Небесные Посредники. Иудейские Истоки Ранней Христологии - Сборник статей

Теперь рассмотрим некоторые примеры первосвященнического и царского преображения Иисуса. Как уже было сказано, возвышение Иисуса хотя и описывается в различных текстах, но очень скупо. В Деян. 2:33 Петр, обращаясь к толпе, говорит о воскресшем Иисусе, что Он был «вознесен» (ύψωθείς) и «воссел одесную Отца» (τη δεξιά ούν του θεού) во исполнение слов Иисуса, сказанных перед синедрионом: о том, что отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божией (έκ δεξιών της δυνάμεως του θεου) (Лк. 22:69). Это означает, как нам известно, что Иисус принял царскую и первосвященническую природу. В 1 Тим. 3:16 сказано, что Иисус «вознесся» (άνελήμφθη) «во славе» (έν δόξη). В Откровении Иоанна Иисус называется, помимо прочих эпитетов, «Агнцем закланным» (ώς έσφαγμένον), что означает Его священство (5:6), и «львом от колена Иудина», что указывает на Его царскую природу (5:5). Неоднократно Иисус предстает как небесное существо, ближайшее к престолу Бога (5:6 – 13). Более того, в 19:16 говорится, что на одежде и на бедре Его написано имя: «Царь царей и Господь господствующих» (Βασιλεύς βασιλέων καί, κύριος κυρίων). В гимне Послания к филиппийцам возвышение Христа связано с «именем», которое принял Иисус; этот элемент мы рассмотрим более подробно в следующем разделе. Дальнейшее описание дается в Послании к Евреям в том месте, где говорится о преображении Иисуса в первосвященника и Его вступлении в святая святых небесного храма. В самом деле, это преображение совершается в силу крестной жертвы Иисуса (Евр. 9:12–25), после которой он вступает в святилище небесного храма, дабы совершить окончательный ритуал Йом Киппур (Евр. 9:13–23) и воссесть одесную Бога (Евр. 12:2). Это означает, что Иисус воссел на престол благодати (Евр. 4:16; 8:1–2) и принял образ славы и силы Божий (Пс. 98; Пс. 102:19–20). Согласно Посланию к Евреям, Иисус это Первосвященник, «который воссел одесную престола величия на небесах и есть священнодействователь святилища и скинии истинной, которую воздвиг Господь, а не человек» (Евр. 8:1–2).

Следует упомянуть также повествование о страстях из Евангелия Иоанна, где Иисус описывается в терминах преображения, свершившегося уже во время страстей. Прибегая к высшей иронии, евангелист представляет Иисуса подлинным Царем и Судией. С самого начала страстей Иисус действует как владеющий ситуацией. Его ничто не застигает врасплох. Во время ареста в Гефсиманском саду он предстает как Богоявление перед римской когортой и служителями от священников и фарисеев, которые «пали на землю» (έπεσαν χαμαί) пред Его присутствием (18:6). На допросе у Каиафы и Пилата он не молчит, как в синоптических Евангелиях (за исключением одного места – 19:9), ибо Он есть царь, верный своей миссии – свидетельствовать об истине (Ин. 18:37). Будучи одет и увенчан как царь (19:2–3), Иисус не лишается своих одеяний вплоть до смерти на кресте. В соответствии с иронией Иоанна народ несколько раз взывает к Нему как царю (19) и признает царем на всех вселенских языках (латинском, греческом и еврейском) (19:20). Его царское достоинство подразумевает, помимо прочего, власть судить, которую Он и осуществляет, усаживаясь на судилище (έπί βήματος) (19:13). Пример царского и священнического достоинства Иисуса в повествовании о страстях из Евангелия Иоанна важен потому, что показывает: в эпоху написания Евангелий христианская традиция перенесла божественные качества, принятые Христом по воскресении, в Его земную жизнь. Это касается, как мы увидим ниже, не только качеств царских и священнических, но и отношения Иисуса к божественному Имени.

Между этими двумя возвышениями – Еноха и Иисуса – существует явное сходство. Оба персонажа становятся царями, священниками и посредниками между людьми и Богом. Но к настоящему моменту бросаются в глаза четыре различия. Первое различие – красочность, с какой описывается преображение Еноха, в противоположность крайней сдержанности при описании преображения Иисуса (очевидное исключение составляет книга Откровения Иоанна). Может создаться впечатление, что христиане изначально дистанцировались от визионерских элементов, свойственных некоторым еврейским традициям. Акцентируется не столько созерцание небесных реальностей, сколько вера в опыт Христа и его сотериологические последствия. Действительно, с самого начала христианская традиция подчеркивает уникальность опыта послушания Иисуса, Его смерти, вознесения и преображения в небесном храме, в противоположность опыту других ветхозаветных персонажей (Еноха, Авраама, Моисея, Мелхиседека, Софонии, Иакова и т. д.) или визионерскому опыту ранних иудейских мистиков Меркавы, которые возносились на небо, чтобы созерцать престол Божий и получить откровения об истории и природе космоса.

