Ночь длиною в жизнь - Тана Френч

Все еще шел дождь, безжалостные капли упорно барабанили по стеклу, холодный сквозняк просачивался в щель и расползался по оранжерее, словно дым. Я вдруг поймал себя на том, что, как много лет назад, собираюсь отыскать чертову щель и замазать ее. Оливия потягивала вино, я рассматривал ее отражение в стакане. Потемневшие глаза уставились на что-то, что видела только она.

— Почему ты мне не рассказала?

Оливия не повернула головы.

— О чем?

— Обо всем. Давай начнем с того, почему ты ни разу не говорила, что моя семья тебя не волнует.

Она пожала плечами.

— Ты никогда особо не рвался обсуждать их. И мне казалось, что об этом не нужно говорить. Какие у меня могут возникнуть проблемы с людьми, которых я никогда не видела?

— Лив, — сказал я, — сделай одолжение: не валяй дурака. Я слишком устал. Мы с тобой сейчас в стране «Отчаянных домохозяек» — в оранжерее, прости Господи. И это не похоже на те оранжереи, где рос я. Моя семья больше напоминает героев фильма «Прах Анджелы». Твоя судьба — сидеть в оранжерее и пить кьянти, моя — торчать в многоквартирном доме и решать, на какую гончую грохнуть пособие по безработице.

Оливия слегка скривила губы.

— Фрэнк, я поняла, что ты из рабочих, стоило тебе открыть рот. Ты никогда этого не скрывал. И я все равно с тобой гуляла.

— Ага. Леди Чаттерлей со своим дикарем.

Неожиданно нас обоих словно пронзило. Оливия повернулась ко мне; в смутном свете, сочившемся из кухни, ее лицо было худым, печальным и очаровательным, как на праздничной открытке.

— Ты ничего такого не думал, — сказала она.

— Никогда, — подтвердил я, поразмыслив. — Наверное, никогда.

— Ты был мне нужен, только и всего.

— Только и всего — пока на горизонте не появилась моя семья. Может, я был тебе нужен, но вряд ли тебе нужен был мой дядя Берти, который обожает соревноваться, кто громче пукнет; или моя двоюродная бабка Консепта, которая расскажет, как сидела в автобусе позади индусов — «и вы бы видели их головы»; или моя кузина Натали, которая перед первым причастием семилетнего сына отвела ребенка в солярий. Конечно, лично я вряд ли доведу соседей до обширного инфаркта — разве что до сердцебиения, — но мы оба понимаем, как на мое семейство посмотрели бы партнеры твоего папы по гольфу или подруги, с которыми твоя мама любит ходить в рестораны. Просто классика «Ю-тюба».

— Не буду делать вид, что это неправда или что я об этом не думала, — сказала Оливия, вертя стакан в руках. — Да, сначала я считала, что раз ты с ними не видишься, то так проще. Не в том дело, что они недостаточно хороши; только… так проще. Но Холли… Она заставила меня по-новому взглянуть на все, Фрэнк. Я хотела, чтобы она познакомилась с твоими родственниками. Это ее семья. Это важнее любых соляриев.

Я сел на диван, сделал еще глоток и попытался освободить в голове место для новой информации. Не то чтобы я удивился, вовсе нет. Оливия всегда была для меня полной загадкой, в любой момент наших отношений, а особенно тогда, когда я начинал думать, что знаю ее насквозь.

Когда мы встретились, она работала юристом в прокуратуре, хотела отправить под суд мелкого наркодилера по кличке Крохотуля, захваченного в ходе облавы отдела по наркотикам. Мне требовалось оставить его на воле, потому что я потратил шесть недель, чтобы стать лучшим корешем Крохотули, и мы явно не исчерпали открывавшихся широких возможностей. Я явился в кабинет Оливии, чтобы лично уговорить ее. Мы спорили целый час, я сидел на ее столе, тратил ее время и смешил, а когда стемнело, пригласил ее поужинать, чтобы мы могли продолжить спор в комфортных условиях. Крохотуля получил несколько лишних месяцев свободы, а я — право на второе свидание.

Она была совершенно особая: элегантные костюмы и неброские тени для век, безупречные манеры и бритвенно-острый ум, длинные ноги, завидное упрямство и напор, который ощущался физически. О замужестве и детях она думала меньше всего, что — по крайней мере с моей точки зрения — служило залогом добрых отношений. Я только что расплевался со своей очередной — седьмой или восьмой по счету, не помню, — которая начала за здравие, но скатилась в занудство и истерики примерно через год, когда отсутствие моих серьезных намерений стало очевидным для нас обоих. Если бы таблетки давали стопроцентную гарантию, мы с Лив жили бы так достаточно долго. Но вместо этого случилось венчание в церкви со всеми причиндалами, свадебная церемония в роскошном имении, дом в Долки — и Холли.

— Я не жалел ни секунды. А ты?

Она на мгновение задумалась — то ли над вопросом, то ли над ответом.

