Маскавская Мекка - Андрей Волос

Вслед за тем экран загорелся изумрудной спиралью, и вкрадчивый голос произнес:

— Что возьму я с собой на морское дно?

Спираль тем временем непостижимым образом превращалась в зеленоватое русалочье лицо.

— Да, милый, — прокладки «Либертад!» Только с ними я чувствую себя свободно в любой стихии!

Русалка чарующе рассмеялась; тут же стала выгибаться, заводя руки за спину, отчего ее полные салатные груди выпятились и стали торчком; через мгновение так же непостижимо плавно она превратилась в птицу и упорхнула, оставив качаться золотую веточку, на которой, оказывается, сидела.

— Я могу идти? — устало спросила Настя, отводя взгляд от экрана.

— Подпишите, — сержант придвинул ей протокол. — Вот здесь: с моих слов записано верно… И время поставьте. Двадцать минут второго.

Она машинально пробежала записанные им сведения: ситикоптер госномер МАХ-1124… находилась на заднем сидении в качестве пассажира… заметила странные эволюции летательного аппарата… в момент удара почувствовала… что она почувствовала в момент удара? Да ничего, пожалуй. Даже страха не было. Должно быть, в момент удара она на несколько секунд потеряла сознание. А когда очнулась, дело уж было швах: Сергей сидел в кресле, неестественно запрокинув голову, и по тому, как была вывернута его шея, она сразу поняла, что он безнадежно мертв; Денис хрипло стонал, вытирая ладонями черное лицо; света не было; она стала дергать ручку двери; дверь не шелохнулась, и тогда в ней нашелся голос, чтобы закричать: «Денис! Денис!» Мелькнула мысль, что сейчас они загорятся. «Сука, падла!..» Хрипло и бессмысленно бранясь, Денис тяжело перевалился на заднее сидение; ей пришлось вплотную придвинуться к телу Сергея, Денис уперся в дверь ногами: захрустело; кажется, даже стало подаваться. Сергей смотрел вверх, глаза мертво поблескивали. Содрогаясь, она сунула руку во внутренний карман его пиджака и ловко извлекла скользкий бумажник. Денис все хрипел, упираясь; скорчер нашелся в боковом; дверь распахнулась со звуком лопнувшего шарика — пум!; от освещенных и мокрых плоскостей флайт-пункта уже бежали; вот наконец вспыхнули прожектора, нашарили… пламя, к счастью, так и не занялось, а уже откуда-то справа лупила струя пожарной пены…

Каковы итоги? В Маскаве — революция. Сергей — в черном мешке, очертания которого отпечатались, казалось, прямо на сетчатке. Денис — в госпитале. Алексей — пропал где-то в недрах «Маскавской Мекки». В сумке — скорчер. В бумажнике Сергея два десятка банковских карточек. Кое-где надписаны коды доступа — Сергей не надеялся на память… Сама она сидит, как дура, перед полицейским протоколом… еще коленка ноет. Она сплюсовала все это и передернулась, пытаясь унять дрожь. Что на ее месте сделал бы Леша? Хмыкнул бы, как один это умеет, и сказал: «Как нельзя более удачно все сложилось… Не находишь?» И покачал головой.

А потом?

А потом бы двинулся дальше.

Она торопливо расписалась.

— Я могу идти?

В эту секунду померк свет.

— Ого! — сказал лейтенант.

Он вскочил и подошел к окну.

Настя тоже встала.

Искусственное небо Рабад-центра погасло. Теперь только освещенные окна да нижние ярусы светильников вокруг зданий рассеивали тьму. Глаза привыкали к новому уровню освещения: начинали проглядывать черные ребра, на которых держался свод.

— Ничего себе!

Лейтенант громыхнул стулом, быстро нащелкал номер:

— Саладзе? Ты видел?.. Ну не знаю… не было? Откуда мне знать? Думаешь?.. А Балабука? Не отвечает? Ага… Странно. Ну ладно, звони.

Положил трубку и озабоченно повел носом, принюхиваясь.

— Скажите, — устало попросила Настя. — Как мне пройти на кисмет-лотерею?

— На кисмет-лотерею? — переспросил лейтенант. — Вобще-то я бы вам не советовал… Смотрите, что делается.

Она пожала плечами.

— Дело ваше. Второй этаж главного корпуса. Письменный зал. — Лейтенант взглянул на красную блямбу потолочного файр-детектора и снова потянул носом. — Что за напасть, дым откуда-то… Вам точно не нужна помощь?

Когда за ней закрылась дверь, лейтенант вздохнул и опять взялся за трубку.

— Саладзе! У тебя сигнализация молчит?.. Ага… Не знаю… кажется, дымком откуда-то потягивает. Да ладно, какой кальян… не болтай. А Балабука что? Не прорезался? И не отвечает? Ну, не знаю… Звони, если что.

