Ричард Длинные Руки – граф - Гай Орловский

Она нахмурилась.

– Высоко? Их не удается заставить лететь ввысь.

– Жаль, – сказал я. Огляделся по сторонам. – Эта пленка… она горючая?

– Нет. А что ты…

Я поднес обеими руками шар к свече, подержал самую малость над пламенем, каждую секунду ожидая, что лопнет, однако ничего не случилось. Затем я просто выпустил шар из рук, он начал медленно подниматься. Леди Элинор смотрела выпученными глазами, а когда шаг достиг высокого свода, воскликнула:

– Как?.. Так ты волшебник?

– Я мужчина, – ответил я скромно, – знаю, что теплый воздух поднимается вверх, а холодный опускается вниз. Вы, конечно, такое не знаете, вас другому учили…

Она спросила быстро, все еще не понимая и посматривая то на меня, то на шар, что перекатывался по своду:

– При чем здесь…

– Восходящие потоки, – объяснил я. – Почему дым из трубы поднимается вверх? Почему орел может парить, всего-навсего раскинув крылья?..

Она пробормотала:

– В самом деле?.. А ведь действительно никакого волшебства…

– Знание – сила, – ответил я скромно. – Сейчас воздух в шаре остынет, сравняется с температурой того, что вне шара, и тогда начнет опускаться. Оболочка хоть малость, но весит.

Леди Элинор подняла взгляд, и шар, словно повинуясь ее воле, начал медленно снижаться. Она вздохнула.

– Однажды я видела такие же шары, но только огромные… В самых маленьких пламенели дивные цветы, а в самых крупных я увидела такие сказочные деревья, что сердце едва не остановилось от счастья! Эти шары плыли со стороны океана над волнами. Их было множество: десятки, даже сотни… Они двигались не спеша, величаво, но некому было любоваться их невиданной красотой. Я тогда стояла на вершине утеса и смотрела в океан. Если бы не эти шары, я бы, наверное, бросилась в волны, так мне тогда было худо… Шары подплыли наконец к нашей Великой Стене и, не останавливаясь, начали подниматься, все так же медленно и красиво. К каменной стене не прикасались, как раньше не касались волн. Я стояла вся не своя, ощущение красоты нахлынуло с такой силой, что я, не помня себя, не отрывала взгляда, пока они не поднялись до самого гребня, я увидела их на расстоянии протянутой руки, но коснуться не смогла, зато во всех подробностях рассмотрела прекрасные цветущие деревья… Я раньше видела только как цветут яблони, груши, вишни, еще кустарники, но ветви этих деревьях настолько усыпаны цветами сказочной красоты, что мое сердце едва не разорвалось от счастья видеть такое, я плакала, что-то говорила, пела и смеялась, а когда опомнилась, я была уже далеко от скал и моря. А шары все удалялись, постепенно поднимаясь в воздух, а я бежала за ними, пока могла видеть…

Она порывисто вздохнула, лицо стало печальным, но не подурнело, а как бы чуть очеловечилось.

– Кто-то придумал хороший вид транспортировки, – согласился я. – Наверное, торгует цветущими деревьями.

Она покачала головой:

– Скорее, один маг посылает другому. Чтобы тот посадил в своем саду, а заодно и увидел силу чар посылающего.

– Не всегда же чародеи дерутся, – поддразнил я.

– Всегда, – возразила она.

– Но мог же он послать эти цветы женщине? – спросил я. – Был бы я чародеем, всегда посылал бы через океаны и моря цветы любимой женщине. Не убитых же оленей ей посылать! Или срубленные головы врагов.

Она хмыкнула:

– Как раз такие подарки делают чаще всего.

– Не знаю, – возразил я, – но в моем спокойном краю женщинам дарят цветы.

Она посмотрела на меня в задумчивости, вздохнула.

– Ты достаточно осведомлен о жизни господ, – заметила она. – А говоришь, что только однажды был в замке!

Мне почудилось в ее ровном голосе подозрение, я ответил с обидой:

– Ваша милость! А при чем здесь замок? В нем я был один раз, а вот сами господа не раз проезжали через наше село то на охоту, то на отдых в лес… у них была такая дурь – отдыхать в лесу! Как будто в замке не лучше. И еще приезжали смотреть на курдлей. И когда у вдовы Джона родилось сразу пятеро, господа приехали и решали: от нечистой силы это дети или же кузнец из-за речки постарался… Ваша милость, мы люди простые. Неграмотные, ума нам от природы дадено мало, зато чувствительности много! Вот что я вам скажу: у вас какая-то беда, но ведь жизнь продолжается, ваша милость… Жизнь продолжается. Что бы ни случилось, нельзя всю жизнь убиваться. Иначе бы людей на земле вовсе не осталось!.. Надо жить, ваша милость.

Она помолчала, потом подняла голову, на бледных губах проступила слабая улыбка. Глаза оставались печальными, но голос прозвучал почти твердо:

– Ты прав. Жизнь продолжается, хотя и не так, как нам бы хотелось.

– Жизнь – замечательная штука, – сказал я твердо и добавил важно: – Если ею правильно пользоваться.

Она невольно улыбнулась.

– Как жизнь ни люби, как ею ни пользуйся правильно, она тебя все равно бросит.

– Жизнь, – возразил я, – это зеркало. Улыбнись ей, как вы улыбнулись щас, и она улыбнется вам в ответ! А улыбнешься ширше…

– И она покажет зубы, – вздохнула она, взглянула внимательно. – Порой кажется, что моя жизнь – это несчастный случай, растянутый на десятилетия. Меня с детства учили, что десять друзей сделают мою жизнь комфортной, а сама я узнала, что один враг – еще и увлекательной…

На ее лицо снова набежала тень, я сказал торопливо:

– Да-да, жизнь как птица – летит незаметно, а следы на тебе оставляет. Но, ваша милость, старые люди говорят, что если ничего не ждешь от жизни, может быть, жизнь что-то ждет от тебя?.. У вас есть Родриго, а мальчик уже в возрасте… пажа. Пора ему начинать учиться на рыцаря. Не дело молодому господину слушать бабьи сплетни да ругань пьяных мужиков!

Как я и ожидал, она сразу встрепенулась, мысли о погибшем герцоге отступили, материнский инстинкт – великое дело, даже выпрямилась, глаза сверкнули, не то гневом, не то яростью… и тут же словно из нее выдернули стержень, сказала с горечью:

– Да, у меня есть десять друзей в «зеленом клине»!.. Я со всеми в хороших отношениях. Но все-таки я никому не могу доверить единственного сына.

– Почему?

– Это такие друзья, что тут же воспользуются возможностью заполучить заложника.

Я смолчал, ее страшное одиночество видно уже по тому, что не только разговаривает со мной, челядином, и даже изливает душу, но что очень странно – советуется, что совсем уж немыслимо для владетельной госпожи. У леди Изабеллы хоть в гостях кто-то да торчит по многу дней, а замок волшебницы обходят стороной, побаиваются. Дружба дружбой, но магия – дело темное.

Она молчала долго, я уж решил, что обо мне забыли и, сохраняя такт, пора бы попятиться и, на всякий случай кланяясь почаще, выскользнуть за дверь, как она пошевелилась и сказала чужим голосом: