Crime story № 4 (сборник) - Татьяна Луганцева

Но вот все вроде бы неплохо. Свинцовая, мешающая дышать тяжесть в груди почти исчезла. Окружающая действительность опять наполняется красками, запахами, звуками.

Главное – думать о чем-нибудь очень простом.

Вот, сырокопченая колбаса – вкусная. Начальник – добродушный, сыплет анекдотами. Даже вредная «синечулочная» секретарша, оказывается, умеет очаровательно улыбаться.

Володя посмотрел на часы, висевшие над телевизором. В принципе полчаса посиделок уже прошли, кое-кто из коллег откланялся, можно следовать их примеру.

Потом взгляд упал на экран. И в душе все перевернулось.

«Ирония судьбы», первая и единственно настоящая, рязановская. Знаком каждый кадр, и реплика любого героя звучит в сознании раньше, чем на экране.

Долгие годы эта картина казалась очень доброй и душевной. Потом – после просмотра недавно снятого продолжения – гениальной.

Но теперь, теперь… какой же это, оказывается, тупой жестокий фильм!

Седов смотрел на Ипполита, обнаружившего в постели Нади мужика. И невольно сжимал кулаки.

«Как я раньше смеялся над этими сценами? – он отвернулся. Очень хотелось заткнуть уши, но, конечно, это бы вызвало лишние вопросы. – У людей нарушились все планы! Да вся жизнь полетела под откос! И это в Новый год, когда особенно хочется чего-то доброго, светлого! Какая же это комедия? Трагедия, фарс!»

Допив минеральную воду, Володя встал из-за стола, взял свою куртку с вешалки.

Но «Ирония судьбы» догнала его и в дороге к особняку Захарова.

– Павлик? Ах, здесь еще и Павлик? Где вы спрятали Павлика? Павлик! – неслось из соседнего авто.

Ползущий рядом джип был оборудован телевизором и такими мощными динамиками, что звуком наслаждалось полшоссе.

Седов лишь вздыхал и кряхтел. Если печка в старых «Жигулях» не выключалась, то магнитола не включалась, и заглушить кино можно было разве что собственным воем…

Километров через двадцать от Москвы девушка, управлявшая джипом, уже спокойно могла бы обогнать «семерку». Седов даже специально принял вправо, стараясь побыстрее спровадить машину, ревущую: «Ипполит! Держи себя в руках!»

Но, конечно, осторожная барышня еще полчаса висела на хвосте, не решаясь выехать на крайнюю левую полосу, которая бесцеремонно использовалась встречным потоком.

«Впрочем, правильно делает, что не торопится, – Володя поморщился и скрипнул зубами. – Какой же ужасный, невыносимо длинный фильм! В Москве снег растаял, а здесь такие сугробы. Покрытие скользкое, машину мотает…»

Занесенные снегом высоченные ели отбрасывали косые шевелящиеся тени. На секунду следователю показалось, что это чьи-то гигантские руки тянутся к скользящим по дороге авто, и сейчас машины, как жестянки, сомнутся в крепких объятиях зловещих великанов.

– Я не Ипполит! – прокричал на прощанье джип голосом Мягкова.

А потом впереди показался забор коттеджного поселка и огромная, вспыхивающая то красными, то зелеными, то синими огоньками елка.

Шлагбаум взлетел вверх еще до того, как Седов успел притормозить.

«Андрей передал номер моей машины? Ага, Инга, наверное, подсказала. А я уже было решил, что здесь плохая охрана. Что же там все-таки произошло?» – рассуждал Седов, посматривая по сторонам.

Дом Андрея Захарова он узнал сразу же. Вообще-то возле него росла приметная береза, с раздваивавшимся стволом, образующим чашу. Но Седов сначала обратил внимание на тихий, словно нахохлившийся особняк, очень уж отличавшийся от расположенных по соседству. Из окон не гремела музыка, и двор, в отличие от соседских, не трещал сверкающими алмазными фейерверками. А потом уже следователь заметил и знакомую березу. В воронку между частями стволов кто-то поставил теперь маленького снеговичка с черными круглыми глазами.

Ворота отъехали в сторону, Володя кое-как припарковался среди множества автомобилей.

На крыльце показалась высокая массивная фигура хозяина дома. И – тонкая, девичья, в длинном серебристом плаще.

«Инга в принципе за сто семьдесят. Но Захаров – под два метра, и моя девочка кажется совсем Дюймовочкой, – пронеслось в голове. – Бедная, наверное, перепугалась. Только бы это был несчастный случай. Перепил, оступился. Жизнь человеческая хрупка, неудачное стечение обстоятельств – и вот все. Лишь бы не убийство…»

– Володя, хорошо, что ты приехал, – тихо сказала Инга. – Спасибо. Мне очень тяжело теперь. Кажется, кошмарный сон. Только – все не заканчивающийся. Не проснуться уже Юрке…

Ее лицо выглядело сияющим и потухшим одновременно. Она была накрашена ярче, чем обычно: серебристые тени на веках, нежный румянец, вишневая помада. Но глаза – непривычно серьезные, покрасневшие, сухие.

– Че стоим? – Андрей, выскочивший из дома в легком светлом джемпере, поежился. – Баня там, идемте. В ней никого, кроме меня и Инги, не было.

