Пятая книга - Андрей Величко

— Ну… — растерянно промямлил директор, — моральный дух наших войск и работников тыла все еще достаточно высок…

— Понятно. Каким пунктом вашей служебной инструкции идет требование, что при разработке каждой операции необходимо иметь вариант на случай ее провала? Третьим? Так расскажи нам, скотина, как ты собирался оправдываться и перед кем, когда всплыла бы правда о том, кто именно подставил детей под бомбы! Георгий Андреевич, этот герой сейчас обгадится прямо у вас в кабинете, хотя такие действия допустимы только в подвалах под триста пятнадцатым. Может, заранее переместить господина туда?

— Да уж, — поморщился я, — вы, Константин Аркадьевич, как-нибудь соберите в кулак свою… волю, скажем так. И, кажется мне, у вас начало проявляться опасное недопонимание наших стратегических целей. Поэтому позвольте напомнить — они в том, чтобы сделать Российскую империю великой страной, которой по праву гордятся ее граждане. Так вот, предложенное в вашем документе с этими целями вступает в абсолютное и непримиримое противоречие. Да, нам часто приходится несколько выходить за рамки закона и заповедей Христовых, но всегда для предотвращения чего-то гораздо более страшного. Однако представить себе что-то страшнее, чем Россия, ради достижения каких-то политических целей тупо убивающая лучших своих детей, я не могу. И, раз уж так вышло, что я у вас начальник, извольте крепко запомнить мое мнение по данному вопросу. Не получится — Татьяна Викторовна вам обязательно поможет. Мне почему-то кажется, что для этого ей даже не придется беспокоить господ Ли. А теперь, пожалуйста, кратко охарактеризуйте нам автора обсуждаемого документа.

Константин с облегчением перевел дух и затараторил:

— Илья Сергеевич Васильев, тысяча восемьсот девяностого года рождения, бывший студент юридического факультета Императорского Московского университета, отчислен со второго курса за неуспеваемость, в информбюро работает с декабря десятого года.

Хотя Татьяна и сохраняла невозмутимое выражение лица, но я все-таки заметил, что для нее это новость.

Она положила перед Константином его бумагу и попросила:

— Будьте так добры показать мне его подпись.

— Э-ээ… — проблеял директор информбюро, — видите ли, документ был официально зарегистрирован за подписью замначальника отдела господина Варшавского…

— И в чем заключался его вклад в совместное творчество?

— Понимаете, Яков Гершевич почему-то счел этот проект перспективным и, так сказать, для придания ему дополнительного веса…

— Не то что примазался в соавторы, а просто присвоил идею вместе с текстом. Так? Ну и порядочки же ты там у себя устроил… Георгий Андреевич, нам еще нужно это трясущееся недоразумение?

Константин побледнел, а потом посерел — кажется, он воспринял Танечкины слова несколько расширительно.

— Да, Константин Аркадьевич, — подтвердил я, — подождите в гостевой комнате, секретарь вам покажет, где это. Ближе к обеду мы с вами продолжим нашу беседу.

И, когда он вышел, просто кивнул Татьяне, которая взяла трубку и распорядилась немедленно доставить в мой кабинет сотрудников информбюро Варшавского и Васильева.

Надо сказать, что эта история пошла директору информбюро на пользу — он, кажется, понял, что в некоторых вопросах излишняя осторожность может обернуться нешуточной опасностью.

Илью Васильева уволили из информбюро, и он, не дожидаясь повестки, пошел в армию вольноопределяющимся и погиб в мае двенадцатого года где-то под Краковом.

А у присвоившего его проект замначальника третьего отдела нашлись и другие грешки, так что заключенный Яков Варшавский сгинул на Вилюе годом позже.

Глава 24

В конце января почти одновременно произошли три события: капитуляция гарнизона Дарданелл, выход из войны Румынии и вступление в нее (понятное дело, на нашей стороне) Испании — как говорится, лучше поздно, чем никогда. Правда, Крит с военно-морской базой пока оставался в руках англичан, но немцы уже начали готовить десантную операцию по его захвату.

В результате нашего декабрьского наступления Польша оказалась отрезанной от Австрии, то есть в окружении. Но бросок на Варшаву пришлось отменить, потому как поляки успели-таки прилично укрепить и это направление. Зато удалось прорвать блокаду Бреста, и теперь он находился не в окружении, а на вершине выступа.

