Исповедь чекиста. Тайная война спецслужб СССР и США - Фёдор Жорин

Ведь никто из высших военачальников так и не взял на себя смелость доказать И. Сталину точность информации о подготовке А. Гитлера к войне 22 июня 1941 года. Да, докладывали информацию. Но как?

Последствия всем известны и незачем это повторять. Автор просто желает подчеркнуть всего один аспект — смелость человека, сформулировавшего на основании известной всем информации задачу, решение и отстаивающего свое мнение, которое противоречит мнению высоких начальников.

Попробуйте, уважаемый читатель, вспомнить какой-либо факт, когда мнение подчиненного оказалось верным, опровергло вариант, предложенный (поддержанный) руководителем, а последний бы «сердечно поблагодарил подчиненного».

Редко какой руководитель согласится иметь такого умного и решительного подчиненного. Не говоря уже о том, что окружение такого руководителя предпримет все возможное, чтобы «схарчить» такого нахала.

В этой связи хотелось бы подчеркнуть, что человек, нормальный, настоящий человек всегда имеет возможность проявить свою смелость, решительность. Конечно, если он обладает такой чертой характера и имеет, что предложить. Смелость солдата состоит в том, чтобы выскочить из окопа и пойти в атаку, невзирая на огненный смерч, который несется на него со стороны врага. Смелость генерала (как и любого крупного руководителя) состоит в том, чтобы отстоять свое мнение, свое решение перед вышестоящим командованием (начальством).

Понятно, что плох тот сотрудник аналитического подразделения, который готовит сразу несколько вариантов решения, предоставляя руководителю выбирать и отвечать за последствия.

За 10 лет моей работы в группе коллегии КГБ СССР и КГБ УССР не было ни одного случая, чтобы наши предложения были отвергнуты председателем. Они превращались в установки, обязательные для исполнения органами КГБ на местах. А ведь наши решения подвергались серьезной критике со стороны аналитических подразделений как аппаратов заместителей Председателя, так и подразделений центрального аппарата Комитета, работавших, специализировавшихся на конкретных направлениях агентурно-оперативной деятельности. Мы никогда не работали по принципу «как вам будет угодно» или «а специалисты предлагают, так пусть и отвечают».

Свои идеи мы оформляли в правовые документы, которые не отменялись через месяц-второй или на следующий день, подобно законам или указам Президента Украины.

Выше автор уже подчеркивал особое положение генерала армии Г.К. Цинева в системе высшего руководства КГБ СССР. Можно дополнить картину тем, что, даже когда В. Чебриков стал Председателем Комитета, он всячески избегал необходимости приглашать Г. Цинева к себе в кабинет. Чаще он заходил к нему сам.

И вот однажды руководством Комитета обсуждался один вопрос с грифом «особой важности». Все заместители Председателя посмотрели его, внесли свои предложения. Осталось согласовать проект с Г.К. Циневым. Я звоню в его приемную. Трубку берет помощник полковник Александровский. Объясняю суть проблемы. Он приглашает меня в приемную Цинева и говорит с ухмылкой, что, мол, он не имеет права читать документы, адресованные лично Г.К. Циневу с таким грифом секретности. И спрашивает, что ему делать в создавшейся ситуации.

Я ему отвечаю, что к конверту приложена фишка, на которой Г.К. Цинев должен расписаться, затем ознакомиться и решить, есть ли у него замечания. Помощник спрашивает, известно ли мне содержание документа. Отвечаю, что конечно, так как мы его готовили.

Он спрашивает, а о чем документ? В свою очередь я принимаю его манеру разговора и отвечаю, что гриф секретности «особой важности» не позволяет мне разглашать суть документа.

Тогда П. Александровский делает неожиданное предложение, чтобы я сам лично доложил документ Г.К. Циневу. Под предлогом, а вдруг у Гэ Ка (так он называл своего шефа) возникнут вопросы. На что я ответил, что такое предложение несколько нарушает установленный порядок, но я согласен. Помощник по прямому телефону докладывает ситуацию и испрашивает у Гэ Ка разрешения, чтобы я доложил ему документ.

Уточню, что я работал в группе Коллегии только два года и только-только был назначен секретарем Коллегии. Возможно, меня проверяли, как я поведу себя в нестандартной ситуации. Зайти к первому Зампреду генералу армии Г.К. Циневу в кабинет?! Это было равнозначно пожать лапу тигру. Тем не менее я не дрогнул и вошел в кабинет Г.К. Цинева. Доложил по форме о сути проблемы.