– А врач?

– И врач, естественно, я ж за базар отвечаю. А потом гости, как узнали, тоже захотели ломануться и посмотреть, что случилось. Но я твои указания выполнил четко. Не знаю, конечно, как с той лестницы можно было свалиться. Может, парень уже бухнуть успел?

В окне, за шевельнувшимися шторами, белели лица, много лиц.

– Я ж говорил, модели, – проследив за направлением взгляда следователя, прокомментировал Захаров. – Они уже были здесь, когда это случилось. Я им сказал, чтобы сидели дома и по участку не шастали. Все запомнил, все сделал. Без базара!

Манекенщицы, артисты, друзья. Прислуга. Особняк огромный, самому тут при всем желании не управиться. И еще какие-то гости.

Следователь скрипнул зубами. Если это не несчастный случай или скоропостижная смерть – возможно, у студента было больное сердце, – то в подозреваемых недостатка явно не будет.

По аккуратно расчищенной дорожке он шел за Андреем Захаровым и слушал сбивчивый рассказ семенившей следом Инги.

– Нас сюда Юрина девушка подвезла. Мы перекусили, познакомились с гостями. Артисты после обеда решили репетировать. Девушки-модели захотели лошадей посмотреть, у Андрея здесь есть конюшня, он, кажется, собирался их проводить. Юрка спросил: можно ли вздремнуть до начала работы. У нас ведь сейчас сессия в самом разгаре. Ну и утренники в детских садах. И заработать хочется, и из института желательно не вылететь. Все за счет сна, конечно. А я, – голос Инги дрогнул. – Я…

Володя остановился и, покосившись на заинтересованно обернувшегося Захарова (а пусть смотрит!), обнял девушку.

– Успокойся. Продолжай.

Ее тело била мелкая дрожь. «Не простудилась бы, – забеспокоился Седов, снимая куртку. – Вот, так лучше будет, плащ-то у моей Снегурочки – одно название».

Шмыгнув носом, Инга вздохнула:

– А я почти все уже рассказала. Я решила в баню пойти. Косметика у меня с собой, думала, попарюсь, макияж подправлю потом. Спускаюсь по ступенькам, вижу – Юрка лежит. Шутит – я так подумала. Знаешь, у актеров такие шуточки в порядке вещей. Хотя голова у него под таким углом вывернута… Но я как-то не обратила внимания. Нагнулась и давай его щекотать – он боится. В смысле боялся… И пульса уже не было…

– А как он оказался в бане? – уточнил следователь. – Ты же говоришь: он отсыпаться собирался.

Захаров развел руками:

– А кто его знает. Народу в доме было – тьма. К тому же девки еще подрались. На них все и смотрели, такое шоу. Возможно, Деда Мороза достали вопли, и он в баню потопал, чтобы никто над ухом не выл.

– Андрей! – Лицо Инги вспыхнуло от возмущения. – Я ведь просила! Зачем ты рассказал?!

– Что ты просила? А если это она Деда Мороза твоего шлепнула?!

– Да ерунда это все!

– А ты видела, где Марина после драки была? Может, она в баню смоталась и Юрку твоего того?! С лестницы столкнула, он упал неудачно, и все! Ты ее видела в доме? – Захаров, уже потянувший на себя дверь бани, остановился. – Говорить тебе неудобно! Ты, может, убийцу невольно покрываешь!

Инга, сосредоточенно глядя на носки белых сапожек, тихо пробормотала:

– Короче, Володя, ничего такого, ты не подумай. Просто одна из моделей, Марина… Она сама себе все придумала. А ничего не было.

Воображение Седова вдруг нарисовало следующую картину: Инга в красном бельишке, Захаров, с наслаждением обнимающий тонкую талию, черные простыни.

И нервы не выдержали.

– Чего не было? Да вы себя ведете, как идиоты! Что мне каждое слово из вас как клещами приходится вытягивать?! – заорал Седов. – Если не хотите ничего говорить, на хрен было меня из Москвы выдергивать?! Я, может, хотя бы Новый год хотел по-человечески, без трупов встретить! Нет же, Седов, спаси, помоги! Да пропади оно все пропадом! В милицию звоните, ко второму января, может, кто и доедет. Я и так все мыслимые и немыслимые нормы нарушил, поперся не на свою территорию, без экспертов!

Инга коснулась его руки.

– Володь, ну тише, тише. Все расскажу сейчас. Марина решила, что я строю глазки Андрею. А у них роман. И она сказала, что убьет меня, если это будет продолжаться. Никаких глазок я ему, конечно, не строила. Честное слово: не кокетничала, и в мыслях не было. Но я же не могла с ним вообще не разговаривать! Спросила, где руки можно помыть. Потом, после обеда, когда Захаров сказал, что банька натоплена, я тоже вопросы задавала. Да, Марина вцепилась мне в косы. У меня еще корона из мишуры была, и вот, – девушка коснулась длинных русых волос и грустно усмехнулась, – все в клочки подрала, а ведь это реквизит, мы костюмы напрокат брали, и что теперь возвращать… Но я не думаю, что она на такое способна. Юрка просто оступился. Хотя ступеньки там не крутые, ты увидишь.