Мир Книги джунглей - Ян Линдблад

Я уже рассказывал, как одна тигрица в Канхе восемь часов продержала на дереве Каилаша Санкхалу, руководителя «Операции Тигр». При сходных обстоятельствах суровая особа перед нашей засидкой не менее упорно добиралась до бывшего директора Рантхамбхорского заповедника Фатеха Сингха; впоследствии он очень живо поведал мне, как она пыталась стащить его с дерева.

Но в этот вечер все было спокойно, мы сидели тихо, как мышки, не решаясь снимать, и, по мере того как солнечный круг спускался за горизонт, на востоке наливалась серебром луна. Теплые тона в цветовой гамме ландшафта сменились голубыми, и семейство приступило к трапезе. Мы рассчитывали, если повезет и сумеем до утра не нарушить тишину, на рассвете попытаться снять желанные кадры.

Было 24 декабря 1977 года; на севере Индии в эту пору зверски холодно. Мы сидели на раскладных стульчиках, закутанные в одежду. Я наслаждался теплом: на мне была пуховая куртка, ноги засунуты в пуховый же спальный мешок — тем и другим меня снабдил мой друг Оке Нурдин, по кличке «Песец». Кругом царил полный покой, и тигры целиком сосредоточились на еде. В ночном воздухе разносился хруст и треск — для тигра ребро антилопы то же, что для нас сухие хлебцы. Резкий лунный свет все четче вырисовывал абрис полосатой троицы, и было в этом зрелище что-то призрачное, дышащее девственной природой…

Внезапно тишину прорезал какой-то звук, и тигры рывком подняли голову. Снова тот же звук, после чего все трио бесшумно растворилось в темноте, арена опустела.

Черт возьми! На мирно спавшего «помощника» напал судорожный кашель. Раз за разом он оглашал окрестности громкими хриплыми звуками, столь же неуместными, как взрыв бомбы в церкви.

Мы шикаем на него, да что толку — тигры исчезли. Луна озаряет безмолвную, вслушивающуюся долину.

Но вот какое-то движение… Словно зашевелилась посеребренная луной трава — один зверь, это тигрица, возвращается. Остановилась у темной туши и настороженно смотрит в нашу сторону. И конечно же нашего услужливого спутника вновь одолевает приступ кашля! Однако на сей раз тигрица не скрывается. Напротив, она медленно приближается к нам и ложится на траву в трех-четырех метрах от шалаша. Приметив мое окошко, с четверть часа наблюдает за ним, потом встает, делает несколько шагов влево и опять ложится, насторожив уши.

Целую вечность она лежит неподвижно.

Наконец вновь поднимается и уходит. Тишина и покой, и нам остается только гадать, где сейчас тигрица и тигрята. Наверно, решили поискать другую добычу в этот поздний час. Наш кашляющий спутник то и дело оглашает ночь хриплыми звуками. Проклятие! Лишь на рассвете он замолкает; хоть бы Морфей задушил его в своих объятиях.

Снова появляется тигрица. Охота не принесла ей удачи, и на радость нам она принимается жадно есть.

Сановный деятель осторожно просовывает наружу объектив своего фотоаппарата и нажимает кнопку. Затвор тихо щелкает, казалось бы, совсем тихо. Но тигрица слышит и поднимает голову! После повторного щелчка встает. Третий щелчок — и она, тяжело ступая, медленно удаляется.

Из засидки я возвращаюсь со смешанными чувствами. Что говорить, ночь была изумительно красивая — лунный свет, тигры, — но мне и на этот раз не удалось снять задуманное.

Правда, многое говорило за то, что вечером тигры опять вернутся к добыче. Декабрьские холода предохраняли мясо от порчи, к тому же тигры вообще не брезгуют лежалым и даже малость протухшим мясом. По авторитетному мнению Каилаша Санкхапы, они предпочитают его именно в таком виде. Грифы не могли посягнуть на тушу, так что тиграм предоставлялась возможность продолжать застолье.

Начальник был в диком восторге от нашего ночного приключения. Хотя честно признался, что изрядно перетрусил, когда тигрица направилась к шалашу. Если я скажу, что ни капли не боялся, это может быть воспринято как проявление снобизма или желание показаться героем, что мне совершенно чуждо. Просто я так долго общался с дикими и ручными животными, что научился вполне уверенно толковать их реакцию. Если бы тигрица стала ворчать, распаляясь для нападения, я, конечно, струхнул бы. Но ведь она этого не сделала!

Наш именитый гость был вполне удовлетворен увиденным и не собирался повторять ночного бдения, чему я несказанно обрадовался. Я объявил Пиа, что выпровожу всех кандидатов в «помощники» и буду сидеть в шалаше один.

— Ну уж нет, — сказала Пиа. — Я пойду с тобой!

Я постарался объяснить ей ситуацию; дескать, тигрица держалась очень настороженно, есть риск, что она или тигрята настроятся на агрессивный лад.

На что эта маленькая решительная женщина ответила словами, которых я никогда не забуду:

— Если они нападут на тебя, пусть и меня заодно прихватят.

К этому она присовокупила вполне разумное и, к сожалению, обоснованное возражение против задуманного мною сольного дежурства в засидке: после бессонной ночи я определенно усну на посту и, что хуже всего, буду храпеть.

Серьезный довод. Все люди, включая победителей и победительниц конкурсов красоты, храпят во сне, и я отнюдь не составляю исключения, напротив, слыву настоящим виртуозом. Итак, мне не оставалось ничего иного, как согласиться взять с собой Пиа и поделить с ней ночные вахты.

В шалаш мы пришли заблаговременно. Завершив приготовления, я вежливо, но весьма решительно предложил нашим «помощникам» врачевать свои простуды где-нибудь в другом месте. В ответ посыпались возражения — как же мы справимся без их помощи и так далее, — но я стоял на своем, и пришлось им топать домой.

…Тихий вечер, никаких звуковых помех, сменяющие друг друга в заведенном порядке птичьи голоса отмечают ток времени и угасание дня. Прозвучали предупреждающие крики замбаров, аксисов и лангуров. И вот появились тигры. Ничто не вызывало у них опасений, они давно слышали, как люди уходили домой, громко излагая свое мнение об упрямых чокнутых фотографах. Пока ландшафт отдавал вечернему небу накопленное за день тепло, голодная троица принялась жадно есть. Я спрашивал себя, останется ли что-нибудь от туши до утра, когда я рассчитывал снять тигрицу и ее потомство.

Сгустился мрак, мы ничего не видели, только слышали хруст костей, иногда — протестующее ворчание, но чаще дружелюбное фырканье, которым обмениваются с матерью детеныши.

Наконец луна выбралась из-за гор, и в бинокль мы смогли отчетливо рассмотреть наших тигров.

Вдруг Пиа тихонько закряхтела.

Тут же звук повторился — к счастью, настолько тихо, что тигры не реагировали. Простуда, о которой мы думали, что она давно прошла, дала о себе знать. С полчаса Пиа пыталась без лишнего шума прочистить горло — и все-таки судорожно закашлялась! Всего один раз, но этого оказалось достаточно…