Князь оборотней - Илона Волынская

— Белый! — вертя слепою башкой, ревела она. Кровь из разбитой головы залила глаза, вопли и рев боя забили тонкий детский скулеж. — Белый!

Черная тень рухнула сверху, и страшный удар швырнул тигрицу на бок. Неистовая боль, как от удара охотничьим ножом, вспыхнула в груди, в боку, в лапе, крылья врага заслонили небо — и тигрица поняла: своего тигренка ей уже не найти. Тоскливый бессильный рев вырвался из ее груди… Клюв крылатого рванул к ней, как копье — в самое сердце!

— Ма-м-а-а! — крик тигренка сменился диким визгом…

А потом вспыхнул Огонь — слепящее Пламя цвета сапфира!

И злой девичий голос проорал:

— Зажарю!!! Отвали, кура-гриль!!!

Цепочка мельчайших Огоньков, похожих на низку ягод голубики, мчалась от корней дерева вверх по стволу, нагоняя взлетающего по ветвям тигра. Обогнала — и длинным языком Пламени взвилась меж ветвей, заставив громадного кота зашипеть, прижимая уши, и едва не грохнуться с дерева. Белая птица забила крыльями и, заложив крутой вираж, вильнула в сторону. Голубые Огоньки сверкали везде — разбегались по земле, мелькали среди веток, искристые костры вспыхивали под лапами тигров, заставляя их с воем метаться между деревьев, позабыв о своих крылатых противниках. Но птицам тоже было не до драки. Голубые Огоньки один за другим вспыхивали на кончиках их перьев. Это было фантастически красиво… и страшно.

«Я-то знаю, что такие Огоньки жрицы-фанатки на каждой игре в каменный мяч над медной площадкой развешивали, — меланхолично подумал Хадамаха. — Но тигры с крылатыми сейчас по всей тайге разбегутся-разлетятся — лови их потом!»

Точно подслушав его мысли, крылатые рванули вверх — осыпавшие их крылья Огонечки сверкали живым узором. Длинная ветка вдруг изогнулась и с силой хлестнула подлетающую птицу, отшвыривая ее назад. Две ветви сплелись, потом еще и еще, они перехлестывались между собой, тугой сетью отгораживая птиц от неба.

— Лунги леса, чьи руки как ветви, чьи пальцы как сучья… — бормотал Донгар. — Давайте остановим неразумных, задержим убегающих и поведем беседу… Амыр-менди айтыржыылы, Аржаан сугдан ижээлин, гэр… Будем здороваться дружно, будем пить целебную воду…

Вопя, как воронья стая, гигантские птицы бились под куполом ветвей, врезаясь друг в друга. Тигры метались между деревьев, пытаясь сбежать от гоняющихся за ними Голубых огоньков. Огоньки впивались тиграм в носы, жалили под хвосты, лопались под лапами, болезненно оглаживали бока — к запаху жженых перьев прибавилась вонь паленой шерсти. Но сбежать тиграм не удавалось. Деревья вокруг точно хоровод водили, не давая вырваться из замкнутого круга, в центре которого стоял черный шаман. Не обращая внимания ни на безумие на земле, ни на безумие в воздухе, волчком вертелись гигантская черная птица с широко распахнутыми крыльями и девушка с развевающимися голубыми волосами.

— Айка с Донгаром отлично справились, — хладнокровно объявил Хакмар. — Чувствую себя лишним. — И он погладил рукоять меча.

— Я все-таки поучаствую. А то сделает Аякчан из этого крылатого куропатку, запеченную в перьях, — так и не узнаем, откуда они взялись и при чем тут вообще крылатые! — буркнул Хадамаха, вытаскивая из-под корней неплохих размеров булыжник. Маловат, конечно, да и вовсе не обкатан, не то что каменный мяч. Но плох тот игрок, что не сыграет хоть бы и поленом!

Пятидневный мальчишка с белой как снег шевелюрой, широко распахнув ручонки, бежал к золотой тигрице, огибая попадавшихся ему на пути тигров, перепрыгивая через бьющихся на земле раненых крылатых.

— Мамка-а-а! — с воплем Белый сиганул на шею матери и зарылся носом в пушистый золотой мех. Золотая тигрица ответила ревом… и вертящаяся меж деревьев безумная Нижнемирская карусель замерла — на один ничтожный, краткий миг.

Хадамаха размахнулся — булыжник вонзился меж ветвей, как игла в пробитую в шкуре дырку… и… Бум! Вмазал противнику Аякчан точно по клюву. Из горла громадной птицы вырвался клекочущий хрип, она кувыркнулась в воздухе и, задрав кверху лапы, рухнула наземь. Черные крылья распростерлись по окровавленной земле.

— И чем это вы, крылатые да хвостатые, тут занимаетесь? — грозно рыкнул Хадамаха. — Вы-то чего не поделили?

— Это я хотела бы знать… — раздался слабый женский голос. — Что здесь забыли медведи? У тигров к вам никаких дел нет!

