Дьявол. В быте, легенде и в литературе средних веков - Александр Амфитеатров

Еще долина. Она застроена кузнецами. Бесчисленные черти, в виде кузнецов, хватают души раскаленными щипцами, бросают их в жар, постоянно поддерживаемый раздувалом, и, когда душа накалится до ковкости, берут ее из огня большими железными вилами и, наткнув таким образом вместе двадцать, тридцать, даже сто душ, бросают эту пламенную массу на наковальню под молоты других чертей, которые стучат без перерыва. Когда молоты сплющат души в лепешку, ее перебрасывают другим кузнецам, не менее свирепым, которые перековывают их обратно в первобытный вид, чтобы потом повторить всю игру с начала. Сам Тундал подвергся этой муке, установленной для тех, кто беспечно накопляет грехи, не избывая их исповедью. Выдержав последнее мытарство, душа достигает жерла последней и самой глубокой адской пропасти, похожей на четырехугольную цистерну, из которой поднимается высочайший столб огня и дыма. Бесконечное множество душ и демонов крутятся в столбе этом наподобие искр, а потом опять падают в бездну. Здесь, в недосягаемой глубине провала, лежит Князь Тьмы, растянутый цепями на громадной железной решетке. Вокруг него теснятся черти, разжигая и раздувая под решеткой с треском пылающий уголь. Князь тьмы необычайной величины, черен, как вороново крыло; он машет во мраке тысячей рук, вооруженных железными когтями, и длиннейшим хвостом, усаженным преострыми стрелами. Корчится и тянется во мраке страшное чудовище и, бесясь от боли и злобы, вскидывает руки свои в воздух, напитанный душами, и все их, сколько ни схватит, выжимает в свою пересохшую пасть, подобно тому, как жаждущий крестьянин делает это с кистью винограда. Потом он выдыхает их, но, только что они полетели во все стороны, как новый вздох исполинской груди опять тянет их в нее, Это казнь атеистов, скептиков, сомневающихся в милосердии божьем, а также всех великих грешников, для которых прочие мучения были только подготовительной ступенью к этому — высшему и вечному.

Другие описывали ад огромной кухней или трапезной, в которой дьяволы — повара и едоки, а души осужденных — кушанья разного приготовления. Уже Джиакомино Веронский изображает, как Вельзевул „поджаривает душу, что добрую свинью“ (com'un bel porco al fogo), заправляет ее соусом из воды, сажи, соли, вина, желчи, крепкого уксуса и несколькими каплями смертельного яда и, в таком аппетитном виде, отправляет ее к столу адского царя, но тот, попробовав кусочек души, сейчас же отсылает ее обратно, жалуясь, что она не дожарена. Современник Джакомино, французский трубадур Радульф де Гудан, описывает в своей поэме „Сон об аде“ („Le songe d'enfer“) большое пиршество, на котором де он присутствовал, в день, когда король Вельзевул держал открытый стол и общее собрание. Едва он вошел в ад, как увидел множество чертей, накрывающих стол к обеду. Входил всякий, кто желал, никому не было отказа. Епископы, аббаты и клирики ласково приветствовали трубадура. Пилат и Вельзевул поздравили его с благополучным прибытием. В урочный час все сели за трапезу. Более пышного пиршества и более редких яств никогда не видал ни один королевский двор. Скатерти были сделаны из кожи ростовщиков, а салфетки из кожи старых потаскушек. Сервировка и кушанья не оставляли желать ничего лучшего. Жирные шпигованные ростовщики, воры и убийцы в соусе, публичные девки с зеленой подливкой, еретики на вертеле, жареные языки адвокатов и много лакомых блюд из лицемеров, монахов, монахинь, содомитов и другой славной дичины. Вина не было. Кто хотел пить, тому подавали морс из ругательств. Со временем тема пиршества в аду стала одной из любимых форм, которыми пользовалась и до сих пор пользуется художественная сатира. Таков веселый ад Беранже. У нас в России к ней обращался даже А.С.Пушкин. Сатирический образ дьявола, пожирателя душ, вдохновил Эдгара По на известный рассказ „Бон-Бон“. В русской литературе им пользовался О. И. Сенковский в „Большом выходе у Сатаны“.

В качестве мучителей и палачей дьяволы распределялись и по рангу, и порайонно: подобно тому, как бесы — искусители группировались по специальностям управляемых ими грехов, так на каждую категорию последних предполагались и особые черти — мстители.

Теперь вопрос: исполняя свои палаческие обязанности, эти мстители страдали и сами? Муча преступных людей, отбывали ли они в то же время, и собственными муками кару за преступление своей извечной злобы?

