Шелест. Гимназист - Константин Георгиевич Калбанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воспользовавшись его замешательством, я извернулся и захватил шею волхва сгибом ноги. Ещё один доворот телом, и я завалился на бок, едва расслышав влажный хруст позвонков.
— Какого хрена! — донёсся до меня возмущённый крик Матвеева. — Элка, ты на хрена его с собой взяла⁈
— Спокойно, Филипп. Чего теперь-то орать. Видишь, крестьяне обеспамятели, значит, мертвее мёртвого наш волхв. Шелест, зачем?
— Он ушёл бы, — купируя боль и сдёргивая с себя тлеющую одежду, произнёс я.
— Мы специально не разряжали «Огненные шары», чтобы ударить ему под ноги, когда он активирует портал, — пояснила Эльвира Анатольевна.
— Мне откуда было это знать. И потом моя сестра…
— У неё ещё целых девять дней. Мы бы сегодня выпотрошили его до дна и порешили при оказании сопротивления. А теперь что прикажешь делать? — развела она руками.
— Воспользоваться его записями, — пожал я плечами и тут же поморщился, так как принятых мною мер по обезболиванию оказалось явно недостаточно.
— Ты их нашёл? — удивилась Рябова.
— В этом домике его кабинет, и там полно бумаг, книг и рабочих тетрадей. В крайнем случае есть выжившие крестьяне, которые просто без сознания. Вряд ли он так уж хоронился от них, если все они носили узор «Повиновения». Нужно просто их допросить и вызнать, где находятся его тайники, как и капище. Вот и всё.
— Да уж теперь придётся, — вздохнул Матвеев и начал отдавать распоряжения. — Эльвира, давай в домик, проверь кабинет. Молодой, ты как? Двигаться в состоянии или нужна помощь?
— Ожоги не мешало бы обработать, но пока могу и потерпеть.
— Тогда обходим крестьян, раненых добивай, врачевать их некогда, обеспамятевших вяжи и стаскивай сюда.
— Филипп, он же мальчишка… — попыталась было возразить Рябова.
— Нагадил, пусть подтирает, — резко оборвал её старший товарищ.
Интересно, а какого он тут раскомандовался, а она его слушает? Рябова, вообще-то, выходец из гвардии и преподаёт в гимназии стольного града княжества. Как у них тут сложилась такая иерархия? Когда-то служили вместе, и он был её наставником? Ну-у, как вариант.
Помнится, я к своему ротному со всем уважением даже спустя годы. К тому моменту у меня за плечами имелся солидный боевой опыт, а он, дослужившись до комбата, успел позабыть, каково оно было в Чечне, белил бордюры да красил газоны перед проверками.
Но это сейчас, а тогда там молодому лейтенанту было так же ссыкотно, как и нам, но он засунул страх за себя любимого глубоко-глубоко и стал бояться за нас. Подбадривать, покрикивать, раздавать пинки, тянуть, хватать, тащить и толкать. За что ему спасибо. Да, потери у нас были серьёзные, но если бы не этот каждый раз едва не обделывавшийся летёха, мы там вообще все полегли бы. И я этого забывать не собирался…
Прежде чем идти вязать пленников, я решил обыскать труп Седова. Ничего не знаю. Что с бою взято, то свято. Ну-у-у… Во всяком случае, попробовать-то можно. Тем паче, что в кабинете имеется порядка двадцати тысяч, и я готов отказаться от своей доли. Деньги не проблема, а вот приобрести бриллианты задачка нетривиальная. Мало что дорогой товар, так ещё и не достать.
— С трофеями потом разберёшься. Делом займись, — одёрнул меня Матвеев…
Вообще-то, выбора у крестьян не было. Сначала их продали, как скотину, потом заклеймили, вынудив верно служить своему господину. Да прикажи он матери с узором «Повиновения» убить родное дитя, и она без промедления и сомнений сделала бы это, считая своим долгом. Так что добивание раненых я полагал самым настоящим убийством. В бою или упырь какой, это одно, а вот так уже совсем иное. Я до подобного никогда не опускался. И не собирался делать это сейчас. Поэтому раненым наложил повязки из отрезов их же одежды и стащил к центру хоздвора, как и было велено.
Однако Матвеев мой душевный порыв не одобрил и осуждающе покачал головой. Но и говорить ничего не стал. Так мы и трудились молча, пока выжившие не закончились. Четверо просто в беспамятстве и пятеро ранены, трое из которых настолько тяжело, что без немедленной помощи одарённого лекаря однозначно не жильцы. Но Матвеев оказывать им помощь не собирался, хотя бранное лечение наверняка знает.
