Долгий уик-энд - Вероника Генри

– Люди ждут такого всю жизнь, – говорила она. – И не факт, что дождутся. Давай радоваться и благодарить судьбу, пока можем.

Дело было не только в сексе. Марина вызывала в Тони интерес. Волновала его. Вдохновляла. Бесила. И удивляла – постоянно. Игривая и своенравная, как котенок, она одновременно была глубже самого глубокого омута. Она умела смешить Тони.

А однажды, во время особенно доверительного, безудержного секса сумела вызвать у него слезы.

Разумеется, такие отношения не могли длиться вечно.

…Он повез класс в Париж – изучать художественные достопримечательности. И когда шестеро учеников отравились сомнительной курицей в вине, Тони с Мариной этим воспользовались и тоже сказались больными. Они отменили поездку в Версаль, остались в отеле и весь день провели в постели в номере Тони, растворившись друг в друге. Он смотрел на склонившуюся над ним Марину – темные волосы растрепались, промокли от пота – и понимал: пора заканчивать.

– Венди беременна, – произнес Тони.

Марина скатилась с него на постель, легла рядом, уставилась в потолок.

– Значит, конец…

– Я всегда буду тебя любить. Но у нас с Венди появится ребенок, мне нужно думать в первую очередь о нем.

– Я понимаю. Конечно, нужно.

Марина наградила его таким взглядом, что Тони вдруг осенило, почему она злится – злится молча, стараясь не выдать своих чувств.

– Я не обещал, что не буду с ней спать. Она бы заподозрила неладное. Я не мог… Ты же знала, у меня семья.

Ее зеленые глаза потемнели от слез. Обиженный ребенок. Она и правда ребенок… Марина свернулась калачиком. Молча. Лучше бы устроила разнос, кричала… Тони потянулся к ней – и получил мощный удар в живот.

Он, задыхаясь, скрючился пополам, хватая ртом воздух и поражаясь силе, скрытой в девичьем теле.

Марина натянула колготки – те в спешке порвались, – затем свободное платье, разрисованное турецкими огурцами, и зеленый мешковатый джемпер.

– Марина…

– Молчи, – стиснув зубы, взмолилась она. – Я все поняла. Честно. Не парься.

– Я буду всегда тебя любить.

Она впилась в него глазами, точно выискивая доказательства этого заявления. Затем коротко, с трудом кивнула, натянуто улыбнулась и вышла из номера.

До конца поездки Тони ее почти не видел – лишь замечал мелькание буйной шевелюры в толпе учеников во время экскурсий в Лувр, национальную галерею Же-де-Пом, музей Орсе. Он чувствовал себя осиротевшим. Ему хотелось рассматривать вместе с ней картины, наблюдать ее реакцию, делиться собственными мыслями. Хотелось делать вместе с ней все на свете – до конца жизни. Но это было невозможно.

Путь через пролив назад в Англию оказался кошмарным испытанием. Тони непрерывно рвало, и он сам не знал: то ли его скрутила морская болезнь, то ли мучает любовная лихорадка. Каждая волна швыряла его все ближе и ближе к Венди.

Вернувшись домой, к верной и преданной жене с крошечным выпирающим животиком, Тони понял кое-что еще. Он не сможет жить в Рединге, зная, что Марина дышит тем же воздухом, рискуя случайно увидеть ее в любое время дня и ночи – в магазине, на почте, на парковке… Придется бежать от искушения. Бежать далеко-далеко. Тони отправил свое резюме в лондонское рекламное агентство – и, к его безмерному удивлению, его приняли на работу. Он досрочно расторг контракт со школой, заявив директрисе, что не сможет отработать положенного времени по личным причинам.

– У меня обстоятельства, очень… тонкие, – пояснил он.

Да, тонкие. Тоненькая Марина, хрупкая конструкция из крови, костей и дыхания…

Директриса едва заметно отодвинулась подальше. Ни одному руководителю школы не нужны учителя, чья репутация подпорчена… личными проблемами. «Тонкие обстоятельства» – эвфемизм грязного скандала. Читать между строк она умела.

– Для нас ваше увольнение – большая потеря, – сообщила дама. – Девочек вы замечательно вдохновляли.

На том и сошлись.

В конце лета Тони позвонил в школу – узнать, с каким результатом окончили заведение его ученики. Имя Марины в списке выпускников отсутствовало.

– А Марина Старлинг? – спросил он. – Она вроде тоже должна была закончить?

– Марина экзамены не сдавала, – послышался ответ. – Никто не знает, что с ней случилось. Она просто исчезла.

Их малышка не выжила.

За неделю до предполагаемых родов Венди перестала ощущать толчки ребенка. Заверения акушерки, что в конце беременности такое бывает, тревогу будущей матери не уняли.

