Вой оборотня - Владимир Лосев

Похоже, мне изрядно досталось, возможно, и раны есть, просто сейчас они не чувствовались. Тело едва двигалось, преодолевая жуткую усталость, словно уже неделю находилось без сна и отдыха. Слабость накатывала такая, что на меня можно было дохнуть и я бы тут же распался на отдельные, не связанные между собой фрагменты, и умер в очередной раз.

Охнув от боли в вывихнутой руке, я бросил сумрачный взгляд по сторонам, и то, что увидел, меня сильно озадачило.

Молоденький перевертыш уже вернулся в свой человеческий облик, правда, фигуру обнаженной девушки портил арбалетный болт с серебряным наконечником, торчавший между двумя приятной формы грудками. Из распоротого горла оборотня торчал окровавленный кончик моего оберега с привязанной к нему кожаной бечевкой, на которой он висел раньше.

Серебряный болт достался и старушке, он торчал у нее между лопаток. Бабка тоже после гибели вернулась в истинный облик. Это было странно. Похоже, пока я лежал без сознания, кто-то добил всех перевертышей. Видимо, нашелся доброхот, если только это все не кажется.

Я потер рукой лоб и выругался, обнаружив, что часть кожи там у меня сорвана и свисает лоскутом на глаза.

Стало понятно, откуда все время сочится кровь, застилавшая все вокруг багровой пленкой. Кое-как приладив кожу на место, я протер рукавом брови и веки, чтобы нормально видеть, и огляделся. Труп матерого волка, под которым пять минут назад я лежал, задыхаясь от запаха волчьей шерсти, уже превратился в тело сухонького мертвого старичка с моим кинжалом в груди.

В нем серебряного болта не было, так что этого точно убил я. Думаю, девушку тоже можно записать на мой счет – арбалетный болт вбили ей в сердце только для того, чтобы прекратить агонию.

Итак, все сложилось удачно – мои враги умерли, а я остался жив. Только радости никакой, одна усталость и боль.

Хорошо бы поблагодарить неизвестного спасителя и отправиться на постоялый двор смывать с себя кровь и мазать полученные раны целебной мазью. Хороший день получился, насыщенный – дважды чудом остался жив…

Интересно, кто же меня спас? Я сумрачно огляделся по сторонам.

Слышал, что бывают разные случаи, иногда оказывается, что тебя спасают совсем не из человеколюбия, а просто потому, что ты нужен для жертвенного камня, и это значит только то, что тебя убьют позже.

В этом городе у меня нет ни врагов, ни друзей, выходит, и помогать мне некому. Впрочем, не стоит думать, что нападение оборотней – это месть банды подростков.

«Не было врагов и друзей до этого дня, – мрачно уточнил я. – Теперь, похоже, есть и те, и другие. А вот кто – враг, кто – друг, еще предстоит узнать…»

Вопросов у меня накопилось много, но следовало поторапливаться, ночь уже закрывала город плотной пеленой мрака. Фонари здесь, как я успел заметить, горят только в районе холмов, где живут богачи, а это довольно далеко отсюда, так что пора уходить, иначе в темноте не найду дорогу обратно. Когда было светло, и то заплутал…

Но перед этим следовало вытащить кинжал из трупа, он мне еще может пригодиться, да и следов оставлять не стоит.

Утром мертвецов найдут стражники и станут искать убийцу. Оставлю хоть что-то – стражи быстро выйдут на меня, хозяин постоялого двора и продаст, когда увидит, что я вернулся весь в крови. Не думаю, что мне поверят в историю об оборотнях, скорее решат, что обычный грабитель, напавший на мирную чету, чтобы отобрать у них денежки, а по законам королевства за такое грозит смерть на колу – лучше не искушать судьбу, и так она ко мне не всегда благосклонна.

И амулет надо вытащить, как мне ни противно сейчас к нему прикасаться, но слишком долго он висел у меня на шее, пропитался мной, а значит, может привести ко мне. Есть у них чародеи или нет, все равно лучше не рисковать.

Да и дорог он мне. Мой знакомый маг, тот самый, что его делал, сказал, будто этот кусочек серебра меня защитит от любой нечисти. Тут я вспомнил то количество золота, которое за него отдал, и решил, что явно переплатил – любой кусок серебра помог бы мне нисколько не хуже, чем этот исписанный непонятными мне письменами.

Горло пришлось девице разрезать заново, так как раны на оборотне заживают почти мгновенно, можно даже позавидовать: еще бы немного – и раны не осталось бы совсем, но девице не повезло, умерла раньше, чем успела все зарастить.

Я вытащил свой амулет, брезгливо обтер его о клочья окровавленного сарафана и стал вырезать из мертвых старческих тел короткие стрелы с серебряными наконечниками. Своего благодетеля мне подставлять тоже не хотелось, вдруг его болты имеют характерные метки, которые любому стражнику расскажут о том, кто стрелял, лучше любого свидетеля?

Я знал немало ребят, которые метили свои стрелы, чтобы потом их не путать с другими. Кое-кто оперение красил, а кто-то на древке ставил свои знаки. Это полезная привычка, если речь идет о стрельбе по соломенным матам, и очень вредная, когда стреляешь в людей.

Сам никогда ничего не метил – так меня приучили учителя, которые считали, что убийце лучше быть незаметным, а значит, таким должно быть и его оружие.

Я не убийца, но они правы, следы за собой лучше не оставлять…

Болты я тщательно очистил от крови балахоном старухи, внимательно осмотрел их на наличие меток, но ничего не увидел, возможно, из-за того, что уже стемнело.

Кстати, тело бабушки мне не представлялась старым, да и дряблой серой кожи на нем не было. Все женские прелести были налицо и в избытке – старушка оказалась очень приятной дамой бальзаковского возраста. Лицо, правда, покрывали морщины, но, когда я потер их тряпкой, часть смазалась, и стало понятно, что они нанесены обыкновенной печной сажей. Знаю этот фокус, им легко загримироваться под старика, но желательно близко ни к кому не подходить и не разрешать трогать себя руками.

Ветерок становился все прохладнее, и я начал замерзать. Сумерки сгустились настолько, что уже в паре шагов ничего не было видно, так что к старику подходить я не стал, вытер руки и лицо от крови и направился прочь.

Мои ножи заняли привычные места в рукавах, кинжал на поясе, а оберег, все еще липкий от крови перевертыша, висел на груди у сердца, рядом с подаренным мне отцом – у того кольца все время крутились, немного раздражая – не могу сказать, что это мне нравилось. И без оберега страшно, руки до сих пор дрожали. Я все время ждал, что кто-нибудь из оборотней оживет и кинется на меня. Больше всего я боялся, что это будет кто-нибудь из женщин. У меня к ним другие чувства. Когда трогал их тела, ярость и страх смешивались с желанием.

Думаю, еще долго буду вздрагивать, глядя на милых девушек, какое-то время стану держаться от них подальше. А может, вообще больше ни к одной не подойду! Подходишь к милой девушке, раздеваешь ее, даже не понимая, что целовать тебе придется не пухлые губки, а жуткую пасть.