Мнения расходятся. По мнению Обера, „бог неоднократно удостаивал святых своих чести быть очевидцами мучений демонов“. В доказательство, он ссылается на известное письмо Бл. Иеронима к Евстохии — „похвалу св. Павле“. Именно на то место, когда, описывая паломничество св. Павлы и, в частности, посещение ею Себастии (др. Самарии), Бл. Иероним говорит: „Там задрожала она, испуганная множеством чудесного: ибо она видела демонов, рыкающих от различных мучений, а пред гробами святых людей, воющих как волки, лающих как псы, рычащих как львы, шипящих как змеи, ревущих как быки. Были и такие, которые оборачивали кругом голову и через спину касались земли макушкой; а у женщин, висевших вниз головой, одежда не опускалась на лицо. Она сострадала всем, и пролив слезы за каждого, молила христа о милосердии“. Но, вопреки мнению Обера, можно думать, что тут скорее имеются ввиду мучения бесноватых от демонов, чем самих демонов, к которым может быть с грехом пополам отнесена только первая фраза. По другим писателям, бесы не страдают от адских мучений, так как, если бы они страдали, то весьма неохотно исполняли бы обязанности искусителей и палачей, тогда как, наоборот, известно, что это для них — величайшее удовольствие.

В „Видениях“ и в „Божественной комедии“ Данте Люцифер, согласно словам Апокалипсиса, терпит жесточайшую муку, но о других бесах обыкновенно не говорится того же. Конечно, в общежитии своем они иногда мучат и колотят друг друга: примеры имеются и в „Видении“ Тундала, и у Данте — в круге, где мучатся корыстолюбцы. У бесов не было недостатка в развлечениях и радостях. Как всякое доброе дело их огорчало, так всякое дурное радовало, и, следовательно, по естественному ходу дел человеческих, поводов к радости у них было гораздо больше, чем когорчению. В благочестивых легендах мы часто видим, как бесы ликуют вокруг души, которую они к себе заманили. Петр Келиот (ум. 1183) уверяет в одной из проповедей своих, что дьявол, постоянно пребывая в адском огне, давно бы умер, если бы силы его не подкреплялись грехами людей. Данте утверждает, что дьявол в аду гораздо спокойней, потому что очевидность уверяет его, что история мира слагается по его воле. Так что, если даже допустить, что наказание бесов было очень серьезно, все же было у них довольно и чем утешиться.

Богословы единогласно говорят, что в чистилище бесов — мучителей нет. Но авторы „Видений“ держатся другого взгляда: их чистилища кишат бесами, состоящими при обычных своих палаческих должностях. Церковь, которая только на Флорентийском соборе 1439 года установила догмат чистилища, учение о котором было ранее развито св. Григорием и св. Фомой, не высказалась по этому частному пункту. Данте в своем „Чистилище“, воображенном совершенно субъективно, принял сторону богословов против мистиков. Правда, древний враг пытается проникнуть в чистилище Данте в образе змея — „быть может, такого же, как тот, что дал Еве горестный плод“ — но ангелы немедленно обращают его в бегство. Надо здесь заметить, что, по мнению некоторых, муки чистилища были острее мук адских, так как первые не длились вечно, подобно вторым.

Итак, ад был обычным местом вечного заключения грешников, где они отбывали по положению каждый свою муку. Однако правило это имело свои исключения. Ниже мы увидим, что были счастливые грешники, которых особая милость божья извлекала из бездны и возносила на небо. Сверх того, в известных определенных случаях, осужденные могли выходить из своей тюрьмы на более или менее долгий срок. Примеры тому, по словам легенд, были часты, но грешнику было мало радости от того, что он удалялся от обычного места своих мучений, так как ад мог быть и вне ада, и мучение следовало за осужденным, как тень за телом. Иных грешников ад почему-то не принимал, и они мучались в каком-нибудь странном месте на земле, — быть может, для того, чтобы являться поучительным примером для людей, становясь им известными через тех путешественников, которые на них в своих странствиях натыкались. Так св. Драндан, плавая в розысках земного рая, видел Иуду Искариота, — брошенным в великий морской водоворот, бешеные волны которого вечно играют предателем христа. Герой одной поэмы круга Карла Великого, Гюго Бордосский, странствуя по Востоку, нашел Каина, замкнутого в железную бочку, утыканную внутри гвоздями, которая безостановочно катилась по пустынному острову. Подобным же образом отбывают казнь свою убийцы великого князя Андрея Боголюбского, по преданию зашитые мстителями в короба и брошенные, в таком виде, в озеро. Короба обросли землей и мохом и обратились в плавучие острова, а заключенные в них убийцы все живы и мучаются, и, когда на озере буря, можно слышать их стоны.