— Нет. Я тоже никогда.

Я протянул руку и накрыл ее ладонь, лежавшую на колене. Кашемировый джемпер был мягкий и теплый, а форму ее руки я помнил, как свою. Я поднялся, принес из гостиной плед с дивана и накрыл плечи Оливии.

— Холли так хотела о них знать, — сказала она, не глядя на меня. — Они — ее семья, Фрэнк. Семья не пустой звук. Холли имеет право.

— А я имею право на свое мнение. Я пока еще ее отец.

— Знаю. Мне надо было сказать тебе, уважать твои желания. Но… — Оливия затрясла головой; полумгла наложила тени под ее закрытые глаза. — Я знала, что, если заведу разговор, все выльется в громадную перебранку. А у меня не было сил. И я…

— Моя семья — безнадежное болото, Лив. Со всех сторон, как ни взгляни. Я не хочу, чтобы Холли была на них похожа.

— Холли — веселая, общительная, здоровая девочка. Ты это знаешь. Это ей никак не навредило, ей нравилось там бывать. Такого никто не мог предвидеть.

Я лениво задумался, правда ли это. Лично я мог бы поспорить на деньги, что как минимум один из моих родственников кончит плохо и мутно, хотя на Кевина я бы не поставил.

— Я спрашивал, чем она занималась, а она рассказывала, как ходила на каток с Сарой, как они делали в лаборатории вулкан… Весело, как синичка, без запинки. Я ни разу не заподозрил, что она что-то недоговаривает. Это меня убивает, Лив. Просто убивает.

Оливия повернулась ко мне.

— Все не так страшно, Фрэнк. Холли не воспринимала это как ложь тебе. Я объяснила ей, что лучше немного подождать, не рассказывать тебе, потому что ты серьезно поссорился с родителями. Знаешь, что она мне ответила? «Когда я подралась с Хлоей, то всю неделю даже не хотела про нее думать, чтобы не плакать». Она все понимает.

— Я не хочу, чтобы она меня защищала. Никогда. Я хочу наоборот.

В лице Оливии появилось что-то чуть лукавое и печальное.

— Послушай, через несколько лет она станет подростком, все изменится…

— Знаю, — сказал я. — Знаю. — Я представил Холли, разметавшуюся в постели наверху, залитую слезами, и вспомнил ночь, в которую мы зачали ее: низкий торжествующий смех в горле Оливии, пряди ее волос, намотанные на мои пальцы, капельки пота на ее плечах.

— Утром с ней надо будет поговорить обо всем этом, — произнесла Оливия. — Лучше, если мы оба будем дома. Если хочешь, переночуй в гостевой спальне…

— Спасибо, — сказал я. — Было бы кстати.

Она поднялась, встряхнула плед и сложила его на руку.

— Постель готова.

Я поднял стакан:

— Сначала допью. Спасибо за стакан.

— И не один, а много… — В голосе Оливии сквозил призрак улыбки.

— За это тоже.

Она остановилась за спинкой дивана и осторожно опустила кончики пальцев мне на плечо.

— Кевин… Такое несчастье…

— Мой младший братишка… Не важно, выпал он из окна или как… Я должен был его поймать.

Лив задержала дыхание, словно решила сказать что-то важное, но вместо этого просто вздохнула.

— Фрэнк!

Ее пальцы соскользнули с моего плеча, оставив маленькие пятнышки холода там, где только что было тепло. Дверь с тихим щелчком захлопнулась.

14

Когда Оливия легонько постучала в дверь гостевой спальни, я вынырнул из глубокого сна и мгновенно впал в депрессию, даже еще не вспомнив толком всех подробностей. Слишком много ночей я провел в гостевой комнате, в период когда мы с Лив постепенно осознавали, что она не хочет оставаться за мной замужем. Сам запах этой комнаты — пустота с едва уловимым ароматом фальшивого жасмина — заставляет меня чувствовать себя больным, усталым и столетним, словно все мои суставы стерлись до крови.

— Фрэнк, половина восьмого, — тихо сказала Лив за дверью. — Поговори с Холли, пока она не ушла в школу.

Я спустил ноги с кровати и потер ладонями лицо.

— Спасибо, Лив. Я мигом.

Хотелось спросить, есть ли у нее какие-нибудь идеи, но за дверью уже слышался стук каблучков. Оливия ни за что не зашла бы в гостевую спальню — а вдруг я встречу ее в чем мать родила и попытаюсь соблазнить по-быстрому.

Мне всегда нравились сильные женщины, и это хорошо, поскольку после двадцати пяти лет других уже не встречаешь. То, что постоянно выпадает на их долю, любого мужчину расплющит и убьет, но женщина только ожесточается и идет дальше. Тот, кто утверждает, что не встречал сильных женщин, дурит сам себя: ему встречаются сильные женщины, которые умеют корчить гримаски и сюсюкать детским голоском, однако все равно упрячут его мужское достоинство в косметичку.