– Малыш, наверное, отдыхает, – успокаивал ее Тони. – Набирается сил для большого путешествия.

Однако Венди волновалась все больше. Когда они в конце концов поехали в больницу, ее худшие опасения подтвердились. Сердцебиение не прослушивалось, потому что сердцебиения не было. Ребенок в животе у Венди умер. Но ей все равно предстояло пройти через роды. Полноценные естественные роды, со всей сопутствующей им болью. Тони никак не мог понять – почему нельзя извлечь малышку с помощью кесарева сечения? Разве так не человечней? Увы, политика больницы подобного не предусматривала.

Потом их оставили вместе с ней на час, с их крохотной девочкой. Она выглядела невероятно красивой. Розовый бутончик губ под носом-кнопкой, копна темных волос, малюсенькие пальчики, в которые Венди просунула свой мизинец… Акушерка унесла малышку в том самом желтом одеяле, которое они выбрали всего неделю назад – выбрали вместе с именем. Розалинда.

Тони понимал – надо держаться. Если даже ему так плохо, то каково Венди? Она столько месяцев чувствовала ребенка внутри себя, вынашивала его. Случившаяся трагедия помогла Тони осознать, насколько он любит жену: за ее силу духа, благородство, за тихое, сдержанное горе. С того самого дня он запретил себе думать о Марине. Выкинул из головы все мечты о тайном примирении. Венди не заслуживает предательства. Она достойна верности и беззаветной любви.

Много лет Тони гадал: не была ли смерть Розалинды расплатой за сумасшедшие месяцы в Рединге? Ему так и не удалось вытравить из души чувство стыда. Воспоминания о грязи и низости содеянного обрушивались внезапно, в самые неожиданные моменты, заставляя содрогаться от омерзения. Он вел себя бездумно, легкомысленно, потакал своим желаниям. Отвратительно, подло, мерзко – с какой стороны ни глянь. В свое время Тони убедил себя в том, что безумно влюбился, но нет. При чем тут любовь? Это была отталкивающая история о похотливом учителе рисования, соблазнившем звезду класса. Бесподобная тема для желтой прессы. В особо мрачные минуты ему мерещились газетные заголовки – в случае, если Марина решит заговорить, – и Тони сжимался от страха. Что, если все выплывет? Его арестуют? Осудят? Отправят в тюрьму?

Со временем страх потускнел. Страсти поостыли. Доказательств нет, разве что косвенные. Но теперь, стоя у окна и глядя на пейзаж, который столько лет тешил их с Венди, Тони понял – уродливое прошлое его настигло. И доказательства тоже имеются, еще какие! ДНК. Живое, дышащее подтверждение каждого его кувыркания в постели с Мариной. Однако признаться в этом Лоре он не смог. Конечно, не смог.

Жадно заглатывая свежий воздух и пытаясь унять тошноту, Тони увидел возвращающуюся домой Венди. Она легко и быстро поднималась по ступенькам; ремень от полосатой сумки, в которой лежали купальник и полотенце, перетягивал поджарое мускулистое тело – результат ежедневного плавания в море. Жена несла корзину с купленными на рынке продуктами: наверняка свежие маслины, цельнозерновой хлеб, кофе в зернах.

Тони отступил от окна. Он не хотел, чтобы Венди его заметила, чтобы радостно ему махала.

Как ей рассказать? Как сообщить о том, что в тот самый год, когда родилась их мертвая дочь, на свет появилась другая девочка, чьим отцом является он, Тони? Какое невыносимое горе обрушится на нее вместе с этим признанием! Горе, которое раньше она делила вместе с мужем, а теперь будет вынуждена нести в одиночку.

Нет. Та часть жизни Тони должна навсегда остаться в тени. Как бы ни манила его возможность познакомиться с собственной дочерью, дверь в прошлое закрыта на огромный замок.

Слава богу, девушка вроде бы поверила его словам. Он мечтал о том, чтобы она поскорее ушла, но старался этого не показывать, чтобы не выдать себя с головой. Когда нежданная гостья решила вернуться в отель, Тони почувствовал колоссальное облегчение. Ее дальнейшего присутствия он не вынес бы, тем более рядом с Венди.

Внизу хлопнула дверь. С замирающим от ужаса сердцем Тони пошел к лестнице.

Жена в кухне набирала воду в чайник.

– Ну, как у вас дела? – с улыбкой спросила она. – Попьете чаю? Я купила лепешки и сливок.

– Эмма ушла. У нее разыгралась мигрень. Даже в глазах начало двоиться. Так что она вернулась в отель, прилечь.

– Какая жалость. – Венди принялась доставать из корзины покупки. – Очень милая девушка.

– Да, очень милая, – согласился Тони. – И рисует, кстати, недурно. Ну да ладно. Теперь мы сможем провести остаток выходных вдвоем.