У Хадамахи стала такая морда, точно это он получил собственным камнем по башке.

Свиток 26,

где крылатые не хотят дружить с хвостатыми

Это мамка моя! — обнимая за шею окровавленную женщину с золотыми, как Рассветный луч, волосами, прокричал Белый и гордо добавил: — Я ж говорил — она всех победит!

— Это точно… — выдохнул Донгар.

Даже в родной, во все стороны исхоженной тайге можно увидать кое-что новенькое, если в путь отправиться с настоящим шаманом. Хищно склонившиеся вокруг сражающихся деревья… одеревенели! Кто б про одеревеневшие деревья рассказал, Хадамаха первый на смех поднял, а тут… Деревья замерли в совершенно дурных позициях — каждое из них до боли напоминало ошарашенного до полной потери разумения шамана. Донгар окинул поле боя окончательно помраченным взглядом… а потом медленно опустился на корточки и уткнулся лицом в коленки, чтобы не видеть. Средь ветвей тех самых, одеревеневших, деревьев Хадамаха успел заметить множество блестящих глаз. Лесные лунги оказались не такими стеснительными, как страшный черный шаман.

Хакмар сохранял невозмутимость, но щеки стали красными, как после Огненной темницы!

— Хакмар, рот закрой — крылатый залетит! — предложил ему Хадамаха, разглядывая медленно приходящих в себя бойцов. Ему-то что, он привычный! Когда вечно то в шкуру влезаешь, то из шкуры вылезаешь, а иногда даже выскакиваешь, и то же самое делают все твои родичи и соседи — и не к такому привыкнешь! Правда, медведицы Мапа обычно стесняются, визжать начинают, прикрываться… А с тигриц что взять, все они кошки бесстыжие!

Выступая из-за стволов деревьев, ловко спускаясь с ветвей, поднимаясь с земли, их неторопливо окружали стройные гибкие девушки — и кровь из ран от клювов и когтей ярко алела на их обнаженных руках, плечах… животах. Других частях тела. Хадамаха хмыкнул — тигришки-бесстыжки это специально делают. Такой у них боевой прием: раз — и перекинулись, была тигрица в шкуре, стала… девица. В коже. Своей собственной. Пока противник, выпучив глаза и задыхаясь, пялится куда не следует, его — бац! Когтистой лапой по морде — и клыки в горло. Перекидываются тигры туда-сюда очень быстро!

Из-за того и вражда между Мапа и Амба не утихает. Медведям-то что, они как раз к соседкам со всей симпатией. Это медведицы тигриц поубивать готовы. И вовсе не лапой по морде, если кто не понял, такое медведицы и сами умеют.

— Все нормально, я ж тебе не дикарь стойбищный, — крупно сглатывая и отводя глаза, пробормотал Хакмар. — У нас в горных мастерских даже сама Таньчулпан с Чусовой… — голос его стал почтительным. — Для статуи Эйлик Мойлак эгеши, дочери небесного кузнеца Божинтоя, позировала… в купальном костюме.

— Тигры — они тоже купаться любят, — согласился Хадамаха.

Сверху спикировала Аякчан, и Хадамаха понял, что не только медведицы и тигрицы, все девчонки как одна делятся на бесстыжих и тех, кто их за ту бесстыжесть прибить готов.

— И не с-с-стыдно в таком виде — при ребенке? — словно сама была из змеиного рода, прошипела Аякчан, и глаза ее снова стали треугольными и пылающими, а волосы взвились, как Пламя костра.

— Это ты парня своего имеешь в виду? — в не залитом кровью глазу тигрицы мелькнуло веселье, и она поглядела именно на Хакмара. — А на вид так вполне взрослый мальчик — ишь, как пялится, глаз отвести не может!

— Не с-с-стоило мне тебя с-с-спасать, чтобы ты и твои девки тут голышом красовались! — Огненный шар в руке Аякчан запылал вовсе нестерпимо.

— Уж лучше голышом! — Целый глаз тигрицы сполна выразил презрение. — Тебе не кажется, что тебя эти лохмотья полнят, а, жрица?

Лицо Аякчан утратило всякое сходство с человеческим — раздвоенный язык заметался между искаженных губ, Огненный шар в руках разбух до размеров каменного мяча, топя все вокруг в голубом сиянии.

— Врежь ей, жрица, кошке драной! — заорала одна из позабытых всеми крылатых. Крылатым — им проще, свойство у них отличное — в любом облике крылья сохранять. Когда крылатые в людей перекидываются, руки-ноги появляются, а крылья — остаются. Торчат себе из-под лопаток. Улететь на них в человечьем теле не выйдет — тяжелое оно, а вот завернуться, как в плащ, после превращения удобно.

— Захлопни клюв, курица, пока я тебе остатки перьев не повыдергивала! — бросила через плечо Золотая тигрица.

Клекот крылатых заглушил даже гневные вопли Аякчан. Тигры дружно зарычали.

— А ну… Пр-р-рекратить! — накрыл тайгу медвежий рев, достойный самого Хозяина леса Дуэнте.