Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная… - Сергей Глезеров

О бомбежках в Лесном вспоминает Татьяна Александровна Попкова, жившая на Английском проспекте (ныне проспект Пархоменко). В феврале 1941 года ей исполнилось семь лет. «Жили мы на верхнем этаже бывшей конюшни, превращенной в коммуналки с печным отоплением, – вспоминает она. – Мама отдала нас в детсад, который находился в красивом одноэтажном доме на Английском проспекте. Здесь во дворе оборудовали землянку. При объявлении тревоги нас быстро одевали и группами заводили в окоп…»

Правда, по воспоминаниям лесновских старожилов, хотя тревоги объявлялись и часто, непосредственно в Лесной бомб попало не очень много. Одна из них угодила в правое деревянное крыло здания бывшего Коммерческого училища на Институтском проспекте. Возник пожар, правая часть здания сгорела, и после войны его не стали восстанавливать. Так и простояло здание бывшего Коммерческого училища до самого сноса в 1960-х годах – центральная каменная часть и левое деревянное крыло (после войны там находился детский дом). Еще одна бомба попала в деревянный дом за «Молокосоюзом» – там долго потом оставалась огромная воронка…

Однако самым страшным, как и во всем городе, являлся голод. По воспоминаниям Г.Н. Есиновской, у магазина «Молокосоюза», что находился на «пятачке» на месте нынешней площади Мужества, в первую блокадную зиму днем и ночью выстраивались огромные очереди в надежде отоварить карточки. «Никогда не было известно заранее, привезут ли что-нибудь в магазин и когда привезут, а очереди стояли и стояли. Когда начинались тревога и обстрелы, очередь разгоняли, но потом она собиралась снова. Было безумно холодно, в декабре и январе морозы доходили до 30–35 градусов, мы стояли в валенках, закутанные в шали и одеяла… Часто уходили ни с чем и снова шли в очередь».

Людмила Георгиевна Бородулина ребенком всю блокаду прожила в Лесном, она вспоминает, как выстаивала очередь за хлебом в «зеленой булочной» – так жители называли ларек зеленого цвета, стоявший с довоенных времен на Болотной улице, на участке № 1 (на этом месте теперь автошкола). «За крошечной нормой блокадного хлеба приходилось вставать в очередь почти с ночи, чтобы досталось хлеба, – вспоминает она. – В эту очередь бабушка отправляла меня».

А вот еще одна страшная картинка первой блокадной зимы – из дневника Галины Карловны Зимницкой: «26 декабря 1941 года…По дороге домой мы видели на снегу мертвую молодую женщину. Она лежала на проезжей части Лесного проспекта, видимо, упала с воза, когда сани с покойниками накренились на ухабе. Сначала нам показалось, что это лежит манекен из разбитой витрины магазина – так красива была эта женщина. На ней было темное легкое платье с глубоким вырезом. Красивые смуглые руки были сложены на груди, как у певицы. Великолепные темные волосы разметались по грязному снегу. Удивляло ее прелестное, не исхудавшее, чуть скуластое лицо с густыми ресницами. Мы с мамой стояли и смотрели с большой жалостью на эту погибшую красоту, а мимо шли люди, и никто не останавливался…».

«Рядом с нашими дачами было много дощатых бараков – общежитий, где жили студенты Лесотехнической академии, – на месте дома № 31 по проспекту Пархоменко и дальше, до самого пруда, – вспоминает Людмила Георгиевна Бородулина. – Начавшийся голод студенты почувствовали раньше всех, им было особенно трудно. Умирали они от голода уже в самом начале блокады. Умерших складывали штабелями у забора. Не раз наблюдала я такую картину: подъезжает грузовик, его загружают трупами, при движении машины руки, ноги раскачиваются… Бабушка сердилась, бранила меня за то, что смотрю на это».

И еще строки – из блокадных воспоминаний Татьяны Александровны Попковой, жившей на Английском проспекте: «Зима 1942-го. Силы уходили. Стали умирать соседи по коммуналке. Их трупы зашивали в простыни и спускали по лестнице. До весны они лежали в сарае, потом их увезли».

…С отоплением в Лесном было чуточку легче, чем в городе: почти у всех оставались запасы дров в сараях, и жители могли натопить хотя бы одну комнату в квартире. Но и этих дров не хватило, и в первую блокадную зиму пришлось разобрать на дрова многие деревянные дома в Лесном. После них оставались разоренные пустыри.

