам своими тёмными голыми ветками.
Обедали за круглым китайским столом, посреди которого на вертящемся круге стоял аквариум с золотыми рыбками. Всё пространство около аквариума было заставлено блюдами с едой.
Личный повар посланника Покотилова постарался; на столе было всё — от жареной свинины с травами и бараньих потрохов до рыбы в белом соусе и пирожков с мясистой сочной травой.
— Китайскими палочками пользоваться умеете? — спросил Покотилов.
— Научился в Кашгаре. Хотя... — Корнилов улыбнулся воспоминаниям, всплывшим в мозгу, не улыбнуться им было нельзя, — сложно оказалось привыкнуть к тому, что палочки во время обеда являются естественным продолжением пальцев. А закончился обед — и пальцы вновь превращаются в пальцы.
— Китайцы — мастера перевоплощений. Если не хотите есть палочками — прислуга подаст нож и вилку, Лавр Георгиевич.
В посольстве с этим было просто — никакого обязательного следования этикету страны, в которой посольство располагалось.
Корнилов пощёлкал двумя длинными деревянными спицами, зажатыми в пальцах.
— Спасибо. В Китае надо есть по-китайски.
Покотилов понимающе улыбнулся, потянулся палочками к жареным коричневым сморчкам, обильно обложенным зеленью, ухватил небольшой, поблескивающий маслом кусок, отправил его в рот.
— Трепанги. Люблю трепанги, приготовленные на сильном огне, — признался посланник. — Что вы предпочитаете пить?
— Как и все офицеры — водку.
— Есть водка из риса, есть из гаоляна, есть из фисташков, есть русская водка из Санкт-Петербурга, есть водка из магазина Чурина, владивостокская. — Посланник снова ловко подцепил кусочек трепанга и отправил его в рот.
— Рисовой и гаоляновой водки я много выпил на войне, когда мы стояли под Мукденом, русской омедаленной водки — в Питере, а вот фисташковой не пробовал никогда.
Посланник сделал знак сухонькому чёрному человеку, стоявшему у стола, и тот поспешно подхватил квадратную бутылку из чёрного стекла и налил водки в стопку Корнилова.
Водка была густая, тягучая, больше походила на лекарство, чем на водку.
— Я, пожалуй, присоединюсь к вам, выпью фисташковой, — сказал Покотилов.
Стопка, стоявшая перед ним, незамедлительно была наполнена. Посланник ловко подцепил палочками очередной кусок трепанга.
— Раньше трепангов много было во Владивостоке, в бухте Золотой Рог, сейчас, когда там стоят боевые корабли, трепангов почти не стало.
— Я слышал, китайцы до сих пор называют Владивосток Бухтой трепангов?
— Да, Хайшенвэй. В переводе на русский так и будет — Бухта трепангов, — подтвердил посланник. Поднял стопку, произнёс коротко: — За Россию!
— За Россию — с превеликим удовольствием. — Корнилов чокнулся с посланником, осушил стопку крохотными глотками: ему хотелось понять вкус фисташковой водки, которую хитроумные мастера наловчились гнать из косточек, водка была мягкой, некрепкой — градусов двадцать пять, наверное, но, несмотря на то, что она была некрепкой, Корнилов почувствовал, как в ушах у него что-то зашумело, в виски натекла приятная тёплая тяжесть. Всё-таки градусов было в водке больше.
— Син-жень-лю, — коротко произнёс Покотилов.
Маленький чёрный человечек поспешно кивнул, и перед посланником появились большие бокалы, доверху наполненные молоком. Корнилов не выдержал, спросил:
— Разве фисташковую водку в Китае принято запивать молоком?
— Это сок из молодых абрикосовых косточек, — пояснил посланник.
Корнилов отпил немного из бокала. У сока был неожиданный, горьковатый, ни на что не похожий вкус.
— Простите, не ожидал, — смущённо пробормотал полковник.
— Китай способен удивить не только иностранцев, но и самих китайцев. Попробуйте древесные грибы, Лавр Георгиевич, — предложил посланник, — их можно отведать только в Китае. Даже в Корее я их не встречал, хотя китайская и корейская кухни очень близки друг к другу.
На первое повар подал суп из акульих плавников — нежный, густой, будто кисель, белёсый, словно разбавленный молоком, Корнилов, который любил рыбные супы и больше всего — наваристую зайсанскую уху, едва сдержался, чтобы не попросить добавки, ограничился тем, что сказал посланнику:
— Отменный специалист заправляет у вас кухней, ваше превосходительство!
— В годовщину коронации государя у нас собралось шестьсот человек гостей. Повар удивил всех уткой по-пекински, приготовленной так, как не умеют готовить даже сами китайцы, салатом из медуз с молодым бамбуком, обжигающе-горячей картошкой с карамелью, чесночными пельменями, ягнятами в соевом соусе, тигровыми креветками «асадо» по-аргентински и ещё полусотней блюд, которых я уже просто не помню. Ради интереса, Лавр Георгиевич, советую вам отведать гаоляновой водки.
— Я её много пил в Мукдене.
— Такую водку вы не пили, — мягко произнёс Покотилов, — отведайте!
Здешняя гаоляновая водка разительно отличалась от грубого мукденского «сучка».
В помещении было прохладно, маленький чёрный человечек иногда ёжился, шея у него покрывалась густой сыпью, подбородок синел, и тогда было слышно, как внутри у него раздаётся сухой хруст.
Корнилов, глядя на него, тоже ёжился.
— Уголь нам привозят на верблюдах с горных копий, — заметив это, сказал посланник. — Уголь дешёвый, обычно мы покупаем его много, но печи в посольстве очень прожорливые... У вас ведь маленькие дети, Лавр Георгиевич?
— Да. Дочка и сын.
— Я прикажу отпустить вам казённого угля со склада, а потом, когда придёт караван, вы уже купите себе столько угля, сколько надо. Гораздо хуже дело обстоит с молоком. У китайцев есть коровы, но молоко у них, к сожалению, очень плохое. Как и вода в колодцах. Здешние коровы никогда не получают свежего корма, их не выпускают из помещений, как в России на траву, поэтому молоко и получается таким... Свежего масла не достать. Советую вам — пользуйтесь лавками для иностранцев: там можно купить консервированное масло — французское, голландское или гамбургское, другие товары... Качество превосходное, в местных лавках вы таких не найдёте...
Это были те самые практические советы, которые можно услышать только от своего человека, знающего, что нужно земляку, очутившемуся в далёком краю. Корнилов вспомнил своё общение с главою русской дипломатической миссии в Кашгаре. Каким умным, мягким, .обходительным, тактичным Петровский был поначалу, и во что эта обходительность обернулась в конце...