Примерно в таком положении обстановка продержалась весь февраль. Война шла только в небе, причем в основном над Англией, и на море, где продолжался отлов одиночных кораблей противника или что-то ему везущих нейтралов. Но прямо с первого марта начались новости.

Как всегда, если не случалось ничего экстренного, я проснулся в девять, быстро выпил чая с бутербродом и отправился к себе в кабинет. На вопрос «есть ли новости» секретарь не стал, как весь последний месяц, отвечать «интересных нет, обзор остальных в папке», а выпалил:

— По сообщениям из Бреста, в Варшаве восстание!

— Опять? — удивился я. — Сколько можно восставать, блин, на одном и том же месте… Сейчас-то там кто против кого?

— Восстание подняли евреи, — пояснил секретарь, — а вот против кого — ни в одной радиограмме не говорится. Надо думать, или против поляков, или против австрийцев, больше там вроде никого и нет.

Я взял тексты двух радиограмм и прошел в кабинет. Прочитал сам, отложил… Да, дело ясное, что дело темное. И, главное, ведь только вчера говорил по телефону с Немнихером, и тот ни полусловом не обмолвился ни о каких восстаниях! Это, конечно, могло означать, что данный господин ведет двойную игру, но подобное мне представлялось маловероятным. Вариант, что восстание готовилось в Израиле, а Арон Самуилович об этом не знал, я даже не стал рассматривать, потому как быть не в курсе таких вещей этот пройдоха ну никак не мог. Я уже совсем было собрался приказать дать прямую связь с израильским МИДом, но оттуда меня опередили. И вскоре я слушал взволнованный голос еврейского министра иностранных дел:

— Георгий Андреевич, вы, наверное, в курсе последних новостей из Варшавы…

— А как же, — буркнул я, — довольно интересные новости, между прочим. Как это вас угораздило?

Несмотря на то, что разговор шел по телефону, четко понял, что в данный момент собеседник прижал лапки к груди, причем ухитрился сделать это не отрывая трубки от уха.

— Ваше высочество, для нас это даже большая неожиданность, чем для вас! — клятвенно заверил маня Немнихер.

— Тогда мне не очень понятно, почему вы до сих пор находитесь в Тель-Авиве. Вы же министр иностранных дел, и какие такие иностранные дела могут быть в самом центре израильской территории, тогда как в Польше, которая, как ее ни считай, по отношению к Израилю самая что ни на есть иная страна, творятся столь интересные вещи?

В общем, мы договорились, что к вечеру Арон Самуилович на своей «Кошке» прилетит в Иркутск, где его уже будет ждать «Пчелка», на которой он тут же вылетит в Питер.

Пока дипломат летел, ситуация начала помаленьку проясняться. Утром второго марта в Варшаве заработала мощная радиостанция, которая огласила обращения штаба восстания ко всей Польше, где содержался призыв поддержать варшавян, и к русскому императору. В этой части объяснялось, что власть находится в руках патриотов, верных подданных Российской империи, которые таким образом принимают посильное участие в борьбе этой самой империи против мировой финансовой олигархии. Ну, а дальше там шло то, что лично у меня ассоциировалось только с истошным воплем «помогите!!!». В общем, было понятно, что через день-другой австрийцы с еще оставшимися в Польше англичанами опомнятся и раскатают это восстание в блин, причем, скорее всего, вместе с Варшавой.

Кстати, эти патриоты вообще-то хотели арестовать Пилсудского, но у них не получилось. И хорошо, подумал я, а то ведь наверняка повесили бы, а мы разбирайся потом, настоящий он был или поддельный. Нет уж, это мы сделаем сами, после войны и с соблюдением всех формальностей.

Причиной же заварушки стало понимание тамошним населением двух простых фактов — дни независимой Польши сочтены, это раз, и двери Магаданской губернии гостеприимно распахнуты, это два. Получать индульгенции индивидуальным порядком было уже поздно, и вот, значит, некая инициативная группа вдруг ощутила мощный порыв патриотизма.

Генерал Ноги уже прислал шифрограмму, в которой он утверждал, что прямой удар от Бреста на Варшаву вполне по силам его армии, в ответ на что ему пришел мой (как заместителя главнокомандующего) приказ быть готовым к наступлению, начиная с пятого марта. Но все-таки не очень мне нравилась мысль, что для спасения непонятно откуда вылезших инсургентов придется штурмовать построенный по всем правилам укрепрайон. Правда, на штурм пойдут японцы, а у них на островах уже вроде наблюдаются признаки перенаселения, но все равно нехорошо.