Посидел, барабаня пальцами по листу бумаги.

Потом поводил пальцем по списку телефонов, набрал номер и долго слушал длинные гудки.

Бросил трубку, поднялся, подошел к окну и посмотрел вверх.

Свод оставался темным.

Лейтенант выругался и машинально поправил кобуру скорчера.

Голопольск, пятница. Изнанка жизни

Вязкая дождливая ночь стояла над городом.

В четвертом часу Александра Васильевна отперла дверь и включила свет в прихожей. Она бессильно сидела на стуле, с отвращением глядя на заляпанные сапоги. Ноги одеревенели от усталости. Кандыбу устроили в гостиничке (Степан Ефремович все чмокал и то и дело смотрел на нее в упор, но она решила не обращать на это внимания), Мурашин остался с ним, а Петька отвез ее к дому. В овальном зеркале отражалось бледное лицо, казавшееся чужим. Волосы растрепались, и уже не было никакого смысла причесываться. Ей хотелось думать о Николае Арнольдовиче, однако почему-то все связанное с ним — и томительность счастья, и сосущее чувство собственной нечистоты — померкло на фоне последних событий и казалось давно прошедшим.

Она тихо разделась и легла, стараясь не задеть похрапывающего Игнатия.

Сон не шел. События дня мельтешили перед глазами, меняя одно другое и путаясь. Время от времени одна из картин вспыхивала вдруг необыкновенно ярко. Культяпый памятник… черно-зеленая вода, вскинутые лапы коряг и бурлящий пузырь… заляпанная тиной тяжелая физиономия Кандыбы… чмокающие мясистые губы… широкое приветливое лицо Николая Арнольдовича… горячие руки… Она вздохнула и свернулась клубком, чтобы удержать ощущение уюта и нежности. Но Николай Арнольдович шагнул в тень, а вместо него опять заклокотало болото, из которого выдиралась черная фигура. Александра Васильевна содрогнулась, увидев гадкую зеленую слизь на мокром лице «первого» и тут же услышала звонкий голос: «Вы должны! Вы обязаны!..» Оказывается, это был ее собственный голос. Она снова секретарь пуговичной. Третий вопрос повестки дня — персональное дело товарища Гарахова. Постучав карандашом о графин и нахмурившись, Александра Васильевна обратилась к нему: «Вы должны, вы обязаны, товарищ Гарахов, честно рассказать своим товарищам о своих отношениях с товарищем Зарайской!»

Не первый раз приходилось ей обращаться к товарищам с подобным требованием, и она знала, что товарищ Гарахов поднимется бледный, похожий на водочный графин оттого, что весь покрылся не то потом, не то изморозью; знала, что начнет мекать, бекать, лепетать, оправдываться, а она, глядя в его перекошенное страхом и искренним раскаянием лицо, будет с брезгливым любопытством думать: да как же они, такие потные и жалкие, смеют позволять себе то, что позволяют? И даже попытается на мгновение вообразить их вместе, и увидит содрогающееся, пыхтящее, нездорово белокожее омерзительное четвероногое, принципиально не способное иметь представление о гумунистической морали… И почувствует гнев, и поставит затем на голосование по всей строгости — с занесением.

Но уже по тому, как бойко вскочил со своего места товарищ Гарахов, как выставил ногу, обутую в узконосую лакированную туфлю, как встряхнул чубом и повел плечом, Александра Васильевна поняла, что дело неладно. «Да кто ж это такой? — мучительно раздумывала она, следя за его павианьими ужимками. — Да разве был у нас такой ферт в ратийной организации? Если был, то почему я раньше его не замечала? А если не было, то откуда же он взялся?»

«Не так-то просто, товарищ Твердунина, рассказать о моих отношениях с товарищем Зарайской!» — воскликнул между тем Гарахов, подмигнув, и Александра Васильевна, возмутившись его развязностью, отметила все же, что голос у него оказался звучный, а губы — красные и сочные. «Разве расскажешь об этом словами! Слова бессильны здесь, товарищ Твердунина! — Он потряс головой, будто в ослеплении, а затем сказал, понизив голос и усмехнувшись двусмысленно и интимно: — Замечу только, что начинали мы с товарищем Зарайской из положения стоя, в соответствии с требованиями гумгигиены и законности!..»

«Что вы мелете?! — бешено крикнула Александра Васильевна. Постыдитесь! Прекратите болтать! Давайте ближе к делу!»

«Вот и я говорю, что нужно ближе к телу, — радостно осклаблившись, согласился товарищ Гарахов и тут же подошел к ней вплотную. — Да вы не бойтесь, товарищ Твердунина! Сейчас я вам покажу, как развивались наши отношения с товарищем Зарайской».