«Очень трудно было весной 1942 года, когда у людей совсем не было сил, – вспоминает Людмила Георгиевна Бородулина. – На своих огородах у дома жители не копали, а ковыряли землю лопатой, сидя на скамеечках. Из центральных районов в Лесной тащились обессиленные люди за травой, за почками деревьев – все шло в пищу. Порой собирали не то, что нужно, были отравления. Да и сил многим не хватало на обратный путь. Местным жителям было, конечно, полегче: свои садики, огороды, знают каждую травинку, какую можно использовать. Да и страшных обстрелов в нашей стороне было меньше».

И все-таки весной 1942 года жителям Лесного было чуточку лучше, чем ленинградцам: все зеленые пространства Лесного сразу же стали огородами. Даже после войны еще долгое время жители «по инерции» продолжали использовать большое количество огородов. Старожилы рассказывают, что еще в 1950-х годах весь парк вокруг Серебряного пруда заполоняли частные грядки.

«Весной 1942-го по канавкам стали собирать крапиву, зазеленело кругом, – вспоминает жившая на Английском проспекте Татьяна Александровна Попкова. – Вдоль ограды нашего двора росли липы, я забиралась на решетку с корзинкой на шее и собирала листочки. Вечером приходила мама, протапливали печку, липовые листья мололи и, как оладьи, пекли на углях на сковородке. Мама где-то добыла олифу, она могла вспыхнуть – пекли лепешки с большой осторожностью. Какие они были вкусные!..»

Галина Николаевна Есиновская рассказывает историю, произошедшую летом 1942 года, когда голод уже немного отступил. «Наблюдалось какое-то необычное движение по Большой Спасской улице, – вспоминает она. – Пассажиры выходили на остановке из трамвая и шли по направлению к кладбищу, а навстречу им двигались нагруженные мешками, очень довольные люди. Они останавливались, что-то объясняли, показывали пальцами, куда надо идти. Нагруженные люди постоянно жевали, и лица у них были невероятно грязными. В вагоне трамвая они доставали из мешков какие-то темные глыбы, угощали кондукторшу и пассажиров».

Люди говорили, что на овощебазе, которая находится около кладбища, под землей, обнаружили… большой слой творога. Правда, почему-то очень темного, – наверное, потому что очень долго лежал, и давали советы, как лучше всего печь из этого «творога» лепешки.

«Паломничество на овощебазу кончилось только тогда, – продолжает Галина Николаевна Есиновская, – когда полностью был выбран из-под земли весь слой так называемого „творога“. Людям не приходило в голову, что не может просто так, под землей, лежать творог. В действительности это был слой торфа…»

В годы блокады в Лесном находилось много госпиталей. Один из них находился в Лесотехнической академии и нередко страдал от обстрелов и бомбежек.

Во время войны продолжали работать многие заводы и фабрики в Лесном, выпуская продукцию для фронта. На заводе «Светлана» выпускались снаряды, гильзы и оборонная продукция. В Лесотехнической академии ряд лабораторий в кратчайший срок переоборудовали под производственные мастерские по выпуску продукции для фронта.

Здесь выпускались противопехотные мины, ложи к ручным пулеметам Дегтярева и т. д. В электромеханических мастерских производили точные аэронавигационные приборы-индикаторы курса, а также дивизионные и полковые радиостанции. Химическая лаборатория готовила горючую смесь для противотанковых бутылок, наладила выпуск витаминов из хвои. На фронт отправили 15 тысяч ампул произведенного в Лесотехнической академии хлорэтила для местной анестезии.

Размещение подразделений МПВО Выборгского района и расположение очагов поражения (из фондов ДЦИВ)

Оставшиеся в блокадном Ленинграде сотрудники Физико-технического института проводили прочностные испытания льда для сооружения будущей «Дороги жизни». В Политехническом институте создали лабораторию, в ней под руководством профессоров В.П. Ильинского и С.П. Гвоздева разрабатывалась технология производства осушителей воздуха в газоубежищах, производились и испытывались новые образцы химических фильтров для противогазов.

Из Политехнического института около трех с половиной тысяч человек ушли на войну – в действующую армию, народное ополчение и в партизанские отряды. Сотни студентов и сотрудников строили оборонительные сооружения в области. Сам институт окружили колючей проволокой и огневыми точками. В гидрокорпусе института разместилась школа стрелков-радистов тяжелых танков. Главное здание переоборудовали под госпиталь, а 2-й учебный корпус – под жилье для медперсонала. В двух корпусах студгородка расположился эвакогоспиталь. Институтские мастерские перестроились на выполнение военных заказов, десятки ученых перешли на оборонные предприятия города.