Крещение огнём - Анджей Сапковский

— Наши лошади! — крикнула Мильва, освобождая вокруг себя место ударами кулаков и пинками. — Наши лошади, ведьмак! За мной! Быстро!

— Геральт! — вопил Лютик. — Спаси!

Толпа разделилась, раздробилась словно волна прибоя, мгновенно увлекла Мильву за собой. Геральт, удерживая Лютика за воротник, не дал себя прихватить, потому что вовремя вцепился в телегу, к которой была привязана обвиненная в волшебстве девушка. Однако телега вдруг дернулась и двинулась с места, а ведьмак и поэт свалились на землю. Девушка задергала головой и принялась истерически хохотать. По мере того как телега удалялась, смех стихал и терялся среди всеобщего рева.

— Затопчут! — визжал лежащий на земле Лютик. — В кашу превратят! Спаситееее!

— Кррррва мать! — скрежетал где-то Фельдмаршал Дуб.

Геральт поднял голову, выплюнул песок и увидел пресмешную сцену.

Ко всеобщей панике не присоединились только четыре особы, из них одна — против своей воли. Это был жрец, которого железной хваткой держал за шею староста Эктор Ляабс. Двое других были Золтан и Персиваль. Гном быстрыми движениями задрал сзади одежду жреца, а вооруженный клещами краснолюд вытащил из огня раскаленную подкову и засунул ее в штаны святого мужа. Освобожденный от объятий Ляабса жрец помчался словно комета с дымящимся хвостом, а его визг утонул в реве толпы. Геральт видел, как староста, гном и краснолюд собрались было поздравить друг друга с удачной ордалией, когда на них накатилась очередная волна мчащейся в панике толпы. Все утонуло в клубах пыли, ведьмак не видел ничего, да и рассматривать было некогда: он был занят Лютиком, которого теперь сбила с ног несшаяся напролом свинья. Когда Геральт наклонился, чтобы поднять поэта, из тарахтящего мимо него воза прямо ему на спину свалилась обрешетка. Тяжесть придавила его к земле, и прежде чем он успел сбросить с себя обрешетку, по ней промчалось не меньше пятнадцати человек. Когда наконец он сумел высвободиться, рядом с грохотом и треском перевернулась другая телега, из которой на ведьмака свалилось три мешка пшеничной муки по цене крона за фунт. Мешки развязались, и мир утонул в белом облаке.

— Вставай, Геральт! — кричал трубадур. — Вставай, язви тебя!

— Не могу, — простонал ослепленный драгоценной мукой ведьмак, обеими руками хватаясь за прошитое болью колено. — Спасайся сам, Лютик!

— Я тебя не оставлю!

С западной стороны лагеря доносились ужасные крики, перемешивающиеся со звоном подкованных копыт и ржанием лошадей. Рев и топот неожиданно усилились, на них наложился грохот металла, сталкивающегося с металлом.

— Бой! — крикнул поэт. — Они бьются!

— Кто? С кем? — Геральт резкими движениями пытался очистить глаза от муки и сора. Неподалеку что-то горело, их охватил жар и клубы вонючего дыма. Топот копыт усилился, земля задрожала. Первое, что он увидел в туче пыли, были десятки мелькающих перед глазами конских бабок. Всюду. Кругом. Он превозмог боль.

— Под телегу! Прячься под телегу, Лютик, иначе затопчут!

— Не двигайся… — простонал притиснутый к земле поэт. — Лежи… Говорят, конь никогда не наступит на лежащего человека…

— Не уверен, — вздохнул Геральт, — что каждый конь об этом слышал. Под телегу! Быстро!

В этот момент один из не знающих человеческих примет коней на лету саданул его копытом по виску. В глазах у ведьмака разгорелись пурпуром и золотом все созвездия небосклона, а секундой позже непроглядная темень затянула небо и землю.

Крысы вскочили, разбуженные протяжным криком, отразившимся многократным эхом от стен пещеры. Ассе и Рееф схватились за мечи. Искра принялась на чем свет стоит ругаться, ударившись головой о каменный выступ.

— В чем дело? — вскрикнул Кайлей. — Что случилось?

В пещере стояла тьма, хоть снаружи и светило солнце. Крысы отсыпались за ночь, проведенную в седлах во время бегства от погони. Гиселер сунул лучину в уголья, распалил, поднял, подошел к тому месту, где, как обычно вдали от остальных, спали Цири и Мистле. Цири сидела, опустив голову, Мистле обнимала ее.

Гиселер поднял лучину выше. Подошли остальные. Мистле накрыла шкурой голые плечи Цири.

— Послушай, Мистле, — серьезно сказал главарь Крыс. — Я никогда не вмешивался в то, что вы делаете на одной постели. Никогда не сделал вам неприятного или насмешливого замечания. Это ваши заботы. Всегда старался отводить глаза и ничего не замечать. Это, повторяю, ваши заботы и ваши склонности, другим нет до того дела. Пока все происходило незаметно и тихо. Но теперь вы малость переборщили.

— Не будь идиотом, — взорвалась Мистле. — Ты что думаешь, это… Девочка кричала во сне! Это был кошмар!

— Верно, Фалька?

Цири кивнула.

— Такой страшный был сон? Что тебе снилось?

— Оставь ее в покое!

— Заткнись, Мистле. Ну, Фалька?

— Человека, которого я когда-то знала, — с трудом проговорила Цири, — затоптали кони. Копыта… Я чувствовала, как меня давят… Чувствовала его боль… Голова и колено… У меня все еще болит… Простите. Я разбудила вас.

— Нечего извиняться. — Гиселер взглянул на сжатые губы Мистле. — Просить прощения должны мы. А сон? Ну что ж, присниться может каждому. Каждому.

Цири прикрыла глаза. Она не была уверена, что Гиселер прав.

В себя его привел пинок.

Он лежал, уперев голову в колесо перевернутой телеги, рядом с ним корчился Лютик. Пнул его кнехт в стеганом кафтане и круглом шлеме. Тут же стоял второй. Оба держали в поводу лошадей, у седел которых висели арбалеты и щиты.

— Мельники, что ль?

Второй кнехт пожал плечами. Геральт увидел, что Лютик не отрывает глаз от щитов. Сам он тоже давно заметил на щитах лилии. Герб королевства Темерии. Такие же знаки носили и другие конные стрельцы, которых было полным-полно кругом. Большинство занималось поимкой коней и обиранием трупов. В основном одетых в черные нильфгаардские плащи.

Лагерь по-прежнему представлял собою дымящиеся развалины после штурма, но уже появлялись уцелевшие и бывшие поблизости кметы. Конные стрельцы с темерскими лилиями сгоняли их в кучу, покрикивали.

Мильвы, Золтана, Персиваля и Региса нигде не было видно.

Рядом сидел герой недавнего «процесса ведьм», черный котище, равнодушно взиравший на Геральта зелеными глазами. Ведьмак немного удивился: обычно кошки не терпели его присутствия. Однако раздумывать над странным явлением было некогда, потому что один из кнехтов ткнул его древком копья.

— А ну, вставайте. Оба! Эй, у седого-то меч!

— Кидай оружие! — крикнул другой, подзывая остальных. — Меч на землю, да побыстрее, не то пропорю глевией!