Иисус – единственный (других исключений, кроме Христа, нет), который поднялся на небеса, чтобы преобразиться через реальное воцарение и священническое помазание. Парадигматический образец такой динамики мы находим в Ин. 3:13, где сказано: «Никто не восходил на небо, как только сошедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах». Следуя той же линии, четвертое Евангелие неоднократно подчеркивает, что для христианина религиозный опыт веры важнее любого другого. Различные видения, относящиеся к небесному храму, престолу Бога или ангелам, отодвигаются в сторону. Не случайно в том же диалоге с Никодимом, когда Иисус готовится представить свидетельство об увиденном (имеются в виду небесные реальности) (Ин. 3:12), он начинает с разговора о том, во что следует верить в связи с его собственной идентичностью (Ин. 3:13–21). Для верующего Иисус стал спасителем. Любая другая информация – о структуре космоса или о некоторых откровениях относительно истории – представляется незначительной.

Второе различие состоит в том, что Енох восхищен на небеса при жизни, а Иисус, напротив, – после крестной смерти. Смерть Иисуса отсылает к живой иудейской традиции, которая усматривала в мученичестве праведника (Лк. 23:47; 4 Мак. 6:28–29)[546] и пророка – искупление за грехи народа и преддверие воскресения (2 Мак.; 4 Мак.). Крестная смерть Иисуса глубоко и своеобразно интерпретируется в свете Его посредничества между Богом и народом. Послушание Иисуса вплоть до последних следствий есть плод жизни с вполне конкретным набором альтернатив, главным образом связанных с царством Божиим. То есть речь идет об опыте, сосредоточенном на трансформации в социорелигиозной системе времени. Быть может, именно поэтому Послание к Евреям акцентирует действенность заступничества Иисуса за нас пред Богом (Евр. 9:24). Иисус принес окончательную жертву (Евр. 9:9), действенную благодаря Его крови (Евр. 7:27; 9:25; 10:11).

Третье различие связано с тем, что священническое и царское преображение Еноха совершается в рамках его новой ангельской идентичности. Уже в 2 Енох рассказывается, что Габриэль, один из славных архангелов Божиих, берет с собой героя, дабы тот мог всегда пребывать пред лицом Господа (2 Енох 9:7), что является основной функцией ангела. Вспомним также, что, будучи помазан и одет в новые одежды, Енох взглянул на самого себя и убедился в том, что подобен одному из славных Божиих (т. е. ангелу), при этом не заметив никакого отличия (9:31–23). Более того, Метатрон – не просто ангел, но главный ангел небесного сонма (10:3–4), Владыка Божьего Присутствия (1:9).

С Иисусом все обстоит иначе. Царское и священническое преображение Иисуса не предполагает принятия ангельского естества. Правда, существуют некоторые раннехристианские тексты, где говорится об ангельской природе Иисуса. Например, в Гал. 4:4 Павел, казалось бы, уравнивает «Ангела Божия» и «Иисуса Христа». Позднее Тертуллиан (De Carn Christi 14) и Епифаний (Haer. XXX. 16. 3) рассказывают, что эбиониты верили, будто Иисус был главным ангелом, превыше всех пророков и всех небесных существ. Нечто подобное встречаем в некоторых христианских текстах, таких, как Клементины (18, 4), Пастырь Гермы (Vis. V. 2; Com. V. 1.7; Sim. V. 4. 4; VII. 1–3, 5; VIII. 1. 1–2, 2. 1; IX. 1. 3, 1 2. 7–8) и Разговор с Трифоном-иудеем Иустина Мученика. Но это отнюдь не норма. Фактически ортодоксальным был противоположный путь. Ортодоксальные христиане, особенно с IV в., решительно дистанцируются от любых утверждений, приравнивающих Иисуса к ангелу. По сути, речь идет о нетварности Иисуса.

Наконец, раннехристианская традиция проявляет тенденцию к тому, чтобы задним числом приписывать некоторые царские и священнические качества воскресшего Иисуса Иисусу времени его публичного служения. Этот аспект не случаен. Дело выглядит так, как если бы некоторые христиане заимствовали определенные качества у преображенных патриархов и пророков находящихся теперь на небесах, чтобы явить их в конкретных измерениях публичной жизни Иисуса. Возвышение после воскресения утрачивает силу в связи с прогрессирующим превращением земного Иисуса в миф. Другими словами, Иисус предстает наделенным небесными качествами (царскими и первосвященническими) уже со времени Его служения на земле.