— Порядок, Филипп, есть рабочие дневники. Не знаю, какого чёрта он держал их здесь, но на первый взгляд тут всё, что нужно. Там ещё и книга старинная, страницы пергаментные с руническими письменами, — довольным тоном сообщила вышедшая из домика Рябова.
— Вот оно как. Похоже, и впрямь то, что нужно. Значит так, молодой, всё, что на трупе, твоё. Что с бою взято, то свято. До остального не вздумай тянуть свои загребущие ручонки. Понял ли?
— Вообще-то, там ещё и золото с серебром. — Я всё же не удержал на поводке свою жабу.
— Ты на казённое добро роток-то не разевай. Хоть понимание-то имеешь, что на трупе найдёшь?
— Имею. Как минимум два бриллианта в общем карат эдак на двенадцать, а то и больше.
— Молодец, сообразительный.
— А больше-то почему? — поинтересовалась Рябова.
— Так я в него две пули на пару сотен люм всадил.
— Ты стрелял обычными пулями, — покачав головой, возразила она.
— Это как так? — удивился я.
— Он нужен был нам живым, — ответила она и, достав из бокового кармана две пули с вязью плетений, протянула мне.
— То есть вот так вот значит.
— Значит так, Пётр Анисимович. Я же тебе говорила, дело государственной важности.
— Вы в отставке.
— Я давала присягу, а значит, буду служить России до самой кончины. Собирай трофеи, приведи лошадей, пока девчата не пришли в себя, а после оседлаешь парочку из этой конюшни и сопроводишь сестру и боярышню Столбову в Воронеж. О том, что тут случилось, никому ни слова. Вас ещё навестит экспедитор Тайной канцелярии.
— Экспедитор?
— Ты, часом, не подумал там, малец, что мы всё это решили прикарманить? — возмущённо вздёрнул брови Матвеев.
— Да не подумал я ничего такого. Просто вы учителя, и Тайная канцелярия…
— Вот потому что учителя, мы и умываем руки, — пояснила Рябова
— Эльвира Анатольевна, вы это… Не посмотрите девчат? А то я им по скулам прикладом, чтобы связать и не пустить в драку.
— Останутся синяки или нет, они тебе этого всё рано не забудут, — хмыкнула она.
— Да не в этом дело. Я Лизе, кажется, челюсть сломал.
— Чего ты сделал? — хмыкнул Матвеев. — Ну, т-ты силё-ён…
Глава 22
— С этим я ещё ознакомлюсь. — Император накрыл ладонью папку, лежавшую перед ним на рабочем столе. — А пока коротенько доложи, Александр Иванович, как обстоят дела.
Шувалов не блистал умом, но имел одно неоспоримое достоинство, он всегда был предан императору сначала старшим товарищем по детским играм, а после соратником и сподвижником.
С момента совершеннолетия и самостоятельного восшествия на престол император Пётр назначил его на должность начальника Тайной канцелярии. И с тех пор тот руководил этой едва ли не самой важной службой. Причём, несмотря на невыдающиеся личные качества, кадры он подбирал с умом и от их дельных советов не отмахивался.
Как результат, за достигнутые успехи десять лет назад император даровал ему титул боярина. И все поговаривали, что эдак он вскорости и в князья выйдет. Вполне возможно, сам император такого оборота не исключал и, мало того, старательно подводил к этому. Ещё один княжеский род, пусть и новоявленный, искренне поддерживающий престол, лишним всяко-разно не будет.
— Государь, выездом на место мой экспедитор установил, что слух о некоем одарённом, вызнавшем секрет волхвов об обращении людей в оборотней, правдив.
— Та-ак, — подался вперёд император. — Дворянчика того схватили?
— Нет, государь, он был убит при задержании.
— Кто посмел⁈ — вскинулся Пётр.
— Мальчишка гимназист, спасавший сестру. Но захвачены все его бумаги и дневники с описанием ритуала, — поспешил успокоить государя Шувалов.
— Бумаги это всего лишь бумаги, — отрезал Романов.
— Я потому и не спешил с докладом, государь. Экспедитор с помощью двух учителей гимназий сумел провести ритуал, обратив в оборотней двоих крестьян, которые к следующему новолунию полностью превратятся в волколаков.
— Хм. Ну, ладно, хоть так. Отчего не доложил сразу? Почему отправил только одного экспедитора? Что за небрежение, Александр Иванович? — успокоившись и откинувшись на высокую спинку кресла, с ленцой возмутился Пётр.
— Не хотел привлекать к этому делу лишнее внимание. Слухи так слухами и останутся, а похищение двух девиц представим как торговлю людьми. Они сейчас в шаге от инициации, а такие невольницы в цене.
