Мадам Лафарг - Александр Дюма

Я предложил вам уехать со мной в тот же вечер. Я говорил совершенно серьезно, и всячески помог бы вам, разумеется, исходя из ваших желаний, ради вашего счастья и в соответствии с тем, что предполагало для вас провидение.

Кем вы могли бы быть – певицей? Драматической актрисой? Писательницей? Не знаю. Могли бы вы быть Малибран, Дорваль или Жорж Санд, не могу вам сказать. Но у меня нет сомнений, что вы стали бы фигурой значительной, изысканной, неординарной!

Не сомневайтесь в своем писательском даре, Мария! У вас есть талант, и большой. Ваши воспоминания – произведение не только талантливой женщины, но и женщины с сердцем. Теперь относительно тоски, что одолевает узницу. Я дам вам один совет. Вы поэт в прозе , попробуйте стать поэтом в стихах . Работа над стихами поглощает нас целиком, в ней есть что-то возбуждающее и отрешающее нас от всего на свете. Проза – искусство слишком легкое, но не требует специального обучения, вернее, так принято считать, что не требует. Стихотворное искусство вбирает в себя и другие искусства – фактуру лепки, музыкальность. Занимаясь прозой, вы не заметите, как пробегут часы, занимаясь поэзией, вы вскоре ощутите, как у вас побегут дни.

Что же до бессмысленности существования, то успокойтесь и на этот счет – ничто не бессмысленно в той гигантской машине, частичками которой мы все являемся, начиная от Солнца, чей диаметр в тысячу двести раз превосходит диаметр Земли, и кончая инфузорией, едва видной в мощный микроскоп, все нужно в этом мире. Если вы виновны, ваше заточение будет для вас искуплением. Если невиновны, ваше мученичество станет образцом, каждое из ваших стенаний будет услышано Господом, каждая написанная вами строчка будет исследоваться философами. Ваша книга, если вы напишете книгу о вашем заточении, займет место рядом с книгами Сильвио Пеликко и Андриана; в ней будет гореть огонь, она станет источником света, откроет какую-то истину, ведь если тело тянется к солнечному свету, то душа – к свету ума.

Итак, мужества вам, невинная или виноватая Мария! Любите тех, кто любит вас, и поместите меня среди любящих. Если вы не можете забыть тех, кто причинил вам зло, учитесь понемногу их прощать, и рано или поздно вы перестанете их ненавидеть. Любовь возносит нас на небо, ненависть помещает в ад.

– Кого вы оплакиваете? – спросили святую Терезу.

– Сатану, – ответила она.

– Почему вы оплакиваете Сатану?

– Он разучился любить.

Любите, Мария! Любите всех – свидетелей, которые свидетельствовали против вас. Судей, которые вас осудили. Злых, которые радовались вашему несчастью. Тюремщиков, которые вас мучили. Лицемерных монахинь, которые под видом смиренности отнимают у вас ваши платья и хотят облачить в тюремную одежду.

Чем больше будет любви в вашем сердце, чем совершеннее будет ваша любовь, тем ближе вы – виноватая – окажетесь к милосердию, невинности и совершенству!

Александр Дюма».

Мы прочитали письмо узницы. А теперь посмотрим, что же было в рукописи, которую сопровождало ее письмо.

Воспоминания и размышления узницы

Италия! Ты окружила свои чудные берега морской синевой!

Италия! Ты увенчала свою главу гордой белизной альпийских снегов!

Страна вулканов, край роз, приветствую тебя, Италия, и плачу, как только подумаю о тебе.

Небо твое сияет звездами, твои ветра благоухают и одним дуновением уносят печаль.

Сокровищница красот – даров твоей природы, сокровищница талантов – даров твоих детей!

Твоя гармония, твои услады и даже вздохи только для счастливых!

Я несчастна, и я никогда больше не увижу тебя.

(1844)

Ангел-хранитель моего детства! По вечерам я молилась тебе и звала тебя к своей колыбели, прилети и теперь, мой добрый ангел, я снова зову тебя! Прилети, навести без меня места, где когда-то меня любили.

Смотрятся ли по-прежнему липы в пруд? Плавают ли по-прежнему золотые кувшинки в закатных водах? По-прежнему хранит ли добрый ангел на блаженном берегу играющих детей?

Ты видишь узловатые ветки боярышника, он первым начинает цвести по весне? Милый боярышник… я дотягивалась до цветущих кистей благодаря сильным рукам моего отца, он поднимал меня, и я рвала цветы, чтобы принести букет и поздравить с днем рождения дедушку.

Видишь ли ты розы, любимые моей матерью? Тополя, посаженные в день, когда я родилась? Стоит ли орешник повдоль деревенской дороги, любуется ли его сень торжественными процессиями в честь девы Марии? Пощадило ли время смиренную готическую церковь? Алтарь в ней из камня, распятие из черного дерева. Украшает ли кто-то вместо меня дарохранительницу розами и васильками?

Добрый ангел, видишь ли ты за завесой ив могилу среди цветов? Там спят мои мертвые, столь горько мною оплаканные… Их доброта пережила их, бедняки приходят к ним, и моя душа улетает из изгнания, чтобы за них помолиться.

Я иду туда же, куда слетит и лист, подхваченный ветром. Куда прольется туча, несомая бурей. Жизнь моя – скорбь, я мертва даже для надежды и никогда не вернусь туда, где оставила сердце.

Добрый ангел, вырасти розы на могилах моих отцов, одари благоуханием цветы, что растут там у всех под ногами! Сделай так, чтобы плакала я одна, чтобы слезы текли у меня вместо слез дорогих и близких, а они пусть будут счастливы там, где меня любили!

Да не будет этого с вами, все проходящие путем!

Взгляните и посмотрите,

Есть ли болезнь, как моя болезнь,

Какая постигла меня,

Какую послал мне Господь?

Плач Иеремии, I, 12.

Господи! Увидь мою скорбь! Слезами я омываю юные дни моей жизни. Ничего не жду поутру, и, когда после тяготы дня подступает печаль вечера, мне снова нечего ждать.

Младенчество мое было счастливым, я была любимым ребенком. Девушкой я была окружена уважением, мужчины кланялись, когда я проходила. Но отца моего похитила смерть, я поцеловала его в последний раз, и, заледенев, улыбка больше не распустилась у меня на лице.

Горе сиротам! Всем чужие на этой земле, они не утратили умения любить, но их любить некому. Они напоминают живым о мертвых, счастливым о несчастных, и счастливые спешат отправить их в мирскую битву, не снабдив даже защитой благословения.

Горе сиротам! Над их жалкой жизнью, которой никто не покровительствует, которую никто не оберегает, быстро собираются черные тучи. Едва начав жить, я уже плакала над своей жизнью. Еще не узнав любви, я уже надела траур по счастью.

Все, кто был мне дорог, отвернулись от меня, замкнулись в брезгливом презрении. Я зову их, они называют меня проклятой, потому что кричу я из бездны. Но, Господь, знаешь, что я не променяла одежды невинности на золотой пояс греха.