Надо признаться, что мои внутренние переживания не подтвердились. Разговор длился около 10 минут в спокойном, рабочем режиме. Обсудили замечания по проекту других заместителей Председателя. Кульминацией ситуации было предложение Г.К. Цинева оставить ему документ с тем, что он еще поработает над ним. Я ответил, что это его право, но необходимо расписаться на фишке, что он получил документ. Без всякой проблемы Г.К. Цинев расписался, отдал мне расписку, и я вышел из его кабинета.

Проблема возникла спустя минут пять. Помощник Г.К. Цинева отнес лично документ начальнику Секретариата генералу Бабушкину и рассказал, как происходило визирование документа, что я не только разговаривал с Г.К. Циневым, но и взял у того расписку за документ.

Бабушкин гневным голосом вызвал меня к себе в кабинет и минут 15 раскатывал, как лист в сталелитейном цеху: «Как вы смели войти в кабинет…», «как надоумились взять расписку у первого зампреда?» и т. п. На что я ему ответил, что инструкцию КГБ СССР о порядке работы с совершенно секретными и особой важности документами подписал сам Г.К. Цинев, а потому и должен показывать пример в ее исполнении. Генерал чуть не лишился голоса. Потом успел сообщить, что я очень резво начал на новой должности и придется мне искать замену

И вдруг в этот момент звонок от Г.К. Цинева. Тот предупредил генерала Бабушкина, что мои действия были правильными и чтобы не предпринимали против меня никаких репрессивных мер. Я все это слышал, так как голос у Г.К. Цинева был очень звонкий, а Бабушкин не успел мне сделать жест, чтобы я удалился из его кабинета.

Позже полковник П. Александровский смеялся и говорил, что проверял меня. Ситуацию он просчитал и попросил своего шефа позвонить начальнику Секретариата, чтобы меня не давили.

Через пару часов о происшедшем знали все сотрудники Секретариата. А начальник отделения кадров пришел ко мне и на коленях просил подарить ему расписку Г К. Цинева для коллекции.

В свою очередь, я считал, что если бы все от лейтенанта до маршала соблюдали требования режима секретности в обращении с секретной информацией, то намного легче было бы выявлять шпионов и других подлецов. Порядок должен быть, как говорят немцы.

Но у славян никогда секреты не умели беречь.

С той поры прошло много-много лет. Да и с написания книги время прошло достаточно, когда совершенно неожиданно в 2009 году мне открылась еще одна тайна закулисных проделок Горбачева.

Оказывается, в разгар ГКЧП или так называемого путча Янаева, Крючкова и иже с ними из ЦК КПСС пришло строгое указание во все партийные органы на местах (области, союзные республики), а также в органы КГБ на местах, суть которого сводилась к тому, что все первые руководители этих органов обязаны отключиться от телефонной связи, заболеть, лечь в больницы, уехать за тридевять земель и т. п. Одним словом, сделать все, чтобы дежурные по КГБ — УКГБ не смогли с ними связаться и уточнить, что следует делать оперативному составу в момент крайнего обострения политической обстановки в стране, фактически в момент гибели Советского государства.

Как известно, органы госбезопасности, которые к 1991 году были перенасыщены казачками из партийных функционеров, боялись своей собственной тени, а не то чтобы самостоятельно принять решение по острому чекистскому вопросу. Во всех средствах массовой информации они заверяли народ в том, что органы КГБ стали демократичными, законопослушными, гуманными, что сталинские и бериевские методы канули в Лету…

В годы правления Горбачева не то чтобы антисоветчиков, а даже установленных шпионов умоляли прекратить враждебную деятельность, а то органы КГБ «вынуждены будут их задержать, арестовать».

Спросите у сотрудников 2-го отдела УКГБ по Киеву и Киевской области, которые выявили и доказали шпионскую деятельность 2-х лиц в пользу ФРГ, чем кончилось дело? Председатель КГБ Украины Н. Голушко похвастался результатами перед М. Горбачевым напрямую. А тот ответил, что на днях у него запланирована поездка в ФРГ и неудобно будет разговаривать с канцлером, если будут проведены аресты шпионов. Генсек порекомендовал довести до сведения этих лиц, что органам КГБ известно об их шпионской деятельности, поэтому пусть они сами потихоньку уезжают с Украины (Белая Церковь. 1990 год).

Об указании ЦК КПСС об исчезновении руководящего состава партийных органов и органов КГБ — УКГБ на период театральной игры в ГКЧП мне сообщил в 2009 году один из заместителей председателя КГБ Молдавии. Повторюсь, что председатель КГБ Украины Н. Голушко в это